Это их война
Шрифт:
— Признайся, что хотел бы остаться…Скажи мне это…
Зарычав от наслаждения, Дмитрий подсадил меня на трельяж и, сорвав с себя одежду, одним резким движением пронзил меня возбужденной плотью. Я вскрикнула от неожиданности и, изогнувшись в спине, с готовностью ответила на его ритмичные удары. Сливаясь в одно целое, мы пытались быть ближе друг к другу. Мои руки сами потянулись и обвили его шею. А потом я почувствовала, как по телу прошла судорога, и волна дрожи накрыла меня с головой. Закричав от наслаждения, я обхватила ногами мускулистые ягодицы Дмитрия и, как сквозь вату, услышала его хриплый стон:
— Я бы хотел никогда о тебе не знать…
Глава 21
Дмитрий
Это
Я взял её, как брал всех без исключения. После полученного удовлетворения всегда приходило чувство сытости, а иногда и полного пресыщения, после которого ты забывал имя очередной подстилки раз и навсегда. Я очень надеялся, что с Элиной будет также. Что после полученного удовольствия, наше наваждение пройдет, и мы сможем контролировать свои чувства по отношению друг к другу.
Я знал, что сейчас ей больно. Что мои слова раздробили её сердце на куски, растоптали душу. Но другого выхода не видел. Мы должны были поставить на наших отношениях крест, и как бы больно мне не было самому, я взял на себя роль палача и сказал ей то, что окончательно убило все надежды на счастье вдвоём.
Я бы хотел никогда о тебе не знать… Повторял про себя, стараясь убедить своё непослушное сердце в правоте высказанных слов. Но оно, как и прежде, не желало подчиняться доводам разума и жило своей собственной жизнью, продолжая отбивать Элинино имя зашкаливающим пульсом в висках.
Спустив девушку с небес на холодный пол, я отвернулся и стал собирать с пола одежду, делая вид, что потерял к ней всякий интерес. Я ждал, что Элина закатит истерику, начнет плакать, но она снова меня удивляла. Продолжая стоять возле трельяжа, девушка, молча, следила за моими движениями и за все то время, что я одевался, не проронила ни слова.
— Позаботься об отце. Ты нужна ему…
На этих словах я вышел из комнаты, преднамеренно хлопнув дверью, отчего внутри все подпрыгнуло, а руки, все еще хранящие тепло ее тела, предательски задрожали, выдавая напряжение, сковавшее все мое тело. Ее признание высекло на сердце рану, которая ещё долгое время будет причинять нестерпимую боль, уничтожая меня и губя.
***
Элина
Желание… Это всего лишь желание его тела. Его прихоть, которую он удовлетворил и ушёл, окончательно меня раздавив жестокой правдой, которую не хотело признавать моё глупое сердце.
Я для него никто. Всего лишь очередная в его бесконечном вагоне, где каждую ночь — новая пассажирка. Где он король, а я марионетка. Поддавшаяся его игре. Потерявшая волю. Себя. Подчинившаяся его рукам, губам, телу.
Всего одна фраза, брошенная в лицо холодным бесчувственным голосом, и я вновь опустошена. Разбита. Сломлена. Выпита до дна…
На дрожащих ногах дохожу до ванной и встаю под горячую строю обжигающей воды. Хочу смыть с себя его прикосновения, поцелуи, запах… И даже память, которая, как никто другой, будет медленно убивать меня. Не по дням, а по часам. Превращая в призрака. В некое подобие человека, не способного радоваться простым вещам.
Я — никто. Никто. Никто…
А он… Он — смысл моей жизни. Так беспечно ворвавшийся в нее и так болезненно покинувший. Я сама не поняла, когда это случилось. Когда мой прежний мир пал, а на его развалинах стал выстраиваться новый: порочный, замкнутый и хрупкий. Который тоже рухнул
в одночасье, причиняя нестерпимую жгучую боль, выжигающую меня изнутри.Я позволила Дмитрию завладеть своими мыслями. Украсть сон, покой и даже душу. Я готова была разжечь войну против всего мира. Изрешетить совесть, которая то и дело напоминала мне о Павле, чтобы, не смотря ни на что быть рядом. Быть одним целым. Только его. Его женщиной. Его счастьем. Его миром. Вот только ему это было не нужно. Он жаждал тела, и он его получил. Получил и ушел, оставив меня для другого: грязной, испорченной и брошенной… Прогнувшейся под обстоятельства. Разбитой. И потерянной.
Я не нужна ему. Не нужна. Не нужна.
И эта правда сделала меня заложницей боли. Отчаяния. И безысходности. Которые сковали мое сердце болезненными цепями, лишая свободы и права выбора. У меня теперь один путь: путь в пустоту. Туда, где не будет Димы, не будет Павла. Никого. Только я и мое нескончаемое одиночество, породнившееся со мной, ставшее другом. Там я обрету покой. Там я стану свободной от тех чувств, которые во мне проснулись. Вырвусь из оков пепла и, как возродившийся феникс, начну все с нуля. Сначала. С чистого листа. Где не будет места прошлому. Где буду я и мое настоящее, которое со временем заполнит пустоту внутри меня новыми эмоциями, впечатлениями и воспоминаниями и я снова почувствую себя живой и счастливой.
Стоя под струями обжигающей воды и продолжая задыхаться от беззвучных рыданий, я окончательно для себя решила, что это все. Назад пути нет. Осталось пережить ночь. Чтобы на утро поговорить с Павлом. Объясниться с ним и попросить развод. Жестоко. Но это лучше, чем тот обман, в котором мы погрязли. Павел не заслужил такой любви. Такой женщины. Он будет счастлив. Но только без меня.
Ритины слова заставили меня задуматься. Она словно открыла глаза на то, чего долгое время не хотело признавать мое сердце. Выходя замуж за Павла, я свято верила в то, что люблю его самой искренней любовью, на которую только способна женская душа, но я обманулась. Павел стал заменой отца. Я спутала дочернюю любовь с любовью настоящей. И теперь жестоко за это наказана. Из-за моего самообмана завтра разобьется сердце, которое в свое время спасло меня. Приютило. Обогрело. И пустило переночевать.
Завтра я причиню боль Павлу. Такую же, с какой сегодня пытаюсь бороться сама. Завтра я соберу свои вещи и, спасаясь бегством от заполонивших меня чувств, уйду. Сбегу. Исчезну. Предоставив Дмитрию возможность отпраздновать свою победу. Он выиграл. Победил. А победителей, как известно, не судят.
***
Накинув на плечи теплый махровый халат, я вышла из ванной комнаты и, окинув взглядом спальню, подошла к окну. Тело противилось ложиться в кровать, где полчаса назад чуть не произошло то, что трудно было назвать «любовью». От этих мыслей меня передернуло, и я непроизвольно взглянула на трельяж, который по сравнению с постелью успел запечатлеть силу страсти, на которую способны человеческие тела.
Как я не старалась смыть с себя прикосновения Дмитрия, опечатки его пальцев клеймили меня, присвоив себе каждый миллиметр моего тела, которое на вряд ли когда-нибудь сможет откликнуться на прикосновения других мужчин. Ведь нет ничего сильнее, чем руки любимого мужчины. Столько власти в их небрежных движениях, когда они подчиняет тебя своей напористостью и страстью, а ты, как обезумевшая, сходишь с ума от их нескончаемых ласк, тая в руках любимого мужчины, как маленький кусочек льда, проживая эти минуты, как последние.