Ева

— Да, — нехотя, с трудом выдавил Вайенс, и по лицу его прошла мучительная судорога. Ирис присвистнула:

— Ты ненормальный! Тогда у тебя и шансов-то нет.

— Тебя никто не спрашивает, — перебил Орландо, пряча лицо от взгляда Ирис, но она успела заметить, что на глаза его навернулись слезы. — Ну, раз дела сделаны, собирайся. Мы улетаем на Риггель сейчас же.

Вайенс, еще минуту назад бушующий, гневный, стал вдруг тихим и, казалось, даже сгорбился. Выходя, он прикрыл за собой дверь тихо-тихо, и, казалось, даже позабыл о том, что, по идее, нужно было б спросить у Ирис о её работе и обыскать стол.

Её фраза — "у тебя нет шансов" словно ударила его и лишила сил. Может, Ирис, сама того не зная, озвучила то, что он сам от себя тщательно скрывал. Так или иначе, а Ирис причинила ему такую боль, какую он не смог скрыть от внимания женщины, и она, провожая его взглядом, тихо злорадствовала про себя.

"Черта с два у тебя выйдет, — думала она. — Эта парочка перемелет тебя, как жернова, и поделом. Уродливый дурак".

24. Клин

По прибытии на Риггель Вайенс поместил Ирис в медицинский корпус и велел не высовываться до поры, пока это не понадобится ему. Месть полагалось подавать холодной, размышлял Вайенс про себя, а сейчас… сейчас холодной мести не получилось бы. Слова Ирис напрочь выбили его из колеи, и Орландо чувствовал себя так, словно она выстрелила в него из бластера и прожгла дыру в груди. Его уверенность в себе, основанная на твердом убеждении в уродливости и ущербности Вейдера, улетучилась, рассыпалась в прах, и генерал, тайком рассматривая своё тело, — изорванное иглами, железными браслетами, накрепко фиксирующими его на операционном столе, растерзанное, словно его грызли собаки, а главное — своё изуродованное лицо — приходил в отчаяние. Конечно, у Вейдера тоже был шрам на щеке, но он не делал ситха похожим на ярмарочного уродца-идиотика.

Нужно было время, чтобы Вайенс смирился с этими упрямыми фактами, и он выжидал, когда его отчаяние и боль пройдут, не выпуская на сцену Ирис.

Впрочем, та и не настаивала.

Но в одном себе Вайенс не смог отказать — издали, тайком, он показал Еву Ирис.

Не то, чтобы он желал, чтобы Ирис знала соперницу в лицо — нет. Просто ему хотелось, чтобы Ирис на неё посмотрела, и, вероятно, сказала что-то язвительное в своей привычной манере.

И тут Вайенс не ошибся, Ирис действительно порадовала его.

Ева лично следила за работой грузчиков, отгружающих вновь прибывшее оборудование.

Издали наблюдая за высокой фигурой в синей форме, Ирис долго молчала, рассматривая льняную косу и тонкое чистое лицо, наблюдала за движениями молодой женщины, и брови её удивлённо ползли вверх.

— Эта?! — произнесла она с таким неподдельным изумлением, что наблюдавший за её реакцией затаивший дыхание Вайенс шумно, с облегчением выдохнул. — Ты серьёзно?!

Ирис потрясённо взглянула на Вайенса и снова перевела взгляд на командующую у погрузчиков Еву.

— А ты представляла её иначе?

Ирис пожала плечами.

— Ну да. Она, конечно, хорошенькая, но ничего особенного. Я слышала о жене Вейдера — о сенаторе Амидале — и ожидала чего-то похожего, равнозначного, но чтобы увидеть такую блёклую девочку… на это я не рассчитывала.

— Она потомственная аристократка, — напомнил Вайенс.

— А! Это объясняет ее бледный вид, — Ирис еще раз с удивлением пожала плечами, поражаясь, как много шума поднято из-за такой весьма посредственной женщины. Вайенс из кожи готов выпрыгнуть, чтобы она только обратила на него внимание, а Тёмный Лорд Вейдер ведет себя как верный муж в командировке… н-да, чудеса-а… — Интересно, чем она его зацепила? У нее что, попер…

— Прекрати свои похабные армейские шуточки, — перебил её Вайенс, подхватил женщину под локоть и торопливо потащил к лифтам. Ева закончила свои дела и направлялась в здание — как раз в то самое место, где притаились незамеченные ею наблюдатели. — Ты её просто не знаешь.

— А он узнал, да? — машинально продолжила дразнить Вайенса Ирис — скорее по инерции, чем из желания его позлить. — Когда ж успел-то? И с каким из её достоинств он познакомился самым первым?

— Она первый человек из Альянса, кто осмелился говорить с ним без оружия в руках и без защитного поля между ними, — отрезал Вайенс, втаскивая Ирис в лифт и нажимая на первую попавшуюся кнопку. — Её смелость — вот неопоримое достоинство, с которым он познакомился в первую очередь.

Створки лифта закрылись, и Вайенс, переведя дух, поднял взгляд на Ирис.

— В тебе тоже что-то есть, — задумчиво произнес он, рассматривая красивое насмешливое лицо женщины. — Не думаю, что он позарился только на твою смазливую мордашку. Чем-то ты его тоже… зацепила, если он проявил к тебе такой интерес. Возможно, твоя дерзость показалась ему забавной.

Предмет интереса, к слову сказать, тоже был Вайенсом осмотрен, и даже тщательно пересчитаны синие отпечатки пальцев на бёдрах Ирис.

— У него что, на наглость стоит? — с деланным удивлением произнесла Ирис, и Вайенс, закатив глаза, с тяжким вздохом и со стойкостью мученика вновь пережил этот пренеприятнейший укол — напоминание о физическом здоровье Тёмного Лорда.

Эта стерва, Ирис, оказалась той еще штучкой.

Оправившись от побоев, пережив мучительный страх, она, казалось, то ли вообще позабыла, что это такое, то ли слетела окончательно с тормозов, а может, и вернулась в свое естественное состояние.

И, глядя в яркие глаза, Вайенс понял, что хрен он теперь сможет сломать её. Сколько б он не бил, высекая слезы и крики, сколько б она не умоляла, не кричала, всё равно настанет такой момент, когда он отступит, а она, прекратив плакать и орать, отерев слезы, вытащит свою пудреницу и примется замазывать синяки, разглядывая себя в зеркальце, а через полчаса уже начнет цинично размышлять, а не компенсирует ли таким образом Вайенс длину своего члена.

Это он понял, когда Ирис, крепко матеря Тёмного Лорда, ничуть не стесняясь Вайенса, стащила брюки, и, оставшись в одних плавках, прикладывала примочки к синякам на бёдрах.

Необычайно устойчивая нервная система.

Поэтому Вайенс научился переносить все её колкие шуточки, иронию, направленную как на него, так и на кого угодно.

…Ей он, как и обещал, дал доступ к крови Люка, хотя и ограничил количество, которое она может взять себе для опытов, и доступ к клонам Императора тоже дал — но там она могла забирать столько проб, сколько ей вздумается.

Так же, как и обещал, он приставил к ней человека, который следил за тем, что она делает, и фиксировал результаты экспериментов.

Наличие этого человека, всюду следующего за ней и сующего свой нос в любые дела, здорово раздражало Ирис. Мало того, что она теперь была лишена возможности проводить опыты со своей сывороткой, так ей еще и приходилось по полдня отчитываться и объяснять, что и зачем она делала.

Поэтому в системе в тысячный раз прогонялась императорская кровь, в которой были немного улучшены показатели, и Вайенс получал ежедневные отчеты о том, что количество мидихлореан увеличилось на две-три единицы, но и только. Прорыва как не было, так и нет.

Вайенс по этому поводу злился, а Ирис размышляла, как же ей удалить соглядатая. Нудное перекладывание бумажек и капание питательных растворов надоело ей настолько, что она готова была выть, и в скором времени она, наконец, готова была выложить перед Вайенсом свой козырь.

Когда Ирис постучала в двери Вайенса, генерал был занят косметическими процедурами.

Тщательно скрывая это ото всех, он вечерами, закрывшись в своих покоях, раздевался и втирал в свои шрамы всяческие крема и мази, стараясь сгладить, зашлифовать уродливые рваные раны на теле, или хотя бы сделать эти неровные, толстые келлоидные рубцы белыми, эластичными и мягкими.