Это несерьёзно

Нос щиплет, хотя я вовсе не расстроена. Только не сейчас, когда Демьян так близко, что руку протяни — коснешься. Когда тело все еще с непривычки горит и ноет от его ласк и вторжений. Дело в эмоциях — их слишком много, чтобы безопасно пропустить через себя. Наверное, я просто еще не достигла того уровня дзена, к которому следует стремиться рядом с одним из главных хакеров планеты.

Люблю его глазами несколько минут, пока Демьян не замечает мое присутствие. Оборачивается, берет с подоконника очки, надевает.

— Разбудил? Мне обещали идеальную звукоизоляцию.

— Нет, я тебя искала. Что будешь на завтрак? Там есть продукты, хочу что-нибудь приготовить.

Он вытирает полотенцем лоб, шею, ладони. Улыбается мне, а я улыбаюсь ему. Демьян подходит, аккуратно кладет руки на талию.

— Что угодно.

Я обнимаю его за шею, тогда Баженов рывком притягивает к себе. Визжу!

— Ты потный весь! Фу, какая гадость! — хохочу громко, пока он крутит в воздухе. — Пусти немедленно! — Сама вырываюсь крайне вяло.

А потом он вжимает меня в стену и целует. Я закрываю глаза и расслабляюсь, позволяя приподнять себя за ягодицы еще выше, а затем взять. На первый завтрак мы выбираем друг друга.

На второй предпочитаем кофе на террасе и разговоры о жизни. Смеемся, вспоминая разные курьезные случаи. Я рассказываю, что встречалась с Аишей не так давно, мы вместе поужинали, но дальше дело не пошло — не было желания касаться другой девушки, если Демьян не смотрит. Он пожимает плечами и рассуждает о приоритетах. О том, как часто они в жизни меняются.

Следующим утром отправляемся в клинику, где проходим обследование и сдаем анализы. Дальше начинается то, ради чего, в общем-то, мы и прилетели. Я принимаю препараты, благодаря которым мой левый яичник вынужденно просыпается и превращается в поле, на котором зреют красивые, как выражается доктор, ромашки. Растут, бутоны набухают, готовясь к самому главному — зачатию. В этот момент их старательно собирают с помощью не самой приятной в мире процедуры. Демьян сообщает, что во время сдачи своего материала думал обо мне и о том, какой я бываю сладкой внизу, когда щеки горят от стыда.

Слушать это невыносимо неловко. Другими словами — идеально.

Мы немного путешествуем по пригороду, пробуем местную еду, посещаем музеи. Несколько дней живем почти обычной жизнью, а потом врач сообщает, что у нас с Демьяном получились два замечательных эмбриончика, которых заморозили на ближайшие десять лет. Целых две ромашки расцвели!

Не могу с собой ничего сделать, думаю о них и реву. Снова не от горя, ведь мы не потерпели фиаско, хотя я боялась, что с первого раза не получится. Все удалось, пазл сложился, но, когда я размышляю об этом, душа не поет, а на клочки рвется. Один из этих малышей мог бы быть уже со мной, мог расти внутри.

Когда дело касается любви, наука уступает место чувствам, я смотрю на Баженова и плачу.

Одно дело — читать инструкцию и употреблять отстраненные биологические термины, и совсем другое — думать о детках. Наших с Демьяном. Мне хочется родить их немедленно, прямо сию секунду. И хотя врач уверяет, что меня топит гормонами, которые вот-вот отпустят, я непрерывно думаю о том, что у меня теперь есть особенные ромашки, наши с Демьяном. Что они ждут, когда я за ними вернусь. А как же можно просто жить, когда они ждут?

По плану было сделать и забыть, жить дальше, что-то ломать, что-то строить. План был простым и четким, его с холодной головой составляли, как и положено взрослым людям. Но и простота, и комфорт разбиваются о реальность: у меня вся жизнь вокруг моих ромашек теперь крутится. Я нужна им, а они — мне. Мозг совсем не работает, я переживаю сердцем и даже предлагаю Демьяну воспользоваться ими немедленно.

— Ты мне обещала десять лет, Кристина, — говорит он, когда мы ужинаем в закусочной.

Завтра утром у меня самолет, я покидаю Гамбург на три часа раньше Баженова.

— Десять лет — это слишком много.

— Крис, — окликает он, и я поднимаю глаза.

Даже карие, его глаза не выглядят теплыми. Демьян сжимает мою ладонь, и я ее отдергиваю.

— Ты просто психуешь. Врач сказал, это пройдет.

— Да пошли вы оба, — злюсь и отворачиваюсь.

Психую. Психую. Психую. Его мягкий голос бесит неимоверно! В день, когда я прилетела, хотелось плакать от эмоций и счастья видеть Демьяна. В наш последний вечер, даже с учетом удачи с ромашками, я сильно раздражена.

— Ненавижу прощаться. Все не так, все неправильно!

Он отводит глаза. Едим некоторое время молча. Я макаю картошку в кетчуп, но затем отбрасываю на поднос. Нет аппетита.

— У нас получились два эмбриона. Я никак не могу это осмыслить, — первым нарушает молчание Демьян.

Плотина лопается, я вытираю салфеткой глаза. Он, кажется, чувствует себя некомфортно, но не предпринимает попыток утешить. Просто смотрит, ждет, пока успокоюсь.

— Прости, это и правда лишнее. Я размякла, — сообщаю ему. — Ты можешь сказать хотя бы, на чьей стороне работаешь? Время так быстро пролетело, мы вроде говорили обо всем, но сейчас я понимаю, что только обо мне. И я до сих пор не знаю, что с тобой происходит. За кого ты сейчас?

— За всех. И одновременно против всех. Сам за себя.

Качаю головой. Три разных ответа.

Он чуть наклоняется вперед и рассказывает о том, что «Черные звезды», как только вычислили, кто он, взяли под крыло меня и всех родственников Демьяна. Они также не допустят, чтобы со мной или с кем-то из его близких что-то плохое случилось. Это они первыми среагировали и нашли вертолет, когда мне стало плохо в Индии. Они устроили лучшее лечение и помогли Демьяну так быстро прилететь. Они везде и всюду. И слишком щедро платят за преданность, чтобы отказываться.

— А как же «СоларЭнерджи»?

— О них я тоже забочусь.

— Но как это возможно?

— Возможно. Оказалось, что все не так, как виделось изначально. Ситуация сложная, мир не черно-белый.

— Поясни хоть немного.

— «Черные звезды» возникли как объединение четырех хакеров.

— Благородных и добрых? Которые спасли мне жизнь, чтобы заслужить твое расположение?

— Один из них — мой биологический отец.

Я застываю и смотрю на Демьяна. Эта информация не кажется шокирующей, почему-то она осознается как само собой разумеющееся, словно иначе и быть не могло. Демьян — уникальный, он совершенно не похож ни внешне, ни складом ума, ни характером на свою мать или на Андрея Владимировича. Он — другой. И вот оно, объяснение.