Этюды, картины с целины

— Так не бывает, — отрезал он. — Орки рождаются, орки умирают, это закон природы.

С этим не поспоришь, конечно, но шаман, кажется, не понял, что я имею в виду.

— Даже эльфы умирают, — продолжил Гарул, и я почувствовал, как внутри закипает холодная ненависть.

— Если их хорошенько стукнуть, — рыкнул я.

— Все орки зиму не переживут. Не стоит об этом переживать, — произнёс шаман и пошевелил угли в очаге.

Я прикрыл глаза и выдохнул, пытаясь успокоиться. Я пришёл сюда не за тем, чтобы размышлять о неизбежной смерти и впитывать философию стоицизма в орочьем варианте.

— Ты напомнил мне об эльфах, Гарул. Об эльфах, которые будут зимовать в тёплых домах под защитой своих священных рощ, и которые не знают даже малой доли тех лишений, что придётся терпеть нам, — скривился я. — Там, внизу, они не знают ни голода, ни холода. И им не приходится долбить мёрзлый камень, чтобы похоронить умерших от истощения младенцев.

Шаман помрачнел.

— Я знаю, чего ты хочешь, Ундзог. Спуститься вниз, захватить их земли, и так далее, — глухо сказал он. — Но это всегда кончалось одинаково. Приходят их маги и жестоко карают всех. Прольётся большая кровь, Ундзог.

— Так помоги мне найти средство, чтобы этой магии противостоять, — потребовал я.

Глава 37

По словам шамана, таких средств не было и быть не могло. Но я был уверен на все сто процентов, что такие средства есть, просто это Гарул о них никогда не слышал. Гарул вообще не очень много мог рассказать о магии, лишь какие-то общие понятия и абстрактные примеры. Ну, и все случаи, когда эльфийские маги тем или иным способом убивали оркских вождей и военачальников. Довольно изобретательно убивали, надо заметить.

Лопнувший в собственный доспехах Бадгаз это ещё не самое изящное и жестокое, что могли придумать остроухие. Судя по тем обрывкам информации, что рассказывал Гарул, они не гнушались ни химического, ни биологического оружия, вернее, их магических аналогов. Умертвить целую деревню колдовским туманом вместе с детьми и женщинами? Пожалуйста. Обрушить метеоритный дождь на долину, где укрываются орки? Это ведь не священная роща, хай палае. Но я всё-таки выяснил одну слабость этих ублюдков и выродков, для того, чтобы сотворить магию, им нужен был визуальный контакт с целью. Значит, хотя бы от удара орбитальной пушки я защищён, магам придётся лезть сюда, в горы, чтобы нам противостоять. Здешнее колдовство это не ядерный чемоданчик и даже не стратегический бомбер, это РСЗО и диверсионные группы. А от удара дубиной в череп колдуны умирают ничуть не хуже обычных эльфов.

Значит, если я найду способ каким-то образом блокировать их магию, то смогу их убивать. А без магической поддержки эльфы нам не соперники даже близко. Их не то что топором, соплёй перешибёшь. Собственно, именно магия и была тем средством несения демократии, гарантирующим безусловное превосходство остроухих на поле боя. Ни у гномов, ни у людей ничего подобного не было. Были артефакты, были жрецы и прорицатели, были разного рода фокусники, но боевые маги были только у остроухих, и именно поэтому они играли первую скрипку в их Священном Союзе. Эсесовцы, мать их растак. Формально, конечно, все три союзника были равны, но даже мы, орки, знали о том, что эльфы в этом союзе самые главные.

Если бы у меня была возможность как-то пообщаться с ними, заслать разведчиков, дипломатов, шпионов, я мог бы попробовать сыграть на этом клубке противоречий. У меня не было ни малейшего сомнения, что все три расы чем-то недовольны в сложившейся ситуации, и если соотношение сил внутри Союза изменится, они могут вгрызться друг другу в глотки, надолго отвлекаясь от моего существования. Но никаких переговоров и дипломатов быть не может. Только война. Другого языка они не понимают, считая нас примитивными животными.

Поэтому я снова взялся за эксперименты. Жезл Белых Ястребов по-прежнему был у меня, хоть я и старался лишний раз его не трогать. Всякий раз, когда он попадался мне на глаза, я вспоминал те молнии, грозившие истребить моё войско, и по спине пробегал неприятный холодок, а загривок покрывался липким холодным потом. Мне повезло, попросту повезло, что вождь Горхоб не успел завершить ритуал и что он не ожидал моей внезапной атаки. Думал, наверное, что я не решусь броситься врукопашную против колдуна.

Я даже не пытался овладеть магией этого посоха, она меня пугала, как могла бы напугать взрывчатка с ввёрнутым запалом или взведённая мина. Одно неосторожное движение — и мой пепел падает в тапочки. Но если я хочу найти способ этой магии противостоять, нужно её освоить, хотя бы в теории.

Поэтому я взял этот посох, облачился в полный комплект доспехов (которые не защитят, но зато в них было спокойнее) и отправился искать какое-нибудь уединённое место в горах, чтобы никому не навредить мимоходом. Я решил подняться повыше, на какой-нибудь отдалённый утёс в землях Белых Ястребов. Там точно не будет лишних свидетелей.

С посохом даже подниматься в горы оказалось легче, и если сначала я боялся, что при каждом ударе о землю он будет искрить и испускать молнии, то вскоре привык и свободно опирался на него.

Вытертая тысячами прикосновений гладкая поверхность посоха лежала в руке, словно влитая, будто это было не истёртое временем корневище, а анатомическая рукоять, сделанная под заказ. Его не хотелось выпускать из рук, настолько удобно он ощущался.

Наверху, где ветра со всех четырёх сторон света сходились в один беспрерывный промозглый поток, я и обосновался, пытаясь припомнить хоть что-нибудь о колдовстве. Никогда не увлекался ничем подобным, разумно считая это шарлатанскими выдумками, чтобы продать отчаявшимся людям хоть какую-то надежду. Разве что смотрел в юности пару выпусков «Битвы экстрасенсов» вместе с родителями, где известный актёр курлыкал и скакал на одной ноге, прикидываясь магом.

Голый утёс без единого клочка растительности, ровный, будто срезанный гигантским ножом, показался мне идеальным местом для опытов. Пришлось, конечно, попотеть, забираясь на вершину, особенно с полным комплектом брони на плечах, но зато здесь я никого случайно не подожгу или что-то в этом роде.

Я встал в самый центр утёса, морщась от стылого осеннего ветра, и поднял его вверх, как тот бабуин, поднимающий Симбу. Ожидаемо, ничего не произошло. Я не чувствовал никаких изменений, потусторонних энергий или демонического влияния. Птичий череп на навершии оставался безжизненным и пустым. Я осторожно повернул его к себе и заглянул в тёмные провалы глазниц. Ничего.

Попробовал помахать им в воздухе, копируя движения Горхоба, когда он призывал гром и молнию на наши головы. Тоже ничего. Похоже, секрет этого посоха он унёс в могилу. Я с досадой стукнул посохом по камню и тут из его навершия снова сорвалась короткая белесая молния, почему-то улетая вверх. Я невольно отпрыгнул в сторону, но посоха не выпустил, опасаясь, что следующая молния может полететь в меня.

— Так, — хрипло произнёс я, чувствуя себя максимально глупо. — Посох. Метает молнии. Хрен пойми куда.