Это всё для красоты
Шрифт:
– А?! Ну три там или четыре. Всё равно, – не отрывая взгляда от экрана, где маленький Алексей Константинович сидел на коленях у Гёте, ответила мама.
– Сами не знают, а пишут! – заворчала Даша, вернув маме звук. Она сходила на кухню, набрала в кружку воды и принесла её на стол.
– Нет, так не получится, – сообразила девочка. – Нужно куда-то эти три или четыре кружки выливать. Ма-ам, а в чём мне гипс замешивать?
Маме пришлось оторваться и отыскать старую кастрюлю, пока подросший русский поэт демонстрировал свою силу, сгибая пятаки, подковы и зубья вилок.
– Ма-ам, – обнаружила Даша следующую непонятку, – а что значит: «мера на меру»?
– Одного столько же, сколько и другого, – пробормотала мама, восхищаясь, как граф мог с одного прочтения запомнить страницу текста.
Через минуту растерянная дочка заполняла гипсом стаканы. Но ни три, ни четыре стакана не набиралось.
– Ма-ам, у меня не хватает, – опять бросилась за помощью Даша. – Они, что ли, гипса детям не доложили!
Непонятно, кому рассказывал Толстой про знамя искусства для искусства и про пугало для социал-демократов. Мама прочитала инструкцию, разобралась, что не три-четыре, а ¾ стакана, объяснила первокласснице дроби, нашла ложку, которой размешивать массу, застелила
Когда с гипсом было закончено, пришёл радостный папа с едой для праздника.
– Купил всё самое любимое! – объявил он. – «Коли пир, так пир горой!»
– Кумыс – это папе, – разбирала Даша пакет. – Шоколад – это нам! «Вискас» – Рифме. А маме…
Даря поглубже засунула голову в пакет. Но там больше ничего не было.
– А маме – живую природу, как она любит! – радостно преподнёс папа маленькое апельсиновое деревце с крошечными апельсинками.
– Какие красивые! – обрадовалась мама. – Но есть я их не буду! И вам не дам!
Услышав про апельсины и шоколад, пришёл из детской Илюшка. Уставший, но довольный.
– Ну, пойдём, посмотрим, – шёпотом сказал ему папа. В детской же разговор пошёл погромче.
– Ты зачем разрисовал обои? – спрашивал один мужской голос.
– Ага! У меня листочки кончились! – честно признавался другой. – А дорога длинная!
– Попросил бы у Даши или мамы! – ворчал первый.
– Ага! Это же секрет! – отвечал другой.
– Но на обоях нельзя рисовать! Посмотри, посмотри, как некрасиво стало! – возмущался первый.
– Ага! Вот как красиво! Машинка такая красивая, красная, колёса чёрные, и дорога длинная! – до слёз обиделся художник.
Мама не выдержала и ворвалась в детскую. Тогда Илюша ещё громче разревелся, потому что мама увидела его подарок.
– Не плачь, сынок, мы новый нарисуем! На листочке, чтобы можно было спрятать! – вытолкал маму папа, и они притихли.
Пока Даша с мамой раскрашивали фоторамку, мальчики нарисовали красивый рисунок, и Илюша пошёл его хорошо прятать. Сначала под кровать. Потом в шкаф. Потом папа уже не видел куда, потому что пора было ужинать и спать.
А утром наступил праздник.
Мама долго лежала и прислушивалась, как семья мажет бутерброды. Наверное, бутерброды не хотели мазаться и бегали по кухне, расталкивая кружки и тарелки. Но всё же их переловили и намазали насильно. Потом вкусно запахло кофе, и в спальню вошло счастливое семейство.
– Милая наша! – сказал папа и положил на подушку конвертик. – «Если б я был богом океана, /Я б к ногам твоим принёс, о друг, /Все богатства царственного сана, / Все мои кораллы и жемчуг!» И всё такое. Сегодня пойдём в магазин и купим тебе что-нибудь красивое и бесполезное! Например, браслет! С жемчугами.
– Ой! – мама заглянула в конвертик.
– Ну или с одной жемчужиной, – уточнил папа. – Но с очень симпатичной маленькой жемчужинкой.
– Ух ты! – всё равно обрадовалась мама.
– Поздравляем! – сказала Даша и протянула подарок. В знакомую рамку была вставлена мамина фотография, которой Даша подкрасила губы и ресницы, чтобы было красивее, а то маме не очень нравился этот снимок, а другого подходящего по размеру не было. Мама опять обрадовалась, потому что не узнала себя без очков, подумала, это кто-то из Дашиного журнала с комиксами про ведьм.
– А-а-а! – наступила очередь Илюшки. Слёзы такой струёй брызнули в кофе, что чашка тут же переполнилась. Мама бодро вскочила, забыв, что ей исполнилось вовсе не десять, а все тридцать пять, и двигаться теперь положено медленно, скрипя суставами.
– Зайка, что случилось? – хором спросили мама, папа и Даша.
– Рисунок не могу найти! – рыдая, сообщил мальчик.
– Минутку! – папа поставил поднос с бутербродами на кровать, и все пошли искать рисунок. Только Рифма не пошла. Она села у подноса и стала караулить бутерброды, чтобы не вздумали разбегаться, как на кухне.
– Куда же ты его дел? – недоумевало семейство, осматривая детскую.
– Сюда! – показывал Илья. И вскоре весь шкаф был перевёрнут вверх дном.
– Давно хотела здесь убраться, – сказала мама, раскладывая одежду по полкам. Но рисунка там не было.
– Нет, сюда! – «вспоминал» Илюшка. И всё начиналось сначала.
Когда в детской наступил неестественный порядок, семья пошла отдохнуть. Илья уже не мог плакать, а только всхлипывал и вздыхал.
– Солнышко моё, не расстраивайся, – жалела мальчика мама, – найдём мы рисунок. Хочешь конфетку?
– Ма-а-шинку хочу! Она красивая была! – ужасно несчастным голосом отвечал сынок. – Кра-асная…– Хорошо, сходим сегодня, купим красную машинку, не плачь.
– Ми-милицейскую, – едва выдавил из себя малыш.
Мама согласно закивала.
– И по-пожарную!
Мама опять согласилась.
– И скорую помощь ещё…
– Получается, будто это не у мамы, а у Илюшки день рождения! – надулась Даша.
– Для меня лучший подарок, когда вы весёлые, – сказала мама и добавила, подумав: – И ещё послушные.
– И все подарки, получается, Илюшке, – тихонько бормотала Даша. – Целых три машинки… Ему всегда подарки дарят…
Потом все умылись и позавтракали оладушками, которые мама быстренько испекла (потому что шоколад с бутербродов куда-то убежал, как Рифма ни старалась удержать его, только усы зря вымазала), и пошли в магазин. Мама достала из конверта папин подарок и накупила много всего бесполезного, как и хотела. И три машинки, и новые карандаши, и набор для детского творчества «Плетение из шпона» (потому что у папы тоже день рождения скоро, а гипса не осталось), средство для чистки обоев, и даже ещё хватило на диск с передачей про Толстого и для папы на Эрика Клэптона, и ещё на торт и другую вкуснятину.
Непонятно, почему мама говорит, что не любит свой день рождения. Остальные-то его просто обожают! Наверное, ей передача про Толстого не понравилась. Он такой заядлый охотник был, медведей и лосей убивал, а мама этого терпеть не может.Глава 28. Мамина дудка
Поздней
осенью все машины переобуваются. Надевают на колёса новые шины: зимние, с шипами. Папа свою «Хонду» отдал в автосервис, а Илюша переобулся сам. Мчится теперь Илюша уверенно так в новеньких резиновых утеплённых сапогах. Хорошо слышно соседям сбоку, как крутит Илюша руль, сигналит маме и Даше. Красота! Свобода! Скорость! Хорошо слышно соседям снизу, как шуршат по ламинату новые Илюшкины шины. Только на ночь снимает Илья новые сапоги и ставит в гараж. Он бы не делал этого, он бы и сам рад спать в гараже за спортивным уголком вместе с новыми шинами, но мама туда не входит. А без мамы Илюша спать пока не хочет. Папа пытался этому воспротивиться.– Ты же большой мальчик, ты должен один спать, в детской! – строго сказал он сыну.
– Ты тоже большой мальчик! – ответил Илюша. – Ещё больше даже! Вот и спи один!
Если бы был Илюша постарше, он бы сформулировал это так: «Мальчики до четырех лет должны удовлетворить свою потребность близости к матери, после чего они вполне естественно и безболезненно отрываются от неё. Поэтому, папа, отстань. Это всё природа виновата».
Мама в дебаты не вступала, потому что вечером падала без ног и ей было уже всё равно, кто там у неё под боком ворочается: папа, Илюша или кошка. Хоть бы даже привидение. Лишь бы все сытые и здоровые.
– Ладно, – смирился папа. – Но только до четырёх лет мы под твою дудку пляшем. А то у меня, кстати, тоже – природа!
Илюша промолчал, сапоги в гараж поставил и положил между родителями свою маленькую подушку. И тут в дверь постучали. Это пришла беда. Вообще в больших городских домах беды бывают самые разные. Например, одна называется Засор Канализации. Другая – Лифт Застрял. Третья – Пьяный Дворник. Есть ещё привидения. Они тихонько воют в кранах, урчат в трубах, стучат в стену и скребутся у плинтуса. Но их никто не боится. Потому что никто не верит, что это привидения. Думают, что это просто так, давление воздуха меняется.
Но за дверью стояло не безобидное привидение, а совсем другая беда. В красном халате и тапочках. Соседка называется.
– Здравствуйте, – сказала тётенька. – Я ваша соседка снизу. Мы целый вечер терпели, но теперь уже сил никаких нет. Потому что вы то пианино купили, то в подковах по полу ходите. Нельзя же быть такими невоспитанными! Вы же не в лесу, а в цивилизованном городе живёте! Вы, наверное, за своими детьми совсем не следите…
Мама сначала стала белого цвета, потом красного. Наконец-то выяснилось, что больше всего на свете она боялась не открытого балкона, не потолстеть, не генномодифицированных продуктов, а соседей. И началась у Даши с Илюшей тяжёлая жизнь.
– Не бегай! Не топай! После восьми вечера на пианино не играй! На машинке не езди! А ТО ПРИДЁТ СОСЕДКА!
И соседка приходила. Или у лифта ждала.
– Совсем не умеют детей воспитывать! – поджав губки, говорила она. – Сегодня ваша девочка меня чуть не сбила в дверях! Что хотят, то и делают!
– Но она не видела, вы же с другой стороны двери стояли! – пыталась возразить мама.
– Вот ведь дети пошли! Такая маленькая, а уже может заставить мать плясать под свою дудку! Очень вам сочувствую! – и соседка жалостливо качала головой. А потом уходила, гордая, в своём красном махровом халате.
– Дверью не хлопай. Микрофон у караоке отключи! Под дудку не пляши… Тьфу-ты, пианино закрой, я хотела сказать, – вела мама обстрел семейства.
Папа за столом Илюше замечание сделал: не чавкай!
– А то прийдет соседка? – спросил Илюша.
Илюша Дашу по спине машинкой стукнул, Даша на него заругалась.
– Я же тихо! – объяснил Илюша. – Соседка не услышит!
Но соседка слышала! А может быть, просто так, на всякий случай, стучала по батарее.
Терпела семья, терпела. Первыми привидения не выдержали. Те, которые в батареях жили. Они дружно переселились в будку к охраннику и шастали ночью по стоянке, заставляя сигнализации выть вместо них разными голосами.
Вторым папа не выдержал. Пятнадцать супружеских лет ему не запрещали в ванной громко петь, а тут!
Папа не выдержал. И ушёл.
– Я тоже уезжаю, – сказала Даша. – К бабе Зое в деревню. И Илюху с собой беру. Дети должны на природе расти. На природе соседей нет. А свобода есть.
– Кошки, конечно, тишину любят. Но при таком тоталитарном режиме не выживают, – сказала Рифма и пошла за Дашей.Осталась мама одна-одинёшенька. Только соседи рядом. Чужие. Довольные, что тишина наступила. Только трамваи за окном звенят. И радио у кого-то бубнит. И музыка из машины у подъезда. Но без Дашиного пианино и Илюхиного тарахтения – тишина гробовая на все девять этажей. Мама сначала тихо всплакнула, а потом тоже ушла. Но ненадолго. Вернулась и села на спинку дивана.
– Ты будешь гора, – сказала она дивану. – Ну не гора, а так, холмик.
– А ты, – сказала она ковру, – озеро.
– А вы, – мама вытащила из детской все игрушки и высыпала их кучей на берег «озера», – а вы овечки. А я буду пастушок.
Мама достала из сумки то, зачем уходила. Это была блокфлейта. И мама заиграла грустную мелодию. Вообще-то мама в музыкальной школе никогда не училась. И играть не умела даже гамму. Но мелодия у неё получилась по-настоящему грустная. Мама вложила в неё всю тоску по мужу, детям, по квартире без соседей, по свободе и по природе, из которой у них только привидения и кошка, да и те ушли.
Первыми почувствовали эту тоску маломузыкальные привидения. Словно хамельнские крысы они поплелись на звук. К ним присоединились духи из торгового центра, что через дорогу, и из новой двенадцатиэтажки. Привидения плотно набились в трубы и принялись бурчать, подвывать и подсвистывать. Соседи пять минут колотили по батареям, но это не помогло. Привидения выли гораздо громче. А от такого хора призраков только одно средство – капитальный ремонт. Чем соседи тут же занялись. И стали батареи отпиливать, дырки в стенках сверлить, дверь железную приваривать, а стены с потолком шумонепроникающим материалом обкладывать.
Но сквозь весь этот шум папа, Даша, Илюша и Рифма тоже услышали грустную мамину песню. Они пришли к дивану и стояли под мамину дудку, словно деревья на берегу озера. Кошка – словно карликовая берёза. Папа – боярышник. Даша – плакучая ива. А Илюша не мог долго на месте стоять, поэтому он был как перекати-поле. Игрушечные овечки пытались отщипнуть от них пару листиков, но мама не разрешала.