Это не учебная тревога

Харрисон должен был умереть.

— Ему очень плохо? — выдергивает меня из моих мыслей Грейс.

— Кому?

— Кэри.

— А тебе какая разница?

— Просто скажи мне, как он.

Мне хочется ответить, что ему очень плохо. Что Кэри совсем не такой, каким она себе его представляет, что он одновременно и лучше, и хуже. Но я не могу.

— Он весь обрыдался.

— Ага, как же.

— Я никогда еще не видела, чтобы парень так плакал. Даже Харрисон.

Грейс обдумывает мои слова.

— Он пьяный, так что это совсем ничего не значит.

— Может быть, только алкоголь помог ему выплеснуть то, что накопилось у него внутри.

— Ну конечно.

Нет, это невыносимо. Грейс. Раскалывающаяся от боли голова. Трейс. Кэри. Харрисон должен был умереть. Я должна была умереть.

— Вы с Трейсом упорно ненавидите Кэри. Он это чувствует.

— А по-твоему, я должна его простить?

— По-моему, у тебя всё еще что-то осталось, в то время как у него не осталось ничего, и он извинился перед вами двумя. — Я закрываю глаза. Опьянение прошло, если оно вообще было, и я лишь чувствую жуткую усталость. — И, по-моему, он и правда сожалеет о случившемся.

— Он всего лишь один раз извинился.

— Что-то изменится, если он извинится перед вами миллион раз?

— Я никогда не видела его плачущим.

— Тогда сходи в медицинский кабинет.

— Ты не объективна.

— Он сказал… — я замолкаю, а затем опять лгу. Может, моя ложь хоть чем-то поможет. — Он сказал, что это должен был быть он.

— Не верю.

— Не верь. — Я ложусь на бок, спиной к Грейс. — Твое дело.

Через какое-то время солнце садится. Мы ложимся спать задолго до этого.

Глава 3

Я стою на краю утеса, ощущая в груди пустоту — как будто сердца в ней нет.

Слоун.

После спиртного голова ватная, а веки такие тяжелые, что я едва могу их поднять. Но я слышу зовущий меня голос. Я должна дать знать, что слышу, что он меня зовет.

— Отец…

Как только это слово срывается с моих губ, я пробуждаюсь и подавляю рвотный позыв. Одно дело, когда я намеренно произношу его вслух, и другое — когда оно вырывается у меня невольно. Отец. Я медленно сажусь и смотрю на часы. Пять утра. На своем мате ерзает и переворачивается Райс. У него чистое, гладкое лицо. Все вокруг погружены в глубокий сон и проспят еще несколько часов. Я завидую им, потому что тоже хочу спать, как они. Сейчас это единственное, чего мне хочется.

Шаги.

В коридоре.

Сначала приходит мысль, что это Кэри. Кэри, возвращающийся к нам из медкабинета. Это его шаги. Если бы! Шаги тяжелые, неровные и настолько знакомые, что у меня по коже бегут мурашки. Я вспоминаю ладонь на своем лице. Отец? Шаги приближаются. Когда кто-то проходит мимо двери, на пол падает тень. Я улавливаю ее краем глаза, повернув голову в сторону коридора. Человек. Значит, прикосновения мне не приснились. Нет. Прижав руку к груди, я ощущаю, как она ходит ходуном. Мое дыхание частое и прерывистое — болезненное, по сравнению с тихим и размеренным дыханием Райса. Я только что кого-то видела. Я в этом уверена.

Нет. Со мной просто что-то не так. Я вышла на улицу и вернулась оттуда не в себе. И теперь мое сердце пытается убедить меня в том, что я только что видела идущего по коридору отца. Я схожу с ума. У меня точно едет крыша. Я встаю и не чувствую ног. Это так странно, что я начинаю сомневаться в том, что проснулась. Может, я всё еще сплю? Я щипаю себя за руку. Больно. На цыпочках обхожу Грейс и тихонько трясу ее за плечо, пока она не открывает глаза.

— Слоун? — сонно моргает она. — Ты чего?

— Я не сплю?

— Что?

— То есть… ты что-нибудь слышала?

— Нет. — Она трет глаза. — Я спала. Что случилось?

— Ничего. Ничего. Прости. Спи дальше.

— Слоун…

— Забудь.

— Нет. Что ты…

— Ничего. Прости. Наверное, мне приснился кошмар.

Хмуро глянув на меня сквозь полуприкрытые веки, она переворачивается и ложится на живот. Я стою в середине комнаты, не зная, что делать. Заснуть я не смогу. Я спала как убитая, а потом проснулась и услышала… нет, я ничего не слышала. Я ничего не слышала.

Я сажусь на свой мат и пытаюсь успокоиться. Выдерживаю лишь минуту, после чего снова вскакиваю на ноги, хватаю фонарик и иду в туалет. Там некоторое время стою над раковиной, положив ладони на краны с горячей и холодной водой. Сердце трепыхается в груди. Я включаю воду. Сколько ее осталось в баке? Сколько ее растратили, смывая с меня в душе кровь инфицированных? Сколько ее было на тот момент, когда мы пришли в школу? Я складываю ладони лодочкой, подставляю под струю и ополаскиваю лицо. С меня слетают последние остатки сна, и теперь я уже уверена, что не сплю, но не уверена, что мне следовало в этом убеждаться. Я не закрываю воду и, прислонившись к кабинке, слушаю, как она течет, зная, что не должна бы этого делать. Почему-то звук льющейся воды напоминает мне о поющих в деревьях птицах. Остались ли еще птицы? Я отбрасываю эту глупую мысль.

Конечно, остались.

Я выключаю кран и выхожу из туалета. Но не иду в банкетный зал, а вместо этого направляюсь в противоположную сторону, куда удалились причудившиеся мне шаги.

Не знаю, почему меня тянет следовать за своим кошмаром.

Звук моих шлепающих по полу босых ног действует на нервы, и я ускоряю шаг. Я приближаюсь к забаррикадированному черному входу, ведущему на стадион. Подхожу к дверям, протискиваясь между партами, наваленными почти во всю ширь коридора. Вклиниваюсь в свободное местечко и утыкаюсь лбом в стену. Что я делаю?

Я так долго стою в этой позе, что ноги немеют, а шея и плечи начинают ныть. Снаружи ничего не слышно.

Со взрыва на бензоколонке на улицах очень тихо.

Как там сейчас? Каким стал мой дом? Я скучаю по своей комнате, по своей постели. В моей спальне, дома, я спала летом с открытым окном, слушая шум проезжающих мимо машин и шорох кленовых листьев, шуршащих друг о дружку при ветре. Лили обычно тайком залезала в мою комнату через окно, забираясь по клену.

Я чувствую кого-то у себя за спиной.

Резко развернувшись, ударяюсь боком о парту. Я сгибаюсь, от боли на секунду обо всем позабыв, а потом поднимаю голову и вижу мужчину. Крупного, знакомого телосложения. Он стоит ко мне спиной. Настоящий. Нет. Как я могу определить, что он реальный, если уже не понимаю, что реально, а что — нет? В конце коридора стоит мужчина. Нет, мне это снится. Я закрываю глаза. Открываю их. Он всё еще там. Я снова закрываю глаза. Открываю. Он всё еще там.

— Отец? — зову я. — Отец…

Мужчина распрямляет плечи. Он начинает медленно поворачиваться, и я чувствую себя так, словно если увижу его лицо, мир обрушится. Я не хочу его видеть. Не могу. Я вырубаю фонарик и слепо бегу назад в зал. Кидаюсь к Грейс и опять трясу ее, пробуждая.