Евергетин или Свод богоглаголивых речений и учений Богоносных и Святых Отцов
Шрифт:
Когда Григорий, как обычно, был увлечен обсуждением какого — то научного вопроса с местными учеными мужами, эта женщина развязно и дерзко подошла к ним и сделала вид, будто хорошо знакома с Григорием. Она говорила, что он ей недоплатил, прибавляя к этому еще и площадную брань.
Те, кто знали жизнь Григория, возмутились и попытались было урезонить скверную женщину. Но Григорий не смутился, не стал говорить, что его оклеветали и тем более показывать, что ему досадно слушать ее. Он не оправдывался, не говорил о своей жизни, не защищал свою чистоту. Оклеветанный не отрицал обвинения и не клеймил зло тех, кто выдумал клевету на
— Отдай ей, сколько она требует, чтобы мы могли продолжать наше обсуждение, и она не потребовала больше.
Друг святого Григория спросил у блудницы, сколько она хочет, отсчитал деньги и тем положил конец проискам против святого. Бесчестная женщина взяла плату, и тотчас Бог показал чистоту юноши и изобличил клевету его соучеников. А случилось вот что.
Как только она взяла деньги в руки, ею завладел бес — она завыла, как зверь, лишилась человеческой речи, упала ничком на землю на глазах людей. Зрелище страшное и ужасное для всех присутствовавших: она рвала на себе волосы, царапала себя ногтями, закатывала глаза, а из ее рта пошла пена. Бес отпустил ее не раньше, чем великий святой призвал Бога и помолился о ней. Эта повесть о юности дивного Григория — достойное преддверие его будущих деяний.
Есть подобная повесть и о великом Григории, епископе Акрагантинском, как он кротко нес крест клеветы. Он содержался под стражей в мрачной и душной темнице без окон, но все сносил терпеливо и незлобиво, и потому был прославлен Богом на большом собрании, когда оклеветавшая его девица, в которую вселился бес сразу после этого, была исцелена святым от одержимости на глазах у всех горожан. Все признали, что клевета была ложной, и правда воссияла.
Сабину же и Крискентину, которые выдумали, как оклеветать святого, тоже постигло возмездие. Вся их клевета состояла в том, что они заперли девушку в келье святого, когда он находился в храме, обращая к Богу полунощные молитвы. Только начало светать, они побежали к келье, вызволили девушку и уговорили ее осудить святого за ее плен. Но когда на суде была явлена правда, то по велению Божию их и их сообщников окутал густой черный дым, державшийся несколько часов.
Когда дым рассеялся, все увидели, что у клеветников лица стали черными, а губы бледными, особенно у зачинщиков. Они ни сжать губы ни могли, ни проговорить ничего не смели. Очевидно стало, что Бог их наказал. Наказание стало наследственным, весь их род был признан порочным, и из него не брали служителей Господу.
Рассказывал о себе авва Макарий: «Когда я был молод и жил в Келье в Египте, меня принуждали стать клириком в городе. А так как я не соглашался, то убежал в другое место. Ко мне пришел благоговейный мирянин, прислуживавший мне и помогавший в работе. Случилось так, что по искушению одна девушка в деревне впала в грех. Когда она понесла во чреве, ее спросили, кто виновник, она ответила:
— Пустынник.
Тогда жители вышли на улицу, притащили меня в деревню, и повесили мне на шею закопченные котелки и ручки от глиняных сосудов и отправили в город, и всю дорогу меня били и говорили:
— Вот монах, который растлил девушку из нашей деревни. Поддайте ему, поддайте.
Меня избили
так, что я чуть не умер. Подошел кто — то из стариков и сказал:— Прекратите, наконец, избивать чужестранца — монаха!
А мой послушник шел за мной, смущенный, ибо многие его оскорбляли и говорили:
— Этот анахорет, за которого ты ручался, знаешь, что он натворил?
Родители девушки заявили:
— Мы не отпустим его, пока он не даст подписку, что будет ее кормить.
Я сказал, что согласен. На этом и порешили. Когда я вернулся в келью, то отдал послушнику все корзины и сказал:
— Продай их и отнеси деньги жене на пропитание, — а сам себе сказал. — Ну, вот дружище, теперь у тебя есть жена, и тебе придется работать больше, чтобы прокормить ее.
И я работал днем и ночью и отправлял все заработанные деньги ей. Когда пришел срок несчастной рожать, она много дней не могла разрешиться от бремени. Ее спросили:
— В чем дело?
Тут она призналась:
— Я знаю, что оклеветала отшельника и обвинила его ложно, а забеременела не от него, а от такого — то юноши.
Пришел мой послушник и с радостью сказал, что эта женщина не смогла родить, пока не призналась, что она оклеветала тебя.
— Вся деревня хочет прийти сюда, — добавил он, — прославить тебя и покаяться.
Когда я услышал это, испугался, что молва людская повредит мне. Я встал тотчас и ушел сюда, в Скит. Вот первая причина того, что я здесь.
2. Жил один старец, братолюбивый и всеми любимый, который никогда даже в мыслях не мог представить зла. А некий брат украл вещи и подложил старцу в келью, а тот и не знал об этом. Через несколько дней вещи опознали, и представший перед братьями старец принес покаяние:
— Простите меня, каюсь.
А через несколько дней пришел брат, укравший вещи, и стал беседовать со старцем, которому он и подкинул их, и сказал ему:
— Ты ведь крадешь вещи.
Старец принес покаяние и перед ним, сказав:
— Прости меня.
Так же и когда погрешал кто — то из братьев и отрицал это, старец за него приносил покаяние и говорил:
— Это я виноват, простите меня.
Вот каким благоговейным и премудрым был преподобный старец, никого не обижавший даже словом.
3. Сказал старец, что во времена великого Исидора, пресвитера скитского, был диакон, которого за его добродетель Исидор рукоположил в пресвитеры, чтобы тот стал преемником после его смерти. Но он по своему благоговению не прикасался к своим новым обязанностям и продолжал служить диаконом. По злоумышлению врага ему стал завидовать кто — то из старцев. И когда все собрались в церкви на богослужение, этот старец вышел и подбросил свою книгу в келью брата. А после пошел и сообщил авве Исидору, что кто — то из братьев украл его книгу. Авва Исидор удивился и сказал, что никогда такого не было в Скиту.
Тогда сказал ему старец, подбросивший книгу:
— Пошли двух отцов со мной, и мы обыщем кельи.
Когда Исидор их направил, старец повел их в кельи других монахов, а потом и в келью брата. Там они нашли книгу и принесли пресвитеру в церковь. Брат сразу принес покаяние в присутствии всего народа перед аввой Исидором, объявив пресвитеру:
— Согрешил, наложи на меня наказание.
Пресвитер на три недели отстранил его от причастия.
Брат приходил на каждое богослужение, стоял перед входом в церковь и падал ниц перед всем народом со словами: