Это любовь, Майор!

– чего языки вдруг в ж*пы засунули?! Они же у вас так чесались!

– Сань, ты это… Остынь… – осторожно начал камикадзе, назвавший Катю своей подростковой мечтой. – Ну, да, согласен, некрасиво получилось… Херню сказали, но…

– Но что?!

– Но и ты так не горячись… Мы же…

– Вы страх в край потеряли! В открытую поливаете грязью мало того, что молодую девчонку, так ещё и дочку Сергея Ивановича, которая почти вдвое младше вас, при этом совершенно её не зная, и ждёте, что вам за это ничего не будет?! Где борзоты столько взяли?! С чего вы, вообще, бл*ть, решили, что имеете право не то, что про неё говорить, но и думать?! Вы все вместе взятые и мизинца её не стоите!

Эти завистливые, неуверенные в себе, недовольные своей жизнью людишки по сравнению с Трофимовой были никчёмными кретинами, капающие ядом налево и направо. Он ни разу не слышал от неё ни одного плохого слова о ком бы то ни было и ни разу не видел как она самоутверждается за чужой счёт. Ей это попросту было не нужно, так как в недостатке уверенности и любви к себе Катя никогда не страдала. При этом она не задирала нос и не ставила себя выше других людей, умудряясь удивительным образом сочетать высокую самооценку и человечность. У некоторых же личностей не было ни того, ни другого и они, как и его так называемые коллеги, демонстрировали лишь злобу, желчность и лицемерие, а порой и низость. И, да, Саша сам был далеко не ангел и многое мог понять, но это… Это было за гранью допустимого, потому что никто, абсолютно никто не имел права говорить о ней в таком мерзком тоне! Никто не имел право обсуждать её задницу и тем более представлять как где-то с ней уединяется, а потом ещё и своё место другому уступает! От одной только этой мысли у него падало забрало и ускользала связь с реальностью.

– Ничтожества! – выплюнул он, рассвирепев окончательно. – Я вас за неё в бетон закатаю! Ни одного, мать вашу, не пожалею!

– Саша, себя пожалей, – Баженов снова попытал удачу привести его в себя. – Понимаю, что эти утырки заслужили, но под раздачу ты в первую очередь попадёшь, а не они.

В целом друг был прав. За происходящее его точно по головке не погладят, но ему было настолько в данный момент на себя плевать,что, если бы не шеф, появившийся в дверном проёме, то Майор точно исполнил свою угрозу и камня на камне не оставил от отдела кадров. Он поначалу даже и не заметил, что в кабинете стало на одного человека больше, продолжая удерживать сослуживца в жёстком и болезненном захвате.

– Ну, и пусть попаду! Пусть! Главное, что научу этих кретинов прежде думать, а потом уже открывать рот о моей деву…

На этой фразе мужчина споткнулся, потому что в затуманенный яростью мозг ворвалась вполне резонная мысль, озвученная именно той, за которую он сейчас готовился разорвать своих коллег: "Я больше не твоя", а следом за ней послышался и мощный командирский голос Сергея Ивановича.

– Какого ляда вы здесь устроили?! – гаркнул шеф за спиной. – А ну разошлись в разные стороны! Живо!

Сотрудники беспрекословно подчинились, отступив ещё на несколько шагов назад. Скрученный им недоумок тоже хотел было исполнить приказ, но Александр не сдвинулся ни на сантиметр. Гнев оглушительно клокотал внутри и требовал довести начатое до конца.

– Соловьёв, тебе персональное приглашение надо? – строго позвал Трофимов. – Отпусти его, кому говорю?!

Он встряхнул головой, рвано выдохнул и постарался разжать пальцы, но они только стиснулись крепче. Коллега жалобно застонал и ещё секунда и, наверняка, все услышали бы треск костей, но на Сашино плечо легла ладонь Сергея Ивановича и это спасло их обоих. Сослуживца от гипса и длительной нетрудоспособности, Майора от предъявления обвинений в причинении вреда здоровью средней степени тяжести.

– Саша, – мягко произнёс генерал-полковник, сжав его плечо. – Давай, не дури. Отпусти его.

Соловьёв шумно втянул носом воздух и усилием воли заставил себя выполнить приказ, больше звучавший как просьба. Далось ему это непросто. Очень-очень непросто. Буйный нрав, до этого дня содержащийся в ежовых рукавицах, вырвался на волю и теперь хотел править бал. Недоносок, не умеющий следить за языком, почувствовав свободу, сразу же отпрыгнул от него в другой конец кабинета и со страдальческим выражением лица принялся потирать руку, чем вновь чуть не спровоцировал новый выплеск агрессии в свою сторону. Сергей Иванович, почувствовав это, сильнее сжал пальцы на Сашином плече и распорядился:

– А теперь немедленно все разошлись по своим рабочим местам! Алексей, помоги коллеге привести себя в порядок и, если будет нужно, сопроводи в травмпункт.

– Да что с ним будет? – фыркнул Баженов, бросив на пострадавшего сослуживца уничижительный взгляд. – Он просто перед вами из себя калеку строит.

– Алексей, помочь, я сказал!

– Понял, Сергей Иванович. Будет сделано.

Лёшка с многообещающей улыбкой двинулся на страдальца и того со словами: "Я в порядке, не надо мне помогать" как ветром сдуло из кабинета. Следом за ним к выходу потянулись и другие сотрудники, не имеющие к отделу кадров никакого отношения.

– Чтобы через сорок минут у меня от всех присутствующих лежали объяснительные! – строго приказал им Трофимов и повернулся к нему. – А ты за мной. Сейчас же!

Мужчина коротко кивнул и, спрятав ладони, сжатые в кулаки в карманы, двинулся за шефом. Эмоции никак не желали утихать и всё бурлили и бурлили, не позволяя контролю взять над ними верх. Он постарался выровнять дыхание, вспомнить о наставлениях отца и банальных приличиях, согласно которым подобное поведение считалось неуравновешенным и нежелательным в обществе. Вот только эти старания не увенчались особым успехом и, когда за спиной закрылась дверь кабинета начальства, Александр всё ещё был на взводе, что, конечно, не осталось незамеченным Сергеем Ивановичем. Хмуро взглянув на него, шеф указал на стул.

– Сядь.

Последнее, что Соловьёву сейчас хотелось, так это сидеть, но приказ был приказом и требовал беспрекословного подчинения. Сам Трофимов, несмотря на Сашины ожидания, сел не на своё место, а напротив, что означало его намерение начать серьёзный и сложный разговор.

– Заявление об увольнении писать по собственному желанию или вы сами меня уволите? – перешёл сразу к сути Майор.

Голос каким-то немыслимым образом звучал более-менее ровно, не срываясь на грубые тона и рычание, что не могло его не радовать в сложившейся ситуации. Сергей Иванович отреагировал на вопрос покровительственной усмешкой.

– Даже не думай об этом, Саша. Тебе ещё пахать и пахать на благо закона и правосудия, так что прекращай нести бред. Тем более я не дурак, чтобы отпускать одного из своих лучших сотрудников.

Ему бы обрадоваться о сохранении за собой рабочего места, так как после всего случившегося шеф имел все основания послать его далеко и надолго, но он лишь повёл плечами в надежде сбавить в мышцах напряжение. Получилось не очень, что опять же не скрылось от зоркого глаза начальства.

– Я бы предложил тебе рюмку коньяка для успокоения нервов, но ты же не пьёшь.

– Сомневаюсь, что алкоголь мне сейчас поможет.

– Что есть, то есть, – окинул его внимательным взглядом Сергей Иванович. – Приложило тебя, конечно, знатно. Сколько лет тебя знаю, а таким впервые вижу.

Мужчина криво улыбнулся и невольно взглянул на рабочий стол отца его бывшей фальшивой девушки, на котором стояло её фото. Оно пусть и было отвёрнуто от посетителей, но он, даже несмотря на него или на Трофимова, имеющего с дочерью некоторые сходства во внешности, всё равно мог в памяти воспроизвести каждую чёрточку Катиного лица. И её чарующие зелёные глаза, и румяные щёчки с ямочками, и ослепительную улыбку. Словно специально заучивал и запоминал. Словно готовился по Барби сдавать экзамены. Словно, кроме неё, теперь никого не видел.