Этот дурак
Шрифт:
— Присаживайтесь, в ногах правды нет, — усмехается мужчина, заметив нашу заминку, сам падая в большое директорское кресло, утопая в нем. И только сейчас замечаю, сколь сильно сын не похож на отца. В отличие от Яна глаза у него обычные карие, разве что темные волосы серебрятся, кое-где проскальзывая прядями родного каштанового оттенка. Может челюсть эта, да скулы похожи. Но в целом — ничего общего. У нашего ректора черты лица грубее в разы, видимо Яша в мамку.
Вспомнила, как сына назвал, невольно давя смешок.
— Не понимаю, нафига сюда притащились, у нас занятия вообще-то, — недовольно
«И также прекрасно забыла напрочь», — ехидно вторит мне мозг. Умолкни Серенький, тебя никто не спрашивал.
— Чего бестолочь-то, сам там не появляешься, не знаешь даже, — огрызаюсь невольно, проседая на месте. Голову повернул, зыркая глазищами своими желтыми.
— Мне и знать не нужно. В отличие от тебя всю сессию экстерном сдал, — ехидно бросил, но вот лапу свою с моего запястья не убрал. Сжал покрепче, словно намекая: дернешься — убью.
— Мне нравится, — разулыбался Иван Федорович, заставляя меня засомневаться в его адекватности. Даже в ладоши хлопнул. — Вы такая милая пара, Яша.
Наверное, на наших лицах одновременно отразилось такое недоумение, смешанное с отвращением, что ректор притих. Осторожно постучалась Варенька, заглядывая в кабинет. Дождавшись кивка, внесла поднос с тремя чашками. Поставила на стол, не переминув пододвинуть вазочку с конфетками к Кришевскому-младшему, проворковав:
— Вот, Ян, твои любимые с печеньем и орехами.
Очередной взгляд наивной дурочки Наташи Ростовой, затем улыбка ректору и походкой от бедра из кабинета под мой ошарашенный взор.
— Чеее? — выдыхаю, поворачиваясь, а этот господин рогатый уже вторую конфету разворачивает, заставляя челюсть упасть на пол.
— Яшка у меня сладкоежка, — хмыкает Иван Федорович на мое недоумение. — Не знала?
— Да я вообще много чего не знала. На первых порах оно вообще незаметно, — шиплю, пытаясь дотянуться до злосчастной вазочки. Ага, как же. Демонище рогатое на край отодвинул, фыркая:
— Ты и так толстая, тебе нельзя.
Это ты кого жирухой назвал, Яша Люциферович?
— Сын, — строгий взор из-под бровей, правда все портит улыбка. — Что за манеры. Весь в мать, — вздыхает тяжело, потирая висок, и на меня с извинением смотрит. — Представляешь как с ними двумя тяжело? Гости — плохо, праздники — это гости, а гости это плохо. Всем недовольны, даже солнышком на небе.
— Вот в кого такой арбуз кислющий сорта Яшка, — хмыкаю, слыша рядом рычание. Помирать, так с музыкой. Тем более ничего он мне в кабинете отца не сделает, да и вне тоже.
Иван Федорович запрокидывает голову, расхохотавшись громко. Где-то за стенкой прекратила шуршать Варенька, по скрипу половиц слышно, как подкралась к двери. Эх, по носу бы ей сейчас.
— Разве не прелесть? — скалится ректор, хлопая по столу. — Решено, на следующей неделе у бабушки Яна юбилей, приходите вместе! Кстати, зови меня дядя Ваня. Наедине, разумеется, — добавляет, пока грудь от важности надуваю. Щедрость какая, ректора университета дядей
звать.Слышите стук? Это челюсть моя нижняя второй раз под стол закатилась, а демон рядом дернулся, конфеткой подавившись. Пришлось по спине хлопать, дабы дай Бог раньше времени обратно в родной девятый круг не попал.
— Папа, ты сбрендил? Какой к чертям юбилей?! — зарычал, отодвигаясь от меня. Что сильно хлопала? Ну, прости, ты умирал.
— Бабули, — невозмутимо ответил Иван Федорович, потирая подбородок, — Зоя Семеновна будет рада. А не придешь, она тебя в огороде закопает. И меня заодно, что внучка любимого не привез.
В этой семье адекватные женщины водятся или только нам с дядечкой Ваней так не повезло? Эй, сатанище, давай, скажи свое веское мужское слово!
— Не хочу я на юбилей, — ворчит, куксится. Резче, где рога? Где хвост с виллами? Я не готова умереть ради твоего прикрытия.
— Вы знаете, я, наверное, не смогу, — бормочу, пытаясь спасти ситуацию. Заодно себя. — К маменьке съездить надо, опять же учеба.
— Ерунда! — отмахивается дядя Ваня, — Яша тебе поможет. Ему все равно стоит чаще на занятиях появляться, — снова строгое лицо. В этот раз конечно по-настоящему. Хочешь, не хочешь, а сахарный демон вынужденно застонал, словно смиряясь со своей участью. Господи, во что я вляпалась?
Делаю последнюю попытку спастись, выдыхая:
— Может не надо?
— Надо, — кивает Иван Федорович. Поворачиваюсь к Яну, сверля взором. Если сейчас не скажет слова против — сдам его отцу. Мол, мы никакая не пара, обманывает он вас, благороднейшего человека. На чувствах отцовских играет.
— Ладно, пап, — отвечает. Открываю рот, а меня за шею резко хватают, притягивая ближе, едва не перевернув стул, шипя в ухо, обжигая дыханием. Вот гад, сбил весь настрой.
— Дернешься — убью.
Не знаю, наверное, со стороны, это словно ласковое шептание, может поцелуй, а меня передернуло. Да только не от страха, а от прикосновения. Словно током пробило, по телу приятное тепло разлилось. Размякла вся, тая прямо на месте. Что за ерунда, Злата, прекрати, фу!
У него туалетная вода с феромонами что ли?
Затем подскакивает, хватая меня за руку. Иван Федорович сказать ничего не успел, бросая на ходу, на буксире таща мое бренное тельце.
— Мы пошли.
— Ян, не забудь про учебу, — крикнул нам вслед ректор, добавляя. — Златочка было приятно познакомиться. Растопи сердечко сына моего!
А? Что? Какое сердечко? У чудовища сердце есть?
Вылетели из приемной, так что Вареньку едва не убили дверьми. Лишь в коридоре подальше от злосчастного места обитания главы университета только тогда его величество соизволил убрать ласту от моей конечности, брезгливо обтирая ее о свою куртку.
— На людях ко мне не приближаться, бамбуковый медведь, — тут же озвучил условия. Изумленно глазами хлопаю, силясь понять. Он дурак или у меня лыжи не едут? Смотрю, думаю все же дурак. Или муд…муд… ну, вы поняли.
— Не могу не приближаться, мы же пара, — возмущаюсь. Нет, вы посмотрите какая цаца. Не подходи, сюда иди. Определись уже!
— Завтра возле библиотеки в 14:00. Опоздаешь — прикончу, — снова игнорирует меня, оглядывая пустое помещение, поворачиваясь ко мне всем корпусом.