Это просто (Сказки автовокзала-3)

Встревоженные трубы оплетают комнатку. Тепло и даже уютно. И раздолбанный магнитофон сипло рассказывает сгрудившимся вокруг детям о невыносимой легкости бытия. А дети смеются - слишком наивна эта история в стихах.

Магнитофон плюет в темноту углов злые песни об этом забитом прикладами винтовок мире. Об этом мире затраханном могучими и правильными дядями в очках. Об этом мире захлебнувшемся в сперме гордых партизан. Магнитофон зло кричит о неправильности существования человечества.

А дети смеются. Зачем злиться? Зачем кричать? Это просто. Это так просто, что даже никто не догадывается об этом.

Зачем? Когда достаточно просто играть. Играть в неспешную, неторопливую игру.

Этот запах... Этот подвальный запах... От него раздуваются ноздри. От него в голове пыльные мысли. В переходах бетона хочется жить по-другому. Хочется жить на полную громкость. И, кажется, никто не может помешать слушать новую музыку. Тик-так. Кап-кап.

Топ-топ.

Hо вот идут два деревянных солдата. В фуражках и с фонариками. Почти смешные. Светят фонариками налево-направо. Кланяются перед низкими косяками дверей и снова выпрямляются. И им немного не по себе. Потому что они не должны здесь быть. Hо долг зовет. И идут деревянные солдаты по лабиринту подвала. И светят фонариками. И докуривают сигареты.

Позади деревянных солдат идет Самый-самый. Hа нем норковая шапка. Hа нем кожаная куртка. И папка под мышкой. Красная. Почти как классный журнал. Только без оценок. Самый-самый хмурится. Здесь собираются подростки. Факт. Заявление поступило. Здесь собираются подростки. Покуривают да попивают. Музыку слушают. Hеправильную.

Самый-самый идет и кирпичная стена провожает его мутным взглядом.

Самый-самый кивает на одну из дверей. Деревянные солдаты останавливаются и выкидывают окурки на пол. Окурки умирают молча под носками сапогов. Деревянные солдаты и Самый-самый заходят в дверь и останавливаются на пороге Квадратного Рая.

Три тени ложатся на бетонную кожу. Три тени загораживают включенное солнышко. В Квадратном Рае наступает вечер. Внезапный вечер.

Три тени падают на стол посредине Квадратного Рая.

Самый-самый смотрит на стол и видит много Марок. Очень много Марок. Они лежат пестрым пятном на холодной плоскости и паутина-рисунок стягивает столешницу.

* * *

Боль. Слезы. Страх. Он снова маленький. Снова один. В темноте. Под одеялом. Пульсирует висок под полупрозрачной кожей. И коротко остриженные волосы встают дыбом. Хочется оскалить зубы и застыть без движений. Потому что за спиной шепчутся. Потому что за спиной странные крохотные существа смотрят на него и решают его судьбу.

Боль. Отец выпорол его сегодня вечером. А мать стояла и смотрела сквозь стеклянную дверь кухни и что-то беззвучно шептала. А руки ее извивались и хватали друг друга за пальцы. Отец методично работал ремнем. Сонные мухи кружили вокруг лампочки. Голова, зажатая между коленей отца, ничего не соображала. Только отчаянно хотелось взорваться перезрелым помидором и раскидать себя по стенам.

Слезы. Слезы были потом. Щекотали и оставляли мокрые следы. Вслед за ним заплакало окно. Тяжелые капли бежали вниз по стеклу и расплывались на холодном цинке. Размазывались буквы учебника, правая рука сжимала линейку и мерно постукивала по краю стола. Рождалась музыка.

Страх. И вслед за музыкой, как всегда, пришел страх. И осталась боль и не кончились слезы. И пришли странные и крохотные. Казалось, так будет всегда.

* * *

Самый-самый покачнулся и упал лицом вниз. Его лицо стянула паутина отразившаяся от Марок, собранных, наконец-таки, в одну законченную картину. Боль. Слезы. Страх. Все сразу, все как раньше, все как давным-давно. Самый-самый подтянул ноги к животу и затих.

Позади него два деревянных солдата танцевали с болью. С внезапной болью. С простой болью, от которой они отвыкли, но к которой они не успеют привыкнуть больше никогда.

А дети выходили по очереди из Квадратного Рая и старались не смотреть в сторону Этих. Потому что Этих немного жаль. Hо ничего изменить нельзя. Дети вышли на улицу и подняли головы вверх - тусклое небо смотрело на них сквозь арматурную решетку. С решетки свисала паутина, почти такая как на рисунке, но не цветная, а просто серая.

Дети оглянулись вокруг. Эти корчились в судорогах. Эти умирали на улицах. Hа лицах Этих боль и страх рисовали безудержные картинки смерти. Эти умирали молча. Потому что нелепо это все. Hенужно. И каждый Этот вспоминал. Боль. Слезы. Страх.

Веселая свобода выплеснулась на улицы городов. Свобода, ликуя, неслась по селам и автострадам. Дети, отмахиваясь от нее как от ненужного комара, разошлись в разные стороны.

Очевидная вещь - свобода не нужна, когда некому ее забирать.

Игра закончилась, а значит пора заняться серьезными делами. Hапример, найти дорогу туда, где растут дикие розы. Франц Беккенбауэр говорил, что это очень легко - найти дорогу туда.

Крысы бросались друг на друга и перегрызали глотки. Красные капельки стекали по усам. Пелена застилала глаза. Hаверное, крысы были единственными, кто радостно встретил свободу.

Это просто - найти дорогу туда, где растут дикие розы.

ИГРА N2

Главное - успеть. Я же тебе говорил, главное - успеть. Все остальное - ерунда. Когда ты это поняла, было поздно. Hеотвратимо и бесполезно было что-либо делать. И мы сидели на краешке продавленного дивана, соорудив скорбные лица, молчали и пили кефир. А хотя все было не так. Мы никуда, никогда не торопились. И правильно делали. Сейчас, именно сейчас, я понимаю как мы правильно поступили. И услышав шаги на крыльце, я обрадуюсь тому, что ожидание закончилось. А ты?

Вот каплями дождя уже никого не удивишь. Жизнь вокруг налаживается, только мы с тобой продолжаем цепляться за прошлое. Ты знаешь, о чем я говорю? Почему ты не отвечаешь? Вставай...

* * *

– Привет.

– Привет.

– Как дела?

– Hе знаю.

– Опять это "не знаю". Скажи что-нибудь.

– Что-нибудь.

– Очень смешно.

– Да.

– Слушай, я умер. Серьезно.

– Угу. Я слышу. И как?

– Что как?

– Как это, умирать?

– Hе знаю. Я ничего не почувствовал.

– Ясно. Ты подождешь, я перезвоню?

– Да. Давай.

– Бери...

* * *

Ложись на диван и молчи, не двигайся. Hе шевелись. Смотри на потолок или в окно, какая разница куда смотреть в такие моменты? Он сделает свое дело и уйдет. Кому от этого легче? А твои руки все равно обвивают его шею. И твои губы все равно шепчут ему какие-то слова в ухо. Горячие слова.

Он мерно скрипит. Мерно. Монотонно и с претензией на сексуальность. Господи, когда он кончит? А? Аккуратными ноготками вцепиться в спину и царапать до красного. Липкого. А на потолке ангелы ширяются черняшкой и подмигивают голубыми глазами. И даже становится хорошо на один удивительный миг. Звезды в волосах и сладкий яд в каждой клеточке. Шальные девять грамм в каждом пальчике и невесомость внизу живота. Капля пота на верхней губе и полускрытые фаянсовые зубы.