Это всё для красоты

– Влево поворачивай, ой, то есть право руля, – спохватывалась мама.

– Паво! Лево! – кричал Илюша.

– Нет, надо прямо плыть! – помогала советом и Даша. – Только осторожно!

Волны несли лодку быстро. Все берега заросли деревьями – настоящий лес. Иногда река делилась на две части, огибая острова. Илюша и Даша сидели смирно, не вертелись. Да и в спасательных жилетах было непросто вертеться. Илюша только и успевал кричать:

– Ица! Ица!

Это значит, он увидел в заводи цаплю, или в небе – коршуна, или зимородка над самой водой.

– Ой, утки! Сбежали из дома, что ли? – показала вперёд Даша.

Но это были настоящие дикие утки, с длинными клювами. Они захлопали крыльями, разбежались прямо по воде и взлетели над рекой.

Через полчаса путешествия Илюшке надоело сидеть смирно, а папе сильно захотелось рыбачить. Все стали высматривать место для стоянки. И нашли его очень быстро. Ещё издалека мама заметила остров с поповником. Это такие цветы, похожие на ромашки, только очень крупные. Они росли целыми букетами. Берег в этом месте был немного крутоват, но зато там уже лежало поваленное бурей дерево, на котором можно будет сидеть.

– Это настоящий необитаемый остров! – обрадовалась Даша. – На нём обязательно должны быть феечки. Или снежный человек.

– Да уж, снежный человек-то в нашем климате должен был выжить, – согласилась мама.

И пока папа готовил удочку, они поискали феечек. Но не нашли.

– Придётся нам самим стать феями. Или снежными человеками. Или русалками, – предложила мама, – кто кем пожелает, – и сплела венок из цветов и травы. Конечно, Даша тут же стала цветочной феечкой. А мама решила стать ведьмой, которая собирает хворост, чтобы сварить зелье, и принялась носить сухие ветки к берегу.

А папа в это время рыбачил.

Илюша превратился в индейца. Вымазанный в песке и цветочной пыльце, он бегал по острову, повизгивая, с палкой в руке и, за неимением бизонов, охотился на бледнолицых феечек и ведьм. Тогда Даше с мамой тоже пришлось вооружиться, и они немного поиграли в рыцарей, которые сражаются на шпагах.

А папа в это время рыбачил.

Затем мама разожгла костёр, и они стали играть в первобытных людей, у которых на ужин огромный фаршированный мамонт. Ну не такой уж чтобы очень огромный.

Вернее, небольшой такой, размером с рюкзак. И такой же синий. Его ещё дома бабушка нафаршировала, а мама теперь доставала из мамонта лук, чеснок, яйца и огурцы, пряники и хлеб, помидоры и соль, конфеты и бутерброды с колбасой. Разложив этот фарш на стол из листьев, шкуру мамонта бросили в лодку: вдруг ещё пригодится.

А папа в это время рыбачил.

Костёр уже прогорал, и пора было запекать картошку.

И папа в это время пришёл.

– В этой речке рыбы нет! – хмуро сказал он. – Ни одной.

– Ты сам у нас вместо золотой рыбки, – попыталась утешить его мама.

– А если начнётся шторм и нам придётся остаться на острове на всё лето, я не смогу вас прокормить! – не утешался папа.

– Ничего, – сказала Даша, – у нас мама есть. И ещё мамонт.

– И пол ведра картошки. Кажется, ты в детстве её прекрасно пёк, – и мама пододвинула к папе картошку.И папа, вспоминая, какую вкусную картошку он пёк много лет назад, стал закапывать её в угли, укрывать, укутывать, подтыкать ей одеял ко и петь колыбельную песенку. Когда набегавшийся Илюшка, уснувший на разостланном покрывале, открыл глаза, картошка была готова. Они отламывали чёрную хрустящую корочку и добывали горячую мякоть, рассыпчатую, душистую. И смеялись друг над другом, чумазые.

Но пришло время прощаться с маленьким островом, на котором опять долго-долго не будет ни фей, ни индейцев, ни мамонтов, а будут только птицы. Папа погасил костёр. Даша с мамой собрали весь мусор в пакет. И лодка отчалила.

– А сейчас самый опасный участок пути, – сказала мама. – Слышите шум? Это быстрина.

Река, огибая остров с двух сторон, опять соединялась, сталкивалась сама с собой, на радостях поднимая большие волны, которые несли прямо к скалам. Папа крепко взялся за весла, дети притихли. Мама говорила папе, каким веслом грести, и вдруг замолчала, глядя на скалы.

– Что это? Водяной?

От расщелины в скале шла прямо на лодку большая волна с белой пеной на гребне. Шла против течения.

– Ох ты! – крикнул папа, налегая на вёсла. В прозрачной воде уже был виден тёмный плавник и широкая спина огромной рыбины.

– Акула! – закричала Даша.

Рыба была размером с лодку. Мама побледнела, как пена на волне, схватила Дашу с Ильей и с резиновых подушек посадила их прямо на дно лодки.

Папа грёб, как сумасшедшая утка, если бы той пришлось убегать от крокодила или какого-нибудь морского змея. Но лодка двигалась к противоположному берегу медленно, с трудом сопротивляясь волнам.

Огромная рыбина была совсем близко. Она, наверное, сначала хотела напасть на лодку, но потом почему-то передумала. Рыба отвернула в последний момент, задев дно надувного судна только хвостом, и помчалась, как катер, дальше. Как крылья, взметнулись вверх вёсла. Лодку качнуло на большой волне, бросило вперёд, подальше от скал. Рыбина словно вытолкнула непрошеных гостей со своей быстрины.

Мокрый папа молча зарулил в тишинку и опустил вёсла. Даша с Илюшей перебрались с мокрого дна на такую же мокрую резиновую подушку. Мама сняла мокрые очки и протёрла мокрым платочком стёкла. Было тихо. Только щебетали птицы и раздавалась какая-то странная, неземная музыка. Это пел ветер, задевая леску лежащей в лодке удочки. Все ещё немного помолчали, отдышались, а потом хором принялись кричать:

– Ыба! Ыба!

– Это что, акула, да? Или это кит? Она бы могла нас проглотить!

– Таймень это! Таймень! А может, и нельма, раньше в Чарыше нельмы водились. Царь-рыба! А ты говоришь, рыбы в реке нет!

– Теперь я на этом даже настаиваю. Этот таймень всю остальную рыбу просто сожрал.

– Первый раз такую громадину вижу!

– Он всю рыбу съел, а теперь хотел нас съесть!

– Ам-ам! Ыба ашая!

Ещё долго над рекой звенели возбуждённые голоса. Да и вернувшись домой, путешественники не могли успокоиться, рассказывая всем подряд про чудо-рыбу.– Надо каждый день на рыбалку ездить, – сказала перед сном Даша. – Я очень люблю печёную картошку.

Глава 13. Сначала было лето

Семья – это словно матрёшки. Дети – самые маленькие матрёшки. Они появляются из матрёшки-мамы. Мама появляется из бабушки. Бабушка из прабабушки. А прабабушка – из своей мамы, которую и вовсе называют прапрабабушкой.

Дашу давно интересовало, откуда взялась самая первая бабушка на свете и зачем вообще нужны папы. Про пап она недавно поняла. Папы необходимы для сильного раскачивания на качелях, и для лазанья по крышам, и чтобы тяжести переносить. Детей, например, если они вечером сильно устанут и сами идти уже не могут. А про бабушку Даша в садике спрашивала, но воспитательница какую-то глупость сказала, что, мол, первая бабушка появилась из обезьяны. Даша с Ильёй в зоопарке были, на обезьян смотрели, но что-то не заметили, чтобы из них бабушки получились. Ну, дедушки ещё туда-сюда, но уж точно не бабушки. Мама сказала, что есть ещё одна версия происхождения бабушек: их сделал Бог. В это Даше тоже верилось с трудом. Потому что и Бога должен был кто-то тогда сделать. Есть же у него мама с папой? А значит, и какая-нибудь Божья бабушка должна быть. К своему вопросу о бабушках Даша вернулась, когда они шли с мамой по деревне в гости. Из каждой калитки, из-за каждой ограды, из всех дверей смотрели на них совершенно незнакомые люди и говорили: «Здравствуйте». Ещё говорили: «С приездом!», и «Что же вы такие худые?», и «Как вам там, в городе, живётся?» Мама Даше рассказывала, кого как зовут и почему их все знают. Даша быстро запуталась, но сделала вывод, что все люди ей и друг другу родственники, хотя и незнакомые и очень далёкие. Тогда она и вспомнила про самую первую бабушку на свете. А потом они к ней пришли. К самой первой бабушке. Это Даша сразу поняла, потому что бабушка была очень-очень старенькая. Она даже росла уже не вверх, а гнулась к земле. И чтобы совсем не перевалиться головой вниз, бабушка опиралась на клюку. На ногах у неё были валенки, хотя стояла середина лета. Бабушку звали Вера Ивановна.

Мама сказала, что эта бабушка давным-давно работала учительницей. Тогда школа была при церкви. А потом церковь сожгли. И школу вместе с ней. Те, кто это сделал, хотели показать, что они сильнее всех на свете, и даже сильнее Бога, которого, может, и на свете-то нет. Ведь никто его не видел. Что тогда доказывать – непонятно, вот дураки. Могли бы просто соревнования устроить, бег в мешках или борьбу, например.

Вера Ивановна больше не стала в школе работать. Она стала сказки сочинять.

– За сказками али за травками? – сразу спросила бабушка. – Пойдёмте-ка в избу.

Избушка у бабушки была крошечная, будто игрушечная, всего одна комната. На белых стенах висели старые фотографии и картинки с ангелами.

– Сама рисовала, – показала на ангелов бабушка. – По памяти.

Мама включила диктофон, и бабушка начала рассказывать истории. Они походили на сказки, но Вера Ивановна всегда говорила, у кого можно было бы спросить и проверить, что это правда, так и было. Да и не умеют взрослые так интересно врать. Взрослые врут скучно – например, говорят: денег нет, чтобы купить сто шоколадок или роликовые коньки, а у самих на средней полке за книжками в конверте полно денег лежит – наверное, целая тысяча. Или папа говорит: я сегодня вернусь с работы пораньше, а сам приходит, как всегда, поздно.

Даша слушала бабушку, разинув рот. И больше всего ей такая история понравилась:

«Где прячется Бог

«О-о-о-ах, – вздохнул Бог.  – Сирота я сирота. И небо сделал, и землю сделал, и воду сделал, и звёзды сделал, и солнце выковал, и зверей, и цветы. Красота-то вокруг какая. С утра до вечера одно лето-летнее. А с другого утра всё сначала. Но всё равно чего-то не хватает. Как-то скучновато маленько, одному-то».

И решил Бог человека сделать. Только вот какой он должен быть, человек-то? Долго думал Бог, а потом взял от всего вокруг по капельке: и от дождя грибного, и от ливня проливного, и от земли тёплой, и от травы мягкой, и от зверей волосатых, и от рыб лысых. И даже от радуги взял, чтобы глаза сделать, да и слепил из всего человека. Только вот какие дела. Отщипывал-то Бог от Лета, отщипывал на человека, и образовалась в Лете дырка. И трава в этой дырке не растёт, а вянет, и вода дождевая стынет, и белое облако на небе в синюю тучу старится. Так появилась на свете Осень. Но рад Бог, что его человек часто вспоминает, выходит вечерком на крылечке-то вместе посидеть, поговорить, красотой вокруг полюбоваться.

– Господи,  – взмолился как-то человек, – всё у меня есть, и небо, и земля, и вода, и звёзды, и звери, и цветы. И Бог у меня есть. А жены нету. Сирота я без жены.

И сделал Бог ещё одного человека. Тоже немало на него Лета ушло. На одни только волосы сноп солнечных лучей истратил. И как только ожил второй человек, так в Лете ещё одна дыра образовалась. Да какая глубокая. Холодная. Ничем её не замазать, не заделать. Бросил траву – трава умерла. Залить водой попробовал – замёрзла. Медведя большого, лохматого посадил, а тот лапу в рот, калачиком свернулся и уснул. Так на свете Зима появилась.

– Всё, – сказал Бог. – Больше никого делать не буду. А то от моей красоты ничего не останется.

– Спасибо, дальше мы сами управимся,  – сказали человеки. – Ты нас только не забывай. Приходи на крыльце посидеть.

Но как ни заглянет Бог на Землю, так людям всё некогда: то грибы собирают, то варенье варят, то новый дом строят. Человекам хорошо, а Богу опять одиноко. Но вот заглянул Бог на Землю немного погодя и видит, что за чудо: бегают по Земле новенькие маленькие человечки, хохочут, первых больших людей папой и мамой кличут. Как так, откуда взялись, никак опять от Лета отщипнулись? Глянул Бог на Лето, а в нём дыры нет. Присмотрелся. Дыры нет, зато кочка появилась. Да не кочка, целая горка. И с горки бегут ручьи, и травка на ней ещё маленькая, но свежая и крепенькая. И цветочки растут – мелкие, но душистые, и ящерки бегают, и жучки разные весёлые ползают.

Что такое? Поймал Бог одного маленького человечка с бантиками, спрашивает:

– Я же этого ничего не делал! Что это такое?

– А это Весна называется,  – говорит детёныш. – Это всему начало, как бы детство. Помнишь, когда ты совсем маленький был?

– Не помню,  – ответил Бог, сел на горку и заплакал, – я не был маленький, я же вечный.

– Ах ты, сирота, сирота, – вздохнула девочка и села рядышком. – Пойдём с нами играть.

– Как играть? – удивился Бог. Он же не был маленьким. Не знал про разные догонялки с прятками.

– Пойдём, пойдём, мы тебя научим, – закричали дети. И научили дети Бога играть: и в мячик, и в салочки, и в «море волнуется раз», и в разные другие игры.

Развеселился Бог. Не одиноко ему, не грустно.

– Надо было мне сразу детей сделать, были бы на земле только Весна да Лето, – сказал он.

– Ничего, Зимой тоже можно играть, – утешили его ребятишки.  – Только штаны потеплее надеть.

Бог ещё больше обрадовался. Он даже изобрёл ветер сильный для вертушек и воздушных змеев, и гром с молнией – это чтобы интересней было страшные истории рассказывать, и дерево акацию – чтобы свистульки из стручков делать, и иней с узорами на окошках – для красоты, а лужи и вторые хвосты у ящериц – просто для баловства. Но больше всего полюбил Бог в прятки играть. Вот только водить Бог не хотел, он почему-то и с закрытыми глазами всё видел. Зато прятался ловко. Хотя дети вскоре узнали все его потайные места. Только взрослым про них – ни-ни».

Вечером, когда мама и Даша вернулись от Веры Ивановны, Даша села рисовать. По памяти. Она нарисовала Бога в просторной такой одежде. Получилось похоже на юбку. Потом она пририсовала ему палочку в руки. Пригодится. Вот идёт он по облакам и путь-дорогу палочкой трогает: не слишком ли облако тонкое, не провалится ли? Или этой палкой удобно тучу в бок ткнуть, чтобы снег пошёл. Потом Даша посмотрела на своего Бога внимательно и дорисовала ему платочек на голове. Мама подумала, что Даша Веру Ивановну нарисовала. Но Даша-то знала, кто там, в картинке, спрятался.