Это лишь игра - 2

Я не успеваю додумать, чего мне больше всего хочется, потому что к остановке совершенно неожиданно подъезжает машина Германа. Вижу, как он выходит, как направляется ко мне, как смотрит, улыбается, и у меня будто открывается второе дыхание.

— О, Герман! — выдыхаю я, испытывая вместе с удивлением какое-то просто нереальное облегчение. Почти восторг. Именно сейчас и именно ему я рада, как никому и никогда, наверное. — А ты как здесь оказался?

— За тобой приехал. — Он открывает для меня дверцу машины.

— А как ты узнал, что я здесь? — усаживаюсь я.

Герман кивает в сторону серебристого седана.

— Как настроение? — спрашивает он, мягко разворачиваясь и выезжая с остановки.

— Ужасно, — признаюсь я. Хотя в эту самую секунду, теперь, когда он рядом, не настолько и ужасно.

Герман задерживает на мне взгляд, но ничего не отвечает.

— А куда мы едем? — спрашиваю я.

— Ко мне, — отвечает он таким тоном, что к лицу приливает жар. Мне вообще-то надо домой, но я молчу, прикусив нижнюю губу и пытаясь унять трепет в груди.

46. Лена

Мы подъезжаем к дому Германа. За всю дорогу, пусть недолгую, пусть всего минут десять-пятнадцать, он больше не обронил ни слова. Вот только поприветствовал и улыбнулся мне в самом начале при встрече и всё, будто ушел в себя. Даже на мои реплики почти никак не реагировал. Максимум — слегка кивал иногда.

Как и вчера вечером, сейчас он слишком серьезен. И его молчание — оно такое… не знаю, подавляющее, что ли. Он умеет так молчать, что другим рядом с ним тоже сразу говорить пропадает всякая охота. Он вообще умеет внушать нужный ему настрой. И я, сама того не ведая, всегда поддаюсь этому влиянию.

Но не сегодня. Сегодня, как бы Герман ни молчал, мне нестерпимо хочется выговориться. Может быть, даже пожаловаться. Столько всего ужасного произошло, что меня раздирает изнутри. А он сейчас как глухая скала — не докричишься, не достучишься.

— У тебя тоже что-то произошло? Что-то плохое? — спрашиваю у него, не оставляя попыток его разговорить.

Он лишь еле заметно качнул головой, мол, нет, ничего.

Мы останавливаемся у ворот, ждем, когда они медленно разъедутся. Затем въезжаем во двор.

— Ты не очень-то разговорчив, — бросаю я. Получается как-то ворчливо, с упреком.

Но Герман наконец оживает. Улыбается краешком губ.

— Я не люблю разговаривать за рулем, извини. Да и подумать кое о чем надо было. Идем.

Приобняв за плечи, он ведет меня по дорожке к дому. Однако я все равно чувствую в нем какое-то напряжение. Словно ему что-то не дает покоя. Я хочу расспросить и уже было открываю рот, но тут нам навстречу выходит женщина. Немного старше нас, лет тридцати примерно, ухоженная и довольно симпатичная. Она останавливается на крыльце и с такой чарующей улыбкой смотрит на Германа, что мне становится очень неприятно.

— Я домой. Если буду нужна…

— Я позвоню, — заканчивает ее фразу Герман. — Спасибо, Марина.

Она снова одаривает его улыбкой и, попрощавшись с нами, уходит. Мне очень хочется узнать, что это за Марина, и, главное, какие у них отношения, но я в замешательстве, как всё это сформулировать, чтобы не выглядеть в его глазах глупой ревнивицей.

Но Герман, не дожидаясь моего вопроса, бросает на меня чуть насмешливый взгляд сверху и отвечает сам.

— Это приходящая домработница.

— Да мне все равно, — привираю я. — Но я не знала, что у тебя появилась домработница…

— Она всегда была. Кто бы иначе ухаживал за домом? Мы ведь здесь почти не бываем. Обычно она приезжает дважды в неделю… Сегодня я внепланово попросил ее заехать, всё тут подготовить, чтобы не вышло как в прошлый раз…

— Как в прошлый раз?

— Когда курьер сюда заказ привез. Помнишь? Просто сейчас лучше избегать чужого внимания.

— Да уж… — вздыхаю я, тут же вспоминая тяжелый разговор с мамой Антона.

В доме и правда так вкусно пахнет какими-то специями и выпечкой, что рот тотчас наполняется слюной. Я ведь с самого утра ничего не ела.

— Проходи, — Герман указывает на кухню. — Не стесняйся, хозяйничай там. А мне нужно еще пару звонков сделать. Это недолго.

Он выходит на крыльцо и возвращается минут через десять. Я за это время успеваю заглянуть в каждый шкафчик, в холодильник, полный, кстати, под завязку, в духовой шкаф, откуда и исходит этот божественный запах, а еще накрыть на стол и обменяться парой-тройкой сообщений с Юлькой.

По ее словам, Вера Алексеевна и Антон страшно обрадовались, когда она вернулась. Ну и в общем-то там сейчас всё более или менее спокойно. Правда, про статью они еще не знают.

«Думаю, на сегодня с них хватит новостей, — пишет Юлька. — Может, завтра расскажу Антохе».

«А ты сама как?» — спрашиваю я.

«Ненавижу всех», — отвечает Юлька и добавляет дьявольский смайлик.

Честно, Юлька не перестает меня удивлять. Столько всего пережить и не сломаться, думать о других, смайлики ещё какие-то слать…

Я тоже отправляю ей в ответ эмодзи — сердечко. Слышу шорох за спиной, поворачиваюсь — а Герман, оказывается, уже тут. Стоит в дверях, привалившись плечом к откосу, и наблюдает за мной с легкой улыбкой.

— Ой, — вырывается у меня от неожиданности. — Ты уже всё? Освободился?

Герман, кивнув, проходит, садится к столу напротив меня. Наконец-то можно поесть, а то у меня живот уже такие рулады выводит, что стыдно.

Я с аппетитом налегаю буквально на всё, что приготовила домработница Германа: салаты, запеченный в фольге лосось, крохотные пирожки с безумно вкусной начинкой. Потом вдруг замечаю, что сам Герман ест не торопясь, с ленцой и как-то аристократично, и мне сразу становится неудобно. Чувствую себя какой-то дикаркой оголодавшей. Я сразу выпрямляюсь, подбираю локти и тоже начинаю еле-еле ковыряться вилкой в тарелке, стараясь есть так же, как он. Герман это, конечно же, подмечает.

— Да брось, Лен, ешь так, как тебе удобно. Не смотри на меня. Я просто сыт. Поужинал не так давно. А то бы тут уже ничего не осталось, — шутит он. Но это неправда, он всегда так ест. А сказал так, чтобы я не смущалась. Но я все равно смущаюсь.

— Спасибо, я тоже уже сыта.

— Тогда рассказывай, Леночка… — он ставит локоть на столешницу и подпирает щеку кулаком.

— Что рассказывать? — теряюсь я.

— Всё. Всё, что сегодня произошло.

Мне ведь действительно так хотелось излить ему все свои переживания, но сейчас, когда он спросил, я даже не знаю, с чего начать. Да я и немного успокоилась уже.