Это называется зарей
Шрифт:
— Ну конечно, — сказал Пьетро.
Снова наступило молчание.
— Доктор, здесь не все товарищи сходятся во мнении относительно преступления, но все хотят, чтобы Сандро выпутался. Не все одобряют убийство Гордзоне. И все-таки мы можем рассчитывать на них…
— Ты с ума сошел! — проворчал Валерио, почувствовав, что руки его вспотели. Еще более липкий пот начал струиться у него под мышками. Черт возьми, да он совсем спятил! Доверить столь важный секрет такому болвану, как Пьетро! Теперь он пропал! Он обхватил голову руками. — Пьетро, — прошептал доктор умоляющим тоном. — Ты не должен никому ничего говорить. Это наш с тобой секрет… Никому ни слова!
Образ Пьетро теперь странным образом
— Чего вы хотите от меня, доктор?
Валерио поднял руку, как бы говоря: «Да разве я знаю?», однако рука показалась ему тяжелой, словно затянутая огромной латной рукавицей. Итак, стало быть, выхода нет. Пьетро внимательно смотрел на доктора.
— У меня идея, доктор.
— Какая?
— Мой двоюродный брат через неделю должен вернуться из Палермо. У него маленький парусник. Он плавает между Салерно и Сицилией. Если вы оплатите путешествие, я уверен, он согласится взять Сандро и доставить его в Тунис или в Алжир. Чтобы управлять его судном, нужны два человека. Я поплыву вместе с ним и Сандро, чтобы на обратном пути брат был не один. Все должно получиться.
— Да, — сказал Валерио. — Я оплачу путешествие. Ты уверен, что твой двоюродный брат согласится?
— Уверен. Все будет просто, вот увидите. Мы отчалим от берега глубокой ночью. Вы кого-нибудь знаете там, на том берегу?
— Знаю? Да… В Тунисе.
— Надо предупредить его, чтобы он помог Сандро на первых порах.
— Я предупрежу.
Проблемы больше не было. Сандро будет спасен. Клара будет спасена. И снова им овладело оцепенение. Он уже не знал, откуда доносится грохот, который он слышит, действительно ли от второго состава вагонеток, выехавшего на площадку под окном санчасти?
— Пойду в столовую. Значит, договорились, доктор?
— Приходи ко мне вместе со своим двоюродным братом. Когда стемнеет. Пройдете через сад, ладно?
…Он остался один. Суждено ли и ему когда-нибудь отправиться в Южную Америку, распластавшуюся в океане, словно благодатный рай? В Южную Америку вместе с Кларой, которая станет еще моложе и красивее, чем всегда, еще любимее, да, с Кларой, после того как кончится эта агония, потеря всей его крови. В этот час, должно быть, заканчивается погребение Гордзоне среди могил, уже поросших весенней травой. И тут вдруг между живых стеблей его воспоминаний промелькнул поддельный: Анджела!.. Скоро вернется Анджела! Валерио встал. Значит, конца еще не видно! С маленькой площади до него доносились крики. Ему почудилось, будто его осаждает огромная толпа, освистывая его и требуя смерти.
VIII
— Да что с тобой, дорогой? Почему ты такой грустный и нервный?
Клара задержала его, когда он уже собрался уходить. «Прекрасные глаза! Нежная душа!» — подумал Валерио, поглаживая ее плечо. Надо было успокоить ее, рассеять это беспокойство. «Я вымотался до предела!»
— Со мной ничего, Клара. Может, я немного устал.
— Хорошо! Поедем в субботу в Буджеру. Отдохни хотя бы два дня…
— А мои больные? Ты хочешь, чтобы я их бросил?
Улыбнувшись, он привлек молодую женщину к себе. Но в голове у него с молниеносной быстротой крутилась страшная фраза: «Я не смогу жить вдали
от тебя; так долго и так далеко…» Она скручивалась, раскручивалась и снова скручивалась, ему никак не удавалось забыть эту фразу. Казалось, она навечно запечатлелась в его измученной душе. «Soffite di nevralgie, mal di testa, mal di denti, dolori periodici?.. Antidolorifico Veramo!» [22] Хорошо, хорошо! Одна таблетка, и всякая боль исчезнет. А как быть с моей?22
Страдаете от невралгии, от головной боли, от зубной боли, возникающей периодически?.. Обезболивающее средство Верамо! (итал.)
— Мы поедем в Буджеру. Обещай мне, — настаивала она.
— Ладно. В субботу едем в Буджеру. Но погода будет плохая.
— Тогда мы проведем время в нашей маленькой гостинице. Будем смотреть на море.
— Надеюсь, чтобы скрасить наше пребывание там, ты позволишь нам заняться другими играми?
— Всем, чем пожелаешь, любовь моя.
Она прижалась к нему.
— Как я тебя люблю! — сказала она тихо с затаенным оттенком страдания в голосе. — Без тебя я ничто, Луиджи. Вдали от тебя я не живу, я становлюсь тенью…
— Клара, — взволнованно прошептал он, ощущая резкие и частые удары сердца.
Голова Клары лежала у него на плече, от ее волос пахло вербеной. Он чувствовал нежное прикосновение груди Клары, словно две легкие птички опустились на его собственную грудь.
«Женщина! Женщина!» — чудился ему чей-то голос, а солнце тем временем разливалось по полу, словно лужа крови.
— Что со мной станется без тебя, дорогой?
Все тот же шепот раздавался теперь у самого его уха.
— Что со мной станется без тебя? Все опустеет и потеряет смысл, любовь моя, любовь моя…
В самом сердце вспыхивали тысячи и тысячи огоньков, оторвавшихся от солнечного потока, лившегося в окно на большие красные плитки пола.
— Без тебя я пропаду!..
Это было похоже на вырывавшийся из глубины пропасти зов, приглушенный расстоянием, и все-таки он его понимал, о, как он его понимал, словно в другой жизни испытал уже эту горечь одиноких дней, убогих ночей, минут, когда опустошенная душа внезапно жаждет смерти! Он поднял голову Клары и увидел, что она плачет. Тогда он нежно поцеловал ее и стал успокаивать, точно отчаявшегося ребенка.
— Надо верить, Клара. Я люблю тебя, верь мне.
Надо бороться — «Господь смилуется над нами», — дать отпор темным силам, отвоевать Клару.
— До вечера, — прошептал он, слегка отстранившись от нее.
— До вечера, — ответила она, пытаясь улыбнуться.
Прежде чем пойти домой, он зашел к госпоже Маркези, которую застал в постели. На ней была почти прозрачная ночная сорочка, позволявшая любоваться ее прекрасной грудью, круглой и слегка заплывшей. Валерио извинился, что не сможет задержаться. Франческа сочла необходимым сразу же проинформировать его, что мужа нет дома, что ей пришлось провести печальную ночь в этом пустом огромном доме и что существование ее на редкость глупо, ибо у нее нет ни одного настоящего друга. Валерио едва слушал ее. Сделав за три минуты укол, он отправился к Бьенкарди, у которых лечил двух ребятишек, заболевших дизентерией. Затем он спустился в порт, пошел в самую глубь старого квартала и в жалких лавчонках, вонючих и темных, точно берлоги, купил несколько банок консервов, которые спрятал в широких карманах своего пальто. Потом вернулся домой. Дельфина была в саду. Сидя на маленьком ящике, она чистила на солнышке картошку. Вид у нее был угрюмый, и она сухо поздоровалась с доктором.