Это подиум, детка! Сага о московских куколках

Ее добровольным имиджмейкером вызвалась быть Янка. «У тебя все равно ничего приличного нет, так что так и быть, одолжу платье. Только учти, что вся одежда у меня жутко дорогая, брендовая, так что если чем-нибудь заляпаешь, возместишь стоимость!» С этим мрачным предупреждением Алене было выдано шифоновое платье канареечно-желтого цвета с многослойным бантом на талии. В первый момент она даже отшатнулась от такой «роскоши». Но Яна железобетонным голосом сообщила, что это последняя коллекция Prada, а таким деревенским лохушкам, как Алена, следовало бы не кривить рожу, а пасть на грязный паркет и слезно благодарить спасительницу. «Ты как Золушка, – ухмыльнулась она, глядя, как Алена крутится перед зеркалом в желтом платье, – а я твоя добрая фея». – «Только вот Золушке, насколько я помню, за бал не заплатили», – вздохнула Алена.

И вот теперь она смотрела на неуместный в холодной Москве шифон, выглядывающий из прорези пальто, и с досадой думала, что подлая Янка над нею, скорее всего, посмеялась.

– Это последняя коллекция Prada, – не глядя на Петровского, прошептала она.

– Ну да, Prada с Черкизовского рынка, – усмехнулся он.

Алена поникла.

– Ну ладно-ладно, не расстраивайся так, – Сокольский потрепал ее по коленке, и в этом жесте не было ни грамма эротизма, – у нас как раз есть, – он бросил взгляд на массивные платиновые часы, – минут сорок. Заедем в один бутик по дороге, купим тебе приличное платье.

– Значит… Значит, я вам все-таки подхожу?

– В любом случае никого другого мне уже не найти, – вздохнул Сокольский, но, взглянув на ее вытянувшееся лицо, с улыбкой добавил: – И потом, в тебе что-то есть. Такая наивность. И мне кажется, что ты умеешь молчать.

Она с благодарной улыбкой кивнула. Всего пять минут прошло – а она уже расслабилась. Внутренняя сигнализация успокоилась, Леонид Сокольский меньше всего был похож на маньяка-насильника, и потом ему было за пятьдесят, а в ее семнадцатилетней голове пока не укладывалось, что мужчина с сединой, едва заметной проталиной на макушке, фарфоровыми коронками и взглядом Санта-Клауса может всерьез заинтересоваться ее не до конца еще оформившимся телом. Она еще не верила в московскую аксиому, гласящую, что в мире оплаченных желаний возраста нет.

– Большего от тебя и не потребуется. Только быть красивой, молчать и улыбаться, – Леонид кивнул водителю, и Audi плавно тронулась с места, унося Алену в сгущающийся сумрак Бульварного кольца.

Сокольский привел ее в бутик вечерних платьев на первом этаже отеля «Метрополь». И несмотря на непрерывный аутотренинг («будь расслабленной, ничему не удивляйся, веди себя так, словно каждый день закусываешь устрицы белужьей икрой, не пялься на знаменитостей»), несмотря на то, что созерцать роскошь со стороны ей было не в новинку, Алена смутилась, застеснялась проплешин на своих ботинках, своего шарфика в катышках, своего скромного серебряного колечка с лунным камнем. Приглушенный свет, томная брюнетка, похожая на Сальму Хайек, на соблазнительно вздымающейся груди которой красуется бейджик «Наталья, консультант», вешалки со сказочными нарядами, состаренные зеркала – все это принадлежало миру настолько чуждому, что она чувствовала себя инопланетянкой.

– Здравствуйте, Леонид Сергеевич, – проворковала «Наталья, консультант», у которой оказался такой тихий, хриплый и гулкий голос, словно в детстве она ела слишком много мороженого и заработала хронический тонзиллит. Впрочем, поскольку звучало это очень даже сексуально, не исключено, что вибрирующая хрипотца была приобретена красавицей в результате частных уроков у дорогого фониатора, – вам подобрать комплект?

При этом на Алену она даже не взглянула, но улыбалась так понимающе, словно всем своим видом восклицала: «И где вас угораздило откопать это чучело? Я, конечно, приложу все усилия, но не знаю, не знаю…»

– Именно так. Не забудьте про чулки и подобающее белье. Девушка должна выглядеть на все сто через, – он сверился с часами, – максимум двадцать минут.

– Будет сделано, – рапортовала Наталья, – может быть, позвонить в студию Chanel, пусть срочно пришлют визажиста?

– Не надо, – поморщился Сокольский, – у Алены такое лицо, что косметика его только простит.

Поджав губы (ведь на ней самой был сантиметровый слой разноцветной штукатурки), Наталья из-за плеча небрежно кивнула Алене: пойдем, мол, что стоишь? В ответ захотелось сказать какую-нибудь резкость, вроде того: дорогая Наташенька, вы отличаетесь от бабы Мани, продающей петрушку на углу, только статусом локации торговли, в остальном же обе относитесь к обслуживающему персоналу, так что, будь добра, веди себя соответственно и кофе без сахара принеси! Но в глубине души Алена понимала, что и сама она не ушла далеко от хамоватой консультантки – обе всего лишь изо всех сил цепляются острыми коготками за ненадежный мир куколок, в котором на первый взгляд красота легко обменивается на хрустящие купюры.

«Я сюда обязательно вернусь, – пообещала она самой себе, – вернусь в ином статусе, с иным выражением лица. Как Джулия Робертс в фильме „Красотка“!»

А Наталья уже протягивала ей нечто воздушное, кремовое, благородно поблескивающее слезинками хрустальных страз. Алена прикоснулась к платью рукой… и тотчас же забыла обо всех своих мелких обидах. Все же она была семнадцатилетней девчонкой, выживающей на обочине мира роскоши, латающей колготы и выдающей бисерную сумочку из ларька за эксклюзивную вещь авторской работы. Мода Алену завораживала. Еще лелея надежды на модельный успех, она мечтала именно о подиуме, мечтала о парижской неделе от кутюр, о возможности стать частичкой искусства, почти музейным экспонатом, гордо идти вперед, представляя миру вдохновенный предмет чьего-то таланта.

Атлас был таким нежным, а нижние юбки такими воздушными, что ей захотелось зарыться в это чудо лицом, зажмуриться и помечтать о чем-нибудь хорошем, вдыхая тонкий аромат богатства.

Видимо, Наталью не зря приняли на работу в этот бутик – у нее был глаз-алмаз, и платье село на Алену, как будто бы было сшито специально для нее. Приподнимающий грудь и сдавливающий талию корсет, струящиеся многослойные юбки, кружева ручной работы… И этот цвет – поблекшая чайная роза, – он «убил» бы большинство лиц, но бледную рыжую Алену превратил в нереальную красавицу. У нее даже дух перехватило, когда Наталья закончила шнуровать корсет и позволила ей повернуться к зеркалу (хотя, возможно, в сбившемся дыхании было виновато не только восхищенное удивление, но и сам корсет).

– Чудо какое-то, – пробормотала она, – сколько же стоит это чудо?

– Вам знать необязательно, – хмыкнула Наталья, но потом все же снизошла: – Двести восемьдесят тысяч. Со скидкой Леонида Сергеевича, разумеется.

Алена прикусила язык и решила больше ни о чем не спрашивать.

А Наталья принесла откуда-то из кулуаров золотистую обувную коробку.

– Нога у тебя ого-го, как у мужика, – прищурившись, она наклонилась к Алениной ступне, и та машинально поджала пальцы, – сорок первый, да? Выбора нет, в таком размере у меня есть только одна пара.

– Сорок второй, – вздохнула Алена, – у меня сорок второй. С обувью проблема, чаще всего приходится мужскую носить.

– Значит, придется немного потерпеть. Если бы мне дали хотя бы три часа, я бы, разумеется, достала пару сорок второго размера. Но… – она развела руками и протянула Алене коробку, – вот.

Внутри оказались приглушенно золотые туфли на тонкой шпильке, украшенной розовыми самоцветами. Не без труда Алена впихнула в них ступни – такое впечатление, что на нее надели знаменитый инквизиторский «испанский сапожок» – твердая кожа давила со всех сторон, расплющивала пальцы.

– Держи уж, спрячь в сумочке, – Наталья протянула ей упаковку пластырей, – да нет, не в свою торбу. Сумку я тебе тоже дам, не можешь же ты явиться с этим уродством… А желтое платье я бы на твоем месте вообще сожгла бы, как масленичную куклу.

– Передам его хозяйке ваши пожелания.

Когда Алена вышла из-за ширмы – как и было оговорено, через двадцать минут, – Леонид Сокольский восхищенно ахнул:

– Вот это я понимаю. Эта девушка и правда тянет на мой эскорт. Все будут спрашивать, кто это такая, но я, разумеется, никому не открою наш секрет.