Бывало, он трунил забавно,Умел морочить дуракаИ умного дурачить славно,Иль явно, иль исподтишка,Хоть и ему иные штукиНе проходили без науки,Хоть иногда и сам впросакОн попадался, как простак.Умел он весело поспорить,Остро и тупо отвечать,Порой расчетливо смолчать,Порой расчетливо повздорить,Друзей поссорить молодыхИ на барьер поставить их,
VII
Иль
помириться их заставить,Дабы позавтракать втроем,И после тайно обесславитьВеселой шуткою, враньем.Sel alia tempora! [27] Удалость(Как сон любви, другая шалость)Проходит с юностью живой.Как я сказал, Зарецкий мой,Под сень черемух и акацийОт бурь укрывшись наконец,Живет, как истинный мудрец,Капусту садит, как Гораций,Разводит уток и гусейИ учит азбуке детей.
27
Но времена иные! (лат.)
VIII
Он был не глуп; и мой Евгений,Не уважая сердца в нем,Любил и дух его суждений,И здравый толк о том, о сем.Он с удовольствием, бывало,Видался с ним, и так нималоПоутру не был удивлен,Когда его увидел он.Тот после первого привета,Прервав начатый разговор,Онегину, осклабя взор,Вручил записку от поэта.К окну Онегин подошелИ про себя ее прочел.
IX
То был приятный, благородный,Короткий вызов, иль картель:Учтиво, с ясностью холоднойЗвал друга Ленский на дуэль.Онегин с первого движенья,К послу такого порученьяОборотясь, без лишних словСказал, что он всегда готов.Зарецкий встал без объяснений;Остаться доле не хотел,Имея дома много дел,И тотчас вышел; но ЕвгенийНаедине с своей душойБыл недоволен сам собой.
X
И поделом: в разборе строгом,На тайный суд себя призвав,Он обвинял себя во многом:Во-первых, он уж был неправ,Что над любовью робкой, нежнойТак подшутил вечор небрежно.А во-вторых: пускай поэтДурачится; в осьмнадцать летОно простительно. Евгений,Всем сердцем юношу любя,Был должен оказать себяНе мячиком предрассуждений,Не пылким мальчиком, бойцом,Но мужем с честью и с умом.
XI
Он мог бы чувства обнаружить,А не щетиниться, как зверь;Он должен был обезоружитьМладое сердце. «Но теперьУж поздно; время улетело…К тому ж – он мыслит – в это делоВмешался старый дуэлист;Он
зол, он сплетник, он речист…Конечно, быть должно презреньеЦеной его забавных слов,Но шепот, хохотня глупцов…»И вот общественное мненье!38Пружина чести, наш кумир!И вот на чем вертится мир!
XII
Кипя враждой нетерпеливой,Ответа дома ждет поэт;И вот сосед велеречивыйПривез торжественно ответ.Теперь ревнивцу то-то праздник!Он все боялся, чтоб проказникНе отшутился как-нибудь,Уловку выдумав и грудьОтворотив от пистолета.Теперь сомненья решены:Они на мельницу должныПриехать завтра до рассвета,Взвести друг на друга курокИ метить в ляжку иль в висок.
XIII
Решась кокетку ненавидеть,Кипящий Ленский не хотелПред поединком Ольгу видеть,На солнце, на часы смотрел,Махнул рукою напоследок —И очутился у соседок.Он думал Оленьку смутить,Своим приездом поразить;Не тут-то было: как и прежде,На встречу бедного певцаПрыгнула Оленька с крыльца,Подобна ветреной надежде,Резва, беспечна, весела,Ну точно та же, как была.
XIV
«Зачем вечор так рано скрылись?» —Был первый Оленькин вопрос.Все чувства в Ленском помутились,И молча он повесил нос.Исчезла ревность и досадаПред этой ясностию взгляда,Пред этой нежной простотой,Пред этой резвою душой!..Он смотрит в сладком умиленье;Он видит: он еще любим;Уж он, раскаяньем томим,Готов просить у ней прощенье,Трепещет, не находит слов,Он счастлив, он почти здоров…
XV. XVI. XVII
И вновь задумчивый, унылыйПред милой Ольгою своей,Владимир не имеет силыВчерашний день напомнить ей;Он мыслит: «Буду ей спаситель.Не потерплю, чтоб развратительОгнем и вздохов, и похвалМладое сердце искушал;Чтоб червь презренный, ядовитыйТочил лилеи стебелек;Чтобы двухутренний цветокУвял еще полураскрытый».Все это значило, друзья:С приятелем стреляюсь я.
XVIII
Когда б он знал, какая ранаМоей Татьяны сердце жгла!Когда бы ведала Татьяна,Когда бы знать она могла,Что завтра Ленский и ЕвгенийЗаспорят о могильной сени;Ах, может быть, ее любовьДрузей соединила б вновь!Но этой страсти и случайноЕще никто не открывал.Онегин обо всем молчал;Татьяна изнывала тайно;Одна бы няня знать могла,Да недогадлива была.