Этюды, картины с целины
Шрифт:
Оркам теперь не нужно было выживать в горных затерянных селениях, почти весь орочий народ предпочитал жить в городе, в тепле, сухости и сытости. И сам Бадгаз тоже предпочитал комфорт тёплой спальни военным походам и изнурительным тренировкам. Всё это было нужно тогда, в эпоху завоеваний, когда каждый орк от мала до велика должен был быть воином, в эпоху вождя Ундзога. Теперь же это было ни к чему. Даже вредно, потому что сильная армия куда хуже управляется и слушается приказов. В мирное время сильная армия не нужна.
Вождь Ундзог построил государство, его наследники укрепили. Стабильность и покой, что ещё нужно? Никто даже не бунтует, как это бывало в древние
Немного понаблюдав, как гвардейцы в сияющих латах печатают шаг по залитой солнцем брусчатке, Бадгаз отвернулся. Теперь можно плотно позавтракать, или, скорее, пообедать, слуги наверняка уже заждались. Бадгаз уселся за стол прямо в своих покоях, уместил объёмное пузо, взялся за колокольчик. Серебряный перелив колокольчика заставил двери немедленно раскрыться, и в покои хана вошла вереница слуг с золотыми подносами.
Десятки самых разных блюд, начиная от фаршированных голубями фазанов и заканчивая карамелизированными апельсинами с золотым напылением, чтобы услаждать не только вкусом, но и видом, выставили на стол, и слуги с поклоном удалились. Бадгаз неторопливо начал трапезу, вгрызаясь в тонкие косточки жареных цыплят.
— Ваше Сиятельство, канцлер Зод требует, чтобы вы его приняли прямо сейчас, — в глубоком поклоне произнёс камердинер напоследок.
— Давай его сюда, — с набитым ртом произнёс Бадгаз.
Слуга попятился назад, спиной вперёд выскользнул из покоев хана, и через какое-то время в спальню правителя вошёл гоблин во фраке, источающий запах духов. Утончённый и изящный, как и все гоблины, канцлер Зод строго соблюдал церемониал, придавая огромное значение древним традициям и этикету. А вот хан считал это всё глупыми пережитками прошлого.
— Ваше Сиятельство, — учтиво поклонился гоблин.
— Чего хотел? — обсасывая куриную ножку, произнёс хан.
— Тревожные вести с восточных границ, Ваше Сиятельство, — произнёс канцлер. — Местные доносят, что в горах появились кобольды.
— Какбольды? — хмыкнул Бадгаз. — И чего эти какбольды?
— Кобольды, Ваше Сиятельство, — поправил Зод. — У них появился вождь. А ещё говорят, что в бою они пользуются какими-то гром-палками.
Бадгаз насмешливо фыркнул, едва не заплевав канцлера полупережёванной курятиной.
— Бред! Последнего мага убил ещё сам Ундзог! Какие ещё гром-палки? — скривился хан.
— Этого не доносили, — холодно произнёс канцлер. — Видели только кобольдов, палки и то, как они убивают на расстоянии. Магия это или нет, неизвестно.
Бадгаз крепко задумался, почёсывая затылок. Новость внушала смутную тревогу, но насколько он помнил, кобольды были мелкими никчёмными существами вроде тех же гоблинов, и никакой опасности не представляли. Даже для воина-человека. Так что бояться нечего. Кажется, его прадед, Дурбог Четвёртый, ходил в поход на кобольдов и разбил их подчистую, загнав этих мелких пакостников в горные пустоши. В общем, известие про этих какбольдов не стоило внимания.
— Поди прочь, дурак, — высасывая костный мозг,
буркнул хан. — Вечно всякие пустые сплетни собираешь. Тебе чепухи наплели, а ты уши развесил.— Прошу прощения, Ваше Сиятельство, — поклонился канцлер и попятился назад.
Бадгаз сыто рыгнул и откинулся на стуле назад, почёсывая волосатое брюхо. Жизнь определённо удалась.
Геннадий Борчанинов
Пират 1
Буканьер
Глава 1
Грубый, резкий крик надсмотрщика вырвал меня из беспокойного сна, и я неохотно поднялся, не желая снова получить по рёбрам, как это было в прошлый раз. Вместе со мной поднимались и остальные, и в полумраке казалось, что это море чёрных тел шевелится будто само по себе.
Подняли нас на самом рассвете, и теперь мы вываливались из душного барака в утреннюю прохладу один за другим, чтобы получить по миске почти несъедобной похлёбки и снова отправиться в поле, чтобы вкалывать до самого заката на сахарной плантации.
И какой чёрт меня дёрнул поехать на Гаити? Лежал бы себе дальше на доминиканском пляже, попивая пина коладу, но нет же. Решил посмотреть на самую бедную страну Америки, оценить колорит, так сказать. Оценил. Автобус с туристами слетел с горной дороги, и вот я здесь. Что стряслось с остальными, не знаю, но вряд ли что-то хорошее.
Очнулся я в какой-то глуши, и через несколько часов блужданий набрёл на эту самую плантацию, где меня увидел один из надсмотрщиков, к которому я имел неосторожность обратиться на английском. Я же не знал, что они сейчас воюют. Как итог — меня приняли за англичанина, а плантация пополнилась одним новым работником. Ладно хоть не повесили как шпиона, быстро поняв, что по-французски я ни слова не понимаю, кроме самых простейших «да», «нет» и «месье, я не ел семь дней».
Поначалу я даже принял это за аттракцион для туристов, этакий посёлок реконструкторов непонятно какого века, но побои, скудная еда и измождённые негры-рабы быстро меня убедили в том, что всё взаправду. Стадии гнева и торга тоже быстро прошли, надсмотрщик и его тяжёлая палка это весьма убедительный довод, и теперь я находился скорее в затяжной депрессии, изо дня в день копая рыхлую землю мотыгой вместе с неграми и фантазируя о побеге.
Пока только фантазировал, ясно понимая, что в одиночку мне далеко не уйти, тем более через джунгли. Плантация была окружена лесом, морем поблизости даже и не пахло, и уйти через лес без оружия и припасов было сродни суициду. Если поймают — запорют насмерть, и это мне объяснили в первый же день, а если не поймают — шансы выжить в джунглях у меня, честно говоря, стремились к нулю. Опыт походов по средней полосе России мне тут ничем не поможет.
Увы, но у меня здесь не было ни верных друзей, ни права выхода в город (тут и города-то поблизости не было), и у плантатора не оказалось красивой дочери, которая посочувствовала бы безвинно осужденному рабу. Тут всё оказалось куда прозаичнее. Сам плантатор тут даже не появлялся, вместо него тут хозяйничал управляющий, месье Блез, которому тоже было плевать на рабов, пока они приносили доход. Всегда дешевле было купить новых.
Мне тут даже поговорить было не с кем. Негры меня не понимали, разговаривая в лучшем случае на странном подобии французского, белых рабов было не так много, и надсмотрщики предусмотрительно ставили всех белых подальше друг от друга. Ночью же на разговоры просто не было ни сил, ни желания, хотелось только упасть поскорее на вонючую солому и забыться.