Эволюция

Капо швырял вниз горсти орехов, а потом слез на землю, где они его ждали. Он собрал орехи, отнёс их к корням акации, которую знал, и спрятал их под кучей сухих пальмовых листьев.

Затем он сходил к краю леса — туда, где припрятал свои камни-молотки. Это были булыжники, которые хорошо подходили к размерам его ладоней. Он выбрал один и отправился назад к своему тайнику с орехами.

На обратном пути он прошёл мимо юной Крикуньи. Вначале он решил спариться с ней ещё разок, но внимание Капо один раз в день делало достаточно чести любой самке.

Кроме того, она сидела с детёнышем, странно выглядящим самцом с необычно удлинённой верхней губой — Слоником. Фактически это был один из сыновей Капо. Он сидел на земле, держался за живот и громко стонал. Возможно, у него были глисты или какие-то другие паразиты. Крикунья постанывала вместе с ним, как будто часть боли перешла к её телу. Она отщипывала щетинистые листья и заставляла подростка глотать их: листья содержали соединения, которые были ядовиты для многих паразитов.

И ещё он увидел Пальца и Папоротника, пробирающихся по подлеску. Капо показалось, что молодые самцы явно хотели совершить небольшое воровство — он с негодованием понял, что они не сводили глаз с кучи листьев, которую насыпал сам Капо.

Капо умерил своё нетерпение. Он сел под дерево, бросил ударный камень, поднял прутик и начал методично чистить промежутки между пальцами своих ног. Он знал, что, если бы он бросился к своим пальмовым орехам, другие оказались бы там первыми и стащили бы орехи. Слоняясь туда-сюда, как он делал сейчас, он заставил Папоротника и Пальца думать, что вообще не прятал никаких орехов.

В отличие от Странницы, Капо умел узнавать намерения других особей. И Капо понимал, что у других могли быть представления, отличающиеся от его собственных, и что его действия могли оказывать влияние на чужие представления. Эта способность даже сделала возможным некоторого рода сочувствие: Крикунья действительно разделяла страдания Слоника. Но это также сделало возможными ещё более изощрённые способы обмана и предательства. Он был способен в некотором роде читать чужие мысли.

Эта новая способность даже наделила его самоощущением нового плана. Лучший способ смоделировать содержимое чужого ума состоял в способности изучить свой собственный: «Если бы я видел то, что видит она, если бы я верил в то, во что верит она, то что бы я сделал?» Это был внутренний взгляд, рефлексия: рождение сознания. Если бы Капо показали его лицо в зеркале, он знал бы, что это был он сам, а не другая обезьяна в окне. Представители его вида были первыми животными со времён охотников Пангеи, которые достигли такого уровня сложности мышления.

Папоротник и Палец отошли, наконец, от тайника. Капо подхватил свой камень-молоток и подошёл к своим пальмовым орехам. Капо избил бы этих двоих как-нибудь попозже, из принципа: они так никогда бы и не поняли, за что.

Он сгрёб в сторону листья, насыпанные для маскировки, и разрыл свой любимый камень-наковальню, плоский кусок скалы, уходящий в землю. Чтобы защитить свой зад, он разложил на сырой земле несколько широких листьев и сел, поджав ноги к груди. Положив пальмовый орех на наковальню, он придержал его на месте большим и указательным пальцами, а затем обрушил на него молоток, убрав пальцы в самый последний момент. Орех слегка откатился, сбоку из него показалась мякоть, но он ещё оставался целым; Капо положил его обратно и повторил попытку. Это была хитрая процедура, которая требовала значительной координации. Но Капо потребовалось всего лишь три попытки, прежде чем он расколол первый орех и начал жевать его мякоть.

Через двадцать семь миллионов лет после Странницы и её привычки колотить орехи об ветки это было вершиной технологий на Земле.

Капо терпеливо работал с орехами, полностью поглощённый этой небольшой, но хитрой процедурой, выбросив из головы неясные тревоги, которые грызли его. Утро было в самом разгаре, и какое-то время он чувствовал себя довольным, удовлетворённым осознанием того, что он добыл достаточно еды, чтобы, по крайней мере, в течение нескольких часов не ощущать голодной рези в животе.

Слоник, привлечённый сильным запахом орехов, подошёл поближе, чтобы посмотреть, что здесь происходит. Проблему с животом у этого юного самца, очевидно, облегчило грубое-и-готовое лесное лекарство Крикуньи — или же, вполне возможно, он всего лишь притворялся, чтобы получить немного внимания — и он уже почувствовал голод. Он изучил осколки ореховых скорлупок, разбросанные вокруг камня-наковальни, и даже несколько кусочков ядрышек. Подросток схватил их и запихал себе в рот.

Капо великодушно не заметил этого.

Теперь к нему приближалась Листик со своим детёнышем, маленькой самкой, цепляющейся за её спину.

Капо бросил свой камень-молоток и подошёл к Листику. Он начал нежно обыскивать её живот, оказывая внимание, которое она изящно приняла. Листик, большое и нежное существо, была одной из его любимых самок. Вообще, она пользовалась успехом среди всех самцов стаи, и они конкурировали за возможность обыскивать её.

Но такие отношения были не для Капо. Очень скоро из шерсти высунулся его бугристый половой член, и Листик получила всю его заботу, которую рассчитывала получить. Листик осторожно сняла детёныша со спины и положила её на землю. Потом она легла на спину и позволила Капо войти в неё. Когда он совершал толчки, она так выгнула спину, что её голова оказалась перевёрнутой теменем вниз, а нагрузка пришлась на её череп. Эти обезьяны часто спаривались лицом к лицу, как сейчас. И в этом тоже проявлялась эмпатия: они могли разделять друг с другом удовольствие от обыскивания или спаривания.

Капо и Листик были близки друг другу. Хотя спаривание происходило беспорядочно, Капо и Листик иногда уходили в лес на несколько дней подряд — только вдвоём — и во время таких любовных экскурсий, предвосхищающих интимность половых отношений у более поздних видов, Листик и Капо зачали многих из своих детей, в том числе Слоника.

Всё, что чувствовали Капо и Листик друг в друге в такие моменты, как этот, не имело ничего общего с человеческой любовью. Каждая из обезьян оставалась заключённой в тюрьму бессловесности: их «язык» по-прежнему оставался не сложнее, чем крик боли. Но они принадлежали к числу наименее одиноких существ на планете, они были менее одиноки, чем все, кто когда-либо жил на Земле до них.

Тем временем молодой Слоник пристально изучал инструментарий Капо. Он начал стучать орехом по булыжнику, булыжником по наковальне.

Человекообразные обезьяны того вида, к которому принадлежал Капо, пока вырастали из младенческого возраста, должны были многое узнать об окружающем их мире. Им нужно было узнавать, где искать воду и еду, как использовать случайно найденные инструменты, чтобы добыть пищу, как пользоваться своей простой лесной медициной. Фактически, их вынудила жить таким образом конкуренция со стороны низших узконосых обезьян: они должны были понять, как добыть пищу, которую не могут украсть мелкие обезьяны, а это была работа ума.

Но здесь не было никакого обучения. Слоник совсем не пытался понять, что делал Капо. Но, экспериментируя, используя метод проб и ошибок, а также орудия труда, которые взрослые оставили разбросанными вокруг — всё это время соблазняемый приманкой в виде вкуснейших пальмовых орехов — Слоник в итоге научится раскалывать орехи самостоятельно. Ему потребуется ещё три года, прежде чем он станет делать это правильно. Слоник должен будет сам постичь всё с нуля, как будто повторяя в течение своей жизни весь интеллектуальный прогресс вида.