Этот добрый жестокий мир (сборник)

Ага. Я тоже помню. Как раз заснул в тот момент, когда ворвалась мадам Кшестанчик в редакцию.

(Стася моя — кор-ррреспон-ден-том в газете работает) и с гордым видом потребовала предъявить ей «журналистку, пишущую под псевдонимом Станиславы Кшестанчик». Мол, фамилию благородную посмели без спросу использовать. И сразу не поверила, не узнала внучку — как-никак восемь лет прошло с последней встречи. А когда поняла, кто перед ней, развернулась, поджав губы, и удалилась, ни слова не говоря.

Только огонь незримый полыхнул с новой силой.

— Я же тогда ушла, а у самой все в груди сжалось: вдруг больше не свидимся? Две недели маялась, прежде чем осмелилась позвонить в редакцию. Не знала, что ей скажу, не представляла, что она ответит…

М-ня. А еще ты не знала, чего стоило Стаське согласиться на вторую встречу.

— А как я жалела о потерянном времени. Наша ведь кровь — Кшестанчиков. Как я раньше этого не поняла? Я и квартиру готова ей отписать. Но только ей, а не этой лахудре.

Согласен! Лахудре здесь не место. А с квартирой история еще та была. Свиделись бабушка с внучкой, поговорили, потом еще раз, и наконец решилась Римма Алексеевна. Говорит: «Приходи в квартиру нашу жить однокомнатную. А со временем я тебе и вовсе ее отпишу. Все равно ведь пустует — покупали для Игоря, а он как за границу уехал, так там и остался. С квартирой, — говорит, — что хочешь, делай. А что мне с ней делать? — Вздох тяжелый. Приходи. Она хоть и без ремонта, но жить можно».

А Стаська еще и заупрямилась. Не надо, мол, нам подачек барских! Пришлось вмешаться. Нет, я, конечно, понимаю — гордость, достоинство и все такое, но у меня в глазах уже зарябило от бесконечных смен жилищ. За два года пять штук сменили. Только обживешься, энергопостов настроишь, территорию наметишь — и снова переезжать. Фррр! Надоело, пес их за горло! Одним словом, я в наших снах со Стаськой потолковал. Переубедил упрямицу. Согласилась. С условием, что не будет бабушка в жизнь ее вмешиваться. Ни при каких обстоятельствах.

А Римма Алексеевна на дерзость ничуть даже не обиделась — наша кровь, говорит!

Не обиделась.

Лишь засияло пламя подо льдом.

И вот, не прошло и двух месяцев после новоселья, как мамаша нагрянула.

Чвакпуло болото. Взялось дымкой. Воняет. А где-то журчит-переливается невидимый глазу ручей…

— Мама, что-то случилось?

— М-м-м?

— Ты уже полчаса меряешь шагами комнату.

— А что мне еще делать? У тебя телевизор поломан!

— Гм… Не знаю. Например, газету с вакансиями почитать. Если ты планируешь остаться в столице, тебе бы работу найти.

Молчит мамаша. Продолжает вышагивать из угла в угол.

— Ма-а-ама! Голова болит. Пожалуйста, хватит топать!

Бурлит болото. Настороженно притих ручеек. Не бойся, милый, я ведь рядом. Хвост трубой, когти — наготове, в обиду не дам! Журчит ручеек…

В понедельник Станислава собралась на работу. Впервые за три недели. Проснулась радостная. Запорхала птичкой по квартире. Любила она газету свою. Вообще, она у меня талант! Прирожденный журналист.

— Я же сплю! Можно тише?

— Извини, мамуль! Сумка упала.

Фыркнула Виктория, в одеяло укуталась.

А Стаська радостно к выходу поскакала. Ничего ей сейчас настроение не испортит. Ни мамашино бурчание, ни сон увиденный, да к утру позабытый — ею, но не мною. Все тот же сон — про кровать и болото. Только матери в этот раз не было, зато главарь Станиславы был. Ходил по кровати с надменным видом, брезгливо вниз поглядывая. Боялся ноги промочить.

Эх, Стаська, не вышел бы сон в руку…

Вышел.

Радостная прибежала Стася на работу, да нерадостная ушла.

— Простите, Станислава, не хотели вас беспокоить во время болезни… Нам урезали бюджет. Мы вынуждены сократить некоторых сотрудников, в их число попали и вы.

А в глаза-то главарь не смотрит. Обжечься боится. Только вместо огня лед застыл во взгляде Станиславы.

— Почему именно я? — В голосе — только сухой интерес.

— Станислава, как к специалисту к вам претензий нет, но…

ВЖЖЖЖ!

Вздрагиваю, просыпаясь.

Повседневность жужжалку кухонную включила, комбайн то есть. А у меня связь со Стаськой оборвалась. Впрочем, можно и не дослушивать. У них в редакции — стая, все свои. И только Станислава пришлая была.

Та-а-ак! Минуточку! А что это Повседневность на кухне затеяла? Раньше она интереса к комбайну не выказывала. Уф, опять в болото лезть. Глаз да глаз за мамашей нужен.

Чвакает болото, клубится туман, и робко пробивается сквозь топи тоненький одинокий ручеек. Чистый, прозрачный. Как остался незамаранным среди этого мрака? Стоит на меже Виктория. В ручей не решается окунуться, но и грязи сторонится.

Стоит у края, с ноги на ногу переминается.

— Что на меня нашло? Она же мне дочь, в конце концов, а я… Телевизор мне понадобился… Черти дернули! Пусть я тресну, если еще раз подойду к тому телевизору!

Звенит ручеек. Настороженно булькает болото.

Мяф!

Подозрительно все это.

— Привет! Я на ужин приготовила что-то особенное… — Кажется, Виктория и сама словам своим удивляется.

Стася недоуменно вскинула брови. Зашла в комнату, плюхнулась на диван.

— Спасибо, я не голодна. Голова болит.

Бедная моя! Прыгаю к ней на колени. Весь день по городу бродила. И ведь не ела ничего! Фррр! Не голодная она, как же.

— Что-то случилось? — Мамаша зашла в комнату с двумя стаканами сока в руках.

Подумав, Стася взяла один себе. Подумав еще немного, рассказала все, что я уже видел.

— Что ж! Будем вместе работу искать! — улыбнулась непонятно чему Виктория.

Трусь всем телом о Стаськин живот, спину. Впиваюсь когтями в туман — в том, что сегодня его будет много, я даже не сомневался. Кто угодно в такой ситуации затуманится. Мур-мур-мур! Окунаюсь с головой в дурманящую черноту, отгоняю коварный морок. С ошметками болотной тины…

Эх, Стаська, Стаська, боюсь, придется звать подмогу. Ты спи, драгоценная. А я пока поработаю. Та-а-ак, где-то здесь должно быть. На этом стуле сидели, помню. Эх, Повседневность со своими уборками! Все запахи уничтожила. Ага, унюхал. Выхожу на связь! Сложно влиять на малознакомых людей. Но, в принципе, реально. Особенно, когда от малознакомого зависит судьба тебе родного человека.

Мррр!

Кажется, получилось!

Теперь можно и самому поспать.

Он приехал ближе к полудню. Незадачливый владелец зашкафного презерватива.