Этот век нам только снился. Стихи
Шрифт:
И корни вывернут корой-кореньями,
А душу просто зароют заживо
В ти-ти-хо-хо-вор-на-вор-варения.
И будут клянчить вторую молодость,
Пихая пяткою старость-стерву,
Но спросит мальчик хрустальным голосом:
«А что ж вы, дяди, не жили в первую?..»
Все в рай! И каждому – своё:
Кому бельё,
Кому жильё,
Кому медаль,
Кому мильон,
Кому
Кому до звёзд рукой,
Кому врачей, постель, покой,
Курорты, грязи погрязней,
Бесплатный вход в любой музей,
А мне – гитару и друзей!
Струны зажав рукой,
С голоса сняв запрет,
Я проклинал покой
Даром прожитых лет,
И проклинал тоску,
Ту, что по кромке зла,
Как седина к виску
Вместо любви пришла.
И проклинал вино
С каждым стаканом злей,
Ведь в жизни моей оно
Было вместо друзей.
И проклинал долги
Всем кошелькам назло,
Ведь на моём пути
Мне только в долгах везло.
Кто мне нальёт вина?
Кто станет со мною пить?
Кто скажет мне: «Старина,
Ты славно сумел прожить!..»?
Друзья, как летние дожди,
Скопились, хлынули, прошли,
Перебурлили в памяти и снова
Пустое небо над тобой,
Пыль, мухи, комары да зной.
Ни ветерка, ни облака, ни слова…
ПОГИБШИМ ДРУЗЬЯМ
Я молчаньем застыл безветренным.
Мой маяк – их костёр – угас.
Говорят, что их было четверо,
А мне кажется – пятеро нас.
Злых случайностей поле минное
На куски разорвёт голоса,
Ветер бросит их мне в гостиную,
В тюль, как в старые паруса,
Я сложить их опять попробую,
Я попробую снова плыть,
Пропотевшей укрывшись робою,
Не сумевшей других укрыть.
Плыть, светлея в погоне яростной,
За прошедшим, не за своим,
Шторм, как пир, – и хмельно, и радостно,
Смерть и песня – как тесно им!
Как в молчанье друзей безветренно.
Голос мой, уголёк, угас.
Знаю я, что их было четверо,
Но всё кажется – пятеро нас…
В весенней толпе мы распяты тоской,
И, глядя на лица знакомых и близких,
Мы родственных душ потаённые списки
Черкаем и правим дрожащей рукой.
Я дружбою болен. Отчаянный мистик,
Всё слышу в себе перекличку имён,
Всё клею в былого растрёпанный сон
Своей же рукой перечёркнутый листик.
Не изболев, не тщись на стих и повесть,
Отгородись от
песенных бравад,У Слова лишь один синоним – Совесть.
Всё остальное – чуждое, слова…
ДЕЛЕНИЕ И ОТДАЛЕНИЕ
Земля – в кусках материков.
Те – в сети границ.
В каждой клети –
Узелки городов,
Язвочки столиц.
Городов тьма
Крошится улицами,
На улицах дома
Друг на друга дуются.
Дома – только держи! –
Делятся на подъезды и этажи.
Этаж – это целый мир
Из трёх-четырёх квартир.
У квартир – общая стена,
Вот и вся пятистенная старина.
Остальное – чисто человечья игра в прятки:
Я, например, не знаком
С соседкой по площадке…
Барабанил в окна град:
«Братство, равенство, свобода!..»
Барабанил в окна град
Семьдесят четыре года,
Барабанил в окна град –
Сколько градом перебито?
Барабанил в окна град –
Крыто градом. Крыто-шито…
Барабанил в окна град,
Звал меня тревожным зовом –
Барабанил в окна град –
Не сидеть же за засовом!
Барабанил в окна град,
Взбарабанивал природу,
Барабанил в окна град:
«Братство! Равенство! Свободу!»
Барабанил в окна град,
Всё с лихвой завоевали,
Барабанил в окна град,
Поменяли на медали,
Барабанил в окна град,
Подели и пропили,
Барабанил в окна град,
Трах-бом-бом-дзинь-дили-дили…
Стояла чудесная осень
С богатым букетом в руке,
Смотрела, как осень уносит
Тепло по небесной реке,
Смотрела сквозь ветви-ресницы,
Как синей высокой тропой
Две белые кобылицы
На дальний летят водопой,
Смотрела, как ветхое платье
Неслышно срывается с плеч, -
Молочные младшие братья
Его остаются стеречь.
Богатыми бусами росы
Блестели в её волосах…
Стояла чудесная осень,
И верилось всем в чудеса.
…А я люблю стоять на виадуке
И поезда встречать издалека,
И удивляться, как по синим буквам
Созвездия читают облака,
Как за два долгих поезда до стужи,
До станции, упрятанной в снега,
Какой-то мастер много жёлтых стружек
С октябрьского леса настрогал,
А друг его на клавишах покатых
Жестяных крыш, на струнах рельс и шпал
То грусть, то попурри из «Травиаты»,
То пышно вальсы Штрауса играл.
Так город вырос на пути из ночи,
По улицам гуляли чудаки,
И для больших домов влюблённый зодчий
Выкраивал из неба чердаки.