Ева

Поспешно натянув свитер на себя, Ирис пригладила волосы и перевела дух.

Вайенс был абсолютно уверен, что она полностью в его власти. Разумеется, генералу даже в голову не могло прийти, что Ирис в состоянии сама выбраться с приёма, поэтому особо следить за ней он, наверное, не станет… по крайней мере, до тех пор, как её персоной не заинтересуется Вейдер. Тогда — в любом случае — Ирис, по подсчётам, кинется к нему, к Вайенсу, чтобы укрыться от преследования, и тут-то Вайенс её и прикончит, под носом у Вейдера.

Как бы не так!

Ирис отодвинула стул и вызвала по внутренней связи обслуживающий персонал, чтобы они прибрали в кабинке. Времени было мало — кто знает, не рыдает ли сейчас Ева на груди у Дарта Вейдера, обзывая его подлецом? А реакция последует лишь одна — глаза Вейдера вновь нальются кровавой Силой, и он чёрной смертью пройдет по залу своим стремительным шагом, разыскивая лгунью.

Он будет искать Ирис вне зависимости от того, будет ли Ева ему плакаться в жилетку или влепит хлёсткую пощёчину.

От этой мелочной гадости за версту попахивает ядовитым душком недоброжелателей, мечтающих отравить Вейдеру существование. Он захочет увидеть в лицо своего врага.

Что означает — нужно бежать! Сию же минуту, сейчас же!

Когда пришел стюард, она неторопливо собирала пустые бокалы. Прислуга лишних вопросов не задаёт; вместе с ней Ирис покинула кабинку, и никто не обратил внимания на парочку обслуживающего персонала, ловко пробирающуюся между гостями.

Свою приметную алую шаль-палантин Ирис вынесла с собой, скомкав её и стараясь, чтобы алое пятно на тёмной одежде не привлекло внимания вероятных наблюдателей. В зале она всучила шаль одному из мужчин, уверив его, что это предмет гардероба его спутницы. Что подумала сама дама, остаётся загадкой, но она надела предложенный ей палантин, и в толпе словно алая птица взмахнула яркими крыльями, на миг привлекая к себе внимание всевозможных шпионов. Кажется, мимо одного Ирис даже прошла — неприметный военный невысокого ранга тянул шею, высматривая в толпе даму в яркой шали; он не обратил внимания на невзрачную фигурку, даже когда она толкнула его тележкой с грязной посудой. Ирис едва сдержалась, чтобы не расхохотаться в голос, но её глаза заблестели недобрым огнем, и на дне их сверкнули алые ситхские сполохи.

Когда двери бального зала закрылись за спиной, женщина поняла, что свободна.

Красавица Ирис осталась там, за закрытыми дверями. Там же осталась её неприятная, грязная история.

Дворец для приёмов высоких гостей покидала совсем другая женщина: София Калас, отставной офицер. Таких в этом мире миллионы. Она ничем не примечательна, никому не запомнилась.

Оставив тележку стюарду, встретившись глазами с его недоумевающим взглядом, Ирис велела ему молчать, буравя его ненавидящим взглядом, — она просто хотела, чтобы он заткнулся и свалил подальше как можно быстрее. Странно, но на это хватило остатков ускользающей Силы, или же желание её было слишком велико. Стюард исчез, словно тень, а Ирис, оправив одежду, вынула из кармана бэдж и приколола на грудь.

В последний раз она оглянулась на закрывшиеся за спиной двери, отрезавшие прошлое, и недобро усмехнулась. Развернувшись, женщина легко сбежала по лестнице, и с каждым шагом её прошлое и её смерть уходили всё дальше.

Потом, когда вечером Ирис не явится в свою конуру и не отдаст Вайенсу своего платья, которое давно скомканным валялось под диванчиком в гостевой кабинке, тот спохватится и пошлёт своих ищеек. Они будут почесывать бальный зал, сжимая кольцо вокруг беззаботной дамочки, вальсирующей в алом палантине с шёлковыми кистями.

Ирис зафыркала, представляя руку Вайенса на тёплом женском плече, и непонимающие, фарфоровые глаза девушки, которую охранка генерала прихватит за жопу. А ярость Дарта Акса, который поймёт, что Ирис его поимела, была просто слаще мёда.

Теперь Вайенс не найдет её. Никогда не найдут ни Вайенс, ни Вейдер — даже если тот станет пытать Вайенса.

У интригана не останется ничего, что он мог бы предоставить Вейдеру.

Ирис тронула колье под свитером и улыбнулась. Приманивая Еву, Вайенс повесил ей на шею целое состояние. Кто знает, откуда оно взялось — может, под залог в одном из банков столицы. Ирис очень надеялась, что и из-за колье у него будут неприятности. На чёрном рынке, даже за полцены, она выручит очень приличную сумму. И улетит далеко, на тихую планету, где можно будет скромно дожить свой век, возделывая огород…

"Так и будет, будет, — убеждала себя Ирис, шагая к транспортной линии. — Будет обязательно, но потом. Позже".

Сейчас она хотела другого: увидеть, как Дарт Вейдер разбирает на запчасти Вайенса.

Это желание сжигало женщину, мучило и топило в водовороте ненависти.

Любая мысль о будущем, любая слащавая розовая картинка тотчас перечеркивалась жирным чёрным шлепком, и Ирис начинала рычать, зверея, как волк, почуявший запах крови, а лицо искажалось от ненависти настолько, что женщина становилась безобразна. Шагая по коридорам космопорта, Ирис стискивала кулаки так, что ногти до крови впивались в ладони, и боль немного притупляла страстное желание убить.

Щёк Ирис коснулся холодный поток воздуха, остужая раскалённую кожу. Космопорт встретил её слякотью — на планете, принимающей гостей, была весна, шёл дождь. Огни растрёпанными шарами плавали в воздухе, ветер усиливался, едва не сшибая крохотную женщину с ног, но она упрямо шла вперёд, стиснув зубы.

Можно было пройти на дальние площадки — туда, где, складывая крылья, приземлялись белоснежные шаттлы — и улететь в мировое пространство, туда, где рвались нити, и скатывались в подставленные ладони планеты-бусины, охваченные войной.

Или улететь на Корусант, пожить столичной жизнью.

Можно было скрыться на ничейной территории, на пиратской планете, и, продав колье, завести ферму, но…

Ирис чувствовала, что заболевает, что охвачена лихорадкой. Одержимость, с которой она желала увидеть смерть Вайенса, терзала, и она почти стонала, понимая, что сейчас, в данный момент, он в безопасности и пожинает плоды своей маленькой победы.

Он должен умереть!

За то, что он делал с ней: за бесчестие и позор, за унижение и боль, за стыд и наслаждение — за всё.

Он пролез в самое сердце, в самые глубокие тайны её разума, и повсюду теперь горит выжженное им клеймо. Оно не отмоется, не зарубцуется и не затянется, покуда он жив, а возможно и никогда вообще. Душа, отмеченная этим ожогом, мертва — Ирис вдруг ощутила, что ничего не хочет: ни покоя, ни счастья, ни любви, и видения фермы — всего лишь самообман. Там, под плодовыми деревьями, она будет всего лишь существовать, механически поливая зёленую землю.

Вайенс выжег её, выпил, уничтожил.

Убил.

Нет больше живого человека, есть только оболочка, наполненная страхом и яростью.

И единственное, что доставляло ей удовольствие и заставляет теперь двигаться, упорно идя вперёд — это мысль о его смерти.

Вайенс должен умереть!

Если он не умрёт… мысль об этом была так же невыносима, как насилие, которое учинил Вайенс в лаборатории. Только теперь её собственная Сила — крохотная, словно песчинка, почти совсем погасшая — впивалась острой раскалённой иглой в самое сердце, высверливала мозг, и от этой всепоглощающей ситхской боли, ненависти и муки Ирис прокусила себе губу до крови, чтобы не заорать во весь голос, а глаза опять разгорались ситхским ненавидящим светом.