Это их война

— Любила?.. — Ее удивленный вопрос прозвучал, как пощечина, приводящая в чувство человека, теряющего сознание. Я посмотрела ей прямо в глаза и только сейчас поняла, что сказала слово «люблю» в прошедшем времени.

— Ты переворачиваешь все с ног на голову. — Пытаясь уйти от прямого ответа, сказала я и отвернулась. Не было сил выносить ее настойчивый взгляд. Ее присутствие угнетало. Сейчас хотелось одного: уединения и тишины. Чтобы обдумать все, что произошло за последние недели. Чтобы ответить на вопросы, которые беспощадно крутилось в моей голове. — Любила, люблю… Какая разница. Мы вместе и это главное. Павел достойный мужчина. И он заслужил, чтобы его любили… — Последние слова прозвучали так, словно я саму себя пыталась убедить в их правоте.

— Да-а… — Протянула Рита. И мне совсем не хотелось зацикливаться на той задумчивости, с которой она это произнесла. Устала. Морально устала, чтобы акцентировать на этом внимание. — Тогда остается пожелать вам счастья и любви на долгие-долгие годы.

Взглянув на Риту еще раз, я плавно перевела разговор, начав рассказывать о том, зачем собственно мы сюда поднялись. Я показала девушке все левое крыло дома, попутно думая, как поскорее избавиться от ее общества. Рита же в свою очередь очень внимательно слушала, задавая интересующие ее вопросы и одновременно восхищаясь убранством и красотой комнат, которые по ее мнению, были похожи на королевские покои. Не думаю, что ей действительно так казалось. Эта девушка не была похожа на ту, которую можно было удивить подобным. Но я не обращала на это внимание, делая вид, что верю каждому ее лицемерному слову.

Спустившись в зал, девушка тут же выхватила из толпы Дмитрия, и, вцепившись в него мертвой хваткой, начала о чем-то оживлено рассказывать. Парень кинул на меня взгляд, но я отвернулась. Не было сил на них смотреть. Вместо этого, пользуясь случаем, что никто не обращает на меня внимания, я решила удалиться с вечера. И только закрыв за собой дверь спальни, смогла выдохнуть скопившееся за день напряжение и, спустившись на пол, наконец-то подумать о том, что уже битый час не давало мне покоя.

Глава 20

Элина

Я понимала, что поступаю некрасиво. Я обязана была находиться рядом с Павлом. Но сбежала. И ни какое угрызение совести не могло заставить меня спуститься вниз, чтобы присоединиться к продолжению торжества. Я даже успела скинуть длинное платье, которое Павел подарил мне в честь сегодняшнего дня. Снять с тела дорогие украшения. И облачиться в лёгкое ситцевое платье, когда в спальню кто-то вломился.

Дверь с таким грохотом ударилась о стену, что я невольно подпрыгнула на стуле и молниеносно устремила взгляд в зеркало, перед которым сидела. Это был Павел. Он стоял в дверях, раскинув руки в стороны и упираясь ими о дверные косяки, и смотрел на меня. Его взгляд не предвещали ничего хорошего. Он был настолько незнакомым, далеким и чужим, что в какой-то момент мне стало не по себе и даже немного страшно. Он смотрел на меня с улыбкой, но на дне его тёмных зрачков сверкали недобрые огоньки, которые заставляли мое сердце биться быстрее.

Встав со стула и развернувшись к мужу лицом, я выдавила из себя слабое подобие улыбки и, сдерживая нервную дрожь, сказала:

— Паш, прости, что покинула вечер. Просто неважно себя чувствовала и…

Но он не дал договорить. Оттолкнувшись от двери, Павел направился ко мне, и я наконец-то смогла понять причину его странного поведения. Шатаясь из стороны в сторону, он шел на меня так быстро, что я непроизвольно сделала шаг назад и, прижавшись бедрами к трельяжу, почувствовала, как внутри начинается паника.

Я не узнавала Павла. Передо мною был совершенно незнакомый мне человек. Глаза которого горели недобрым огнем и заставляли мое тело сотрясаться от нервного озноба.

Перед глазами пронеслись картины моего детства, когда мать, будучи в таком состоянии бросалась на папу с кулаками. Ругалась матом. И при этом ее глаза были такими же красными и обезумившими. Пару раз она даже пыталась замахнуться на меня, но папа всегда оказывался рядом и ограждал меня от той боли, которую она стремилась причинить. Я очень боялась ее и только с возрастом стала понимать, что в такие моменты она не понимала, что творит. И всему виной был алкоголь, который искалечил и уничтожил так много человеческих судеб.

Сейчас же, стоя перед Павлом, я чувствовала себя беспомощной и разбитой. Я понимала, что помощи ждать неоткуда. С каждым его шагом холод охватывал мое тело все крепче, проникая внутрь и дробя сердце на мелкие кусочки. Дрожь усиливалась, а в горле стоял ком. Я знала, что нельзя просто стоять и ждать, что будет дальше, но онемевшее от страха тело не желало меня слушаться, живя своей собственной жизнью — жизнью той восьмилетней крошки, которая боялась лишним движением, словом навлечь на себя гнев пьяной мамы.

Прикрыв глаза, я стала ждать, что будет дальше. Но, когда почувствовала на своей пояснице холодные пальцы, которые в считанные секунды оторвали меня от трельяжа и прижали к Павлу, во мне наконец-то сработал инстинкт самосохранения. Приложив все силы, на которые только была способна, я впилась ладошками мужу в грудь и попыталась оттолкнуть его от себя, но он не сдвинулся с места. Только еще плотнее прижался ко мне, и, зарывшись лицом в распущенные волосы, обдал дыханием мою неприкрытую шею. Я замерла, надеясь на то, что этим все и закончится. Но не тут-то было. Продолжая держать меня, Павел стал медленно расстёгивать молнию платья, ведя холодными пальцами вдоль позвоночника. Неприятные мурашки покрыли все тело. А потом я услышала шепот, и все мое самообладание полетело к черту.

— Я все понимаю, милая. И не сержусь. — Медленно, преднамеренно растягивая каждое слово, говорил Павел, прижимаясь губами к уху и заставляя сердце тарабанить сильнее, — Я так соскучился. Ты точно сведешь меня с ума…

Я не хотела это слышать, слушать, чувствовать. Все, о чем мечтала — сбежать. Но его сильная хватка не давала ни единого шанса на спасение. Его руки по-прежнему держали меня в кольце, умудряясь при этом стягивать с меня одежду. Павлу было плевать на мое слабое сопротивление. Сейчас он горел одной единственной целью — заполучить то, что принадлежало ему по закону. Вот только мне ничего не хотелось. И каждое его прикосновение вызывало чувство жжения на теле и отвращения внутри.

— Нет, Паш, не надо… Прошу… — Мои ладошки продолжали колотить мужа в грудь, а из груди рвалось беззвучное рыдание. Но Павел игнорировал удары, продолжая бесцеремонно лапать мое тело и целовать шею, которая горела от его двухдневной щетины.

— Ты сводишь меня с ума, — как умалишённый, продолжал повторять он, срывая с меня бюстгальтер и впиваясь в сосок жадным поцелуем. Мой голос сорвался на плач, и я почувствовала, как по щекам побежали слезы, заслоняя собой реальность.

— Отпусти… Паш, не надо… Не так…