Евреи при Брежневе

Мы не только отстояли Сергея Семанова - равно отстояли всех его единомышленников от нападения идеологического противника. Но и сами, перейдя в контрнаступление, «ихнего» знаменосца - «жидовствовавшего» Александра Николаевича Яковлева скинули. Вот это был «контрабандистский» (контрпропагандистский) удар!

Мы развивали успех. В закулисе на самом высоком уровне мы добились повторной тщательной чистки в бывшей хрущевской клоаке АПН -Агентстве печати «Новости».

Здесь всплывает фигура Михаила Федоровича Ненашева. В известной степени показательная для света и тени в нашей подковерной идеологической борьбе с иудеями. Наш русский «тюфяк», получавший раз за разом благодаря биографии «без примесей» и «русским взглядам» буквально ключевые посты, он начинал в Челябинске в 1967-м заведующим отделом науки и учебных заведений обкома КПСС. И о нем очень хорошо отзывался тогда челябинец «наш» Валентин Сорокин, его «тащил» тоже челябинец комсомольский вождь Е.М. Тяжельников. Ненашев был в 1975-м взят заместителем заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС - с перспективой на заведующего. Не справился. Но был переброшен в «Советскую Россию», где восемь лет просидел. Но больше ныл: «Я не знал много из профессиональных канонов газеты: не знал, как она формируется и управляется, набирается и печатается». Не руководитель, а декорация! Кого-то он сумел из русских выдвинуть. Например посадил в отдел культуры одаренного русского писателя Арсения Ларионова. «Категоричный в суждениях и решениях, принципиальный в позиции Арсений Ларионов» -так отзывается о нем сам Ненашев. Вот, кажется, и обопрись на такого, сделай его своим первым, таскай за собой, когда тебя перебрасывают на другие важные посты (Ненашев потом был в Госкомитете по делам издательств, полиграфии и книжной торговли ина Гостелерадио - везде проигрывал, потому что приходил без своих кадров). Но сам Ненашев как-то сразу потерялся, никак не мог сам быть таким же, как тот же Ларионов, «категоричным в суждениях и решениях, принципиальным в позиции» -короче говоря, не сумел стать храбрым и умелым полководцем, включиться в тяжелую, за каждый кустик, за каждый окоп, русско-иудейскую войну, хотя знал, на что шел.

В своих мемуарах «Заложник времени» (М.: Прогресс, 1993) - само название-то «Заложник» какое растерянное! чего же ты «заложником» у «иудейских террористов» себя чувствовал, а не бойцом невидимого фронта?!
– он плачется с первых же строк: «Чтобы жить в Москве, не замечая того, что ты не приемлешь (а ведь ты знал, на что шел! на идеологическую борьбу!
– А.Б.), нужно в ней родиться. В столице новожитель встречается с многочисленными проявлениями неискренности (а где кто видел искренность в подковерных, на смерть русско-еврейских разборках.
– А.Б.), лицедейства, групповыми интересами, пристрастиями. В отличие от принятого на Урале, Москва не приемлет прямых отношений, отдавая предпочтение скрытым. Помню, 6 ноября 1975 года, первый Октябрьский праздник в Москве, мы с женой встретили во Дворце съездов, на торжественном заседании, таких же испуганных провинциалов - Н.И.

Рыжкова и его жену, Людмилу Сергеевну». Замечу, что Рыжков стал при Горбачеве председателем правительства и тоже все провалил. Слова все правильные, русские, а толку от него было ноль. Считался русским, возглавил уже в постгорбачевское время блок патриотических сил и тоже, как Ненашев, все прокакал.

Но вернусь к Ненашеву. Какой он сляклый, серый был на контрпропаганде, считавшейся особым отделом «К», потерянным. Я помню по «Голосу Родины», вроде бы он был даже нашим начальником - не газеты, газета шла прямо на Суслова, а общества «Родина», - но приезжал в «Общество» - одна сладкая болтовня.

Вот и чистка АПН пошла через его, «главного контрпропагандиста», голову.

В «Заложнике времени» он теперь даже довольно подло вспоминает:

«В июле 1976 года неожиданно без всякого участия отдела пропаганды (еще не дорасчищенного от «яковлевских» кадров.
– А.Б.) было принято решение Секретариата ЦК КПСС «О работе агентства печати «Новости», в котором его работа оценивалась крайне отрицательно, в итоге освобождались от работы председатель правления И.И. Удальцов (от партии.
– А.Б.) и его первый заместитель А.И. Власов (генерал от ГБ.
– А.Б.). Одновременно проводилось значительное сокращение аппарата и более 50 наиболее квалифицированных работников («наиболее квалифицированых» с прежней «яковлевской» точки зрения».
– А.Б.) увольнялись из агентства по особому списку, до сих пор так и не известно кем составленному. Помню, как трудно было скрыть недоумение, когда этот список М.В. Зимянин, ставший только что секретарем ЦК, вручил персонально мне (но ты же был куратором «АПН», как главный контрпропагандист? Хоть в последний раз разуй глаза, сам посмотри, кого ты, лопух, пригрел!
– А.Б.) на мой наивный вопрос: «Откуда этот список?» - М.В. Зимянин ответил, что он не уполномочен ставить меня в известность, думаю, что так оно и было. А вот поручение пригласить всех, кто оказался в этом черном списке, и поставить в известность об увольнении это секретарь ЦК был уполномочен мне доверить». И дальше Ненашев патетически восклицает: «К чему я веду речь? К тому, чтобы попытаться ответить: кто же управлял партией?»

А ведь прекрасно знает кто - перетягивали канат то «мы», то «они».

Часть 9. «РУССКИЕ КЛУБЫ» ПРОДОЛЖАЮТ ДЕЙСТВОВАТЬ

А теперь самое время рассказать, как мы организационно-технически строили «криптологическую» работу.

Во главе «Русских клубов» (и в первую очередь, центрального, московского), прикрывая их своим авторитетом, стоял, как уже говорилось, академик с мировой известностью - имевший доступ к самым важным государственным секретам и потому вхожий наверх, Лауреат Ленинской премии Игорь Николаевич Петрянов-Соколов. Кстати, довольно аккуратно приходивший на бурные «вторники» и с удовольствием все слушавший.

Замы - Петр Палиевский и Святослав Котенко. Ответственный секретарь - я.

Мозгом был Котенко. Я же, как ответственный секретарь, занимался «рутинной», первичной «сталинской канцелярией», когда еще тот никем не был, то есть организационной работой с текущими кадрами. «Пахал» со списками, рассылкой приглашений, организацией «нужных» ораторов. Обеспечивал подстраховочные связи с опекающими и контролирующими инстанциями. Занимался нудным согласованием рекомендаций в «резерв на выдвижение» в различные органы, организации и «инстанции», куда непременно нужно было приткнуть-протащить своих. Вместе с Котенко я также отвечал за особо опасные связи: с официальной Церковью (через моего друга архиепископа Питирима - Константина Владимировича Нечаева, предусмотрительно не закончившего наш измайловский Автомеханический институт и ушедшего в монашество; но выходили и впрямую на Патриарха). За «подземные» криптоконтакты с катакомбными православными братствами и орденами. А также за тайные связи с эмиграцией, как внешней так и внутренней.

Все мы были общественниками, совершенно бесплатно, на голом энтузиазме отдавали «Русским клубам» все свое свободное время. Считалось, что нас организовывал, а практически «прикрывал» штатный зав. отделом пропаганды ВООПИКа - полковник И.А. Белоконь, сидевший до ВООПИКа на кадрах в «Литгазете», человек дошлый и насмотревшийся на «них». Он был очень русским человеком.

О Палиевском сейчас судят по-разному. Петр Васильевич Палиевский очень был склонен к мудрым советам по игре в «закулисе». Этим он, в известной мере, искупал то, что сам был творчески - русский «обломов», крайне мало писал. Мы потом уже в издательстве «Современник» с трудом ему собрали книжицу. Сейчас у Палиевского вышла книга «Из выводов XX века» (Владимир Даль. СПб., 2004, 556 с.), где он собрал свои труды за 40 лет. Яркая книга! Когда все вместе сложилось, видно, что перед нами крупная фигура в русской духовной жизни. А тогда свой авторитет «гения» Палиевский поддерживал исключительно за счет блестящего знания наизусть В.В. Розанова. Известно, что человека «еврейского круга» от мелкого торгаша до Ю.В. Андропова легко определить по тому, что он пытается беспрерывно блистать остротами великого комбинатора из «Золотого теленка» и «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Вот точно так же наш русский «гений» щеголял В.В. Розановым, который тогда был упрятан глубоко в «спецхран». Да, и вся русская культура, как я уже говорил, особенно ее философия и православная мудрость, была при советской власти упрятана в «спецхран». Мы в «Русском клубе» ее из «спецхрана» осторожно вытягивали, чтобы вернуть собственное законное наследие нашему народу. И Палиевский здесь был впереди, хотя больше подсказывал «втай», чем выступал в печати сам. Но я сам боялся рот раскрыть, не сделал ни одного развернутого доклада: выступал только уже в прениях, где можно стенограмму подчистить. И мучительно ломал голову, не ляпнуть бы чего из перепутавшегося в моей голове «спецхрана». Что можно сказать, подстраховавшись охранительной «четкой» догматикой? «Спецхрановский» гексоген был «взрывчатой смесью», с которой надо было тогда очень осторожно обращаться. А пойди сразу соберись, отсей - что было где-то в открытых публикациях, пусть хоть в «их», «враждебных», и значит - можно вслух вроде бы «покритиковать», сделав вид, что возражаешь, скажем, якобы «Свободе»? А что - жуткий «профессиональный идеологический крипт», за выдачу которого головы не снесешь?

А вот Палиевский всегда умел ходить по проволоке. Знал, что где говорить. Хотя однажды ион - душа русская не выдержала!
– сорвался на дискуссии «Классика и мы». Столько наговорил «лишнего», да еще при «них», и за это подвергся дичайшей иудейской травле. Ему евреи дискуссии «Классика и мы» не смогли простить.

Покаюсь, я всегда немного ревновал Палиевского. Он увел у меня мою первую любовь - мою однокурсницу, студентку романо-германского отделения МГУ, дочку еще сталинского председателя Комитета по делам искусств Беспалова, яркую жгучую желчную брюнетку, красавицу и удивительную умницу и эрудитку Ларису, от общения с которой я много вынес. Петр сразу женился на ней, и это она сделала из него гения - обтесала, ввела в круги, короче, навела на самобытный русский талант лоск. Потом они разошлись, но лоск остался.

Вообще жены очень много значат для формирования творческой личности. Известного русского литературоведа, философа и критика Вадима Валериановича Кожинова во многом сделала его вторая жена, моя однокурсница, милая и трогательная Лена Ермилова, дочка процветавшего при Сталине литературоведа и критика Ермилова и . уникальная «ермиловская» профессорская библиотека. Нашего главного и самого умного оппонента «жидовствовавшего» критика Юрия Ивановича Суровцева тоже сделала жена, моя очаровательная однокурсница, профессорская дочка Марина Фоминская. Недаром толкуют про умных жен-евреек, делающих из русских «обломовых» - крупные фигуры. И тут важно, какой дух в семье возобладает. Не обязательно торжествует еврейский. Чаще именно непотопляемый, подземный, древний, как сам Иегова, - еврейский. Но тут все в воле Божией. Академика Сахарова подмяла под себя Елена Боннэр. У коллеги и - первое время - друга семьи Сахарова академика Петрянова-Соколова была жена, тоже молоденькая еврейка, но он стал опорой Русского Духа. И такое бывает! Посмотрел человек, в какой ад его тащат, и пересилил дьяволицу. Повторюсь, внутри семьи все в воле Божией. Даже Солженицын не стал бы Солженицыным без своей энергичной и верной охранительницы-супруги.

Вернусь в «Русские клубы». На наши «вторники».

В особо необходимых острых и скандальных случаях мы обращались к директору Института Истории Академии Наук СССР Борису Александровичу Рыбакову, всегда готовому умно подсказать и помочь, как «выпутаться». Для того же Суслова авторитет академика с мировой славой Бориса Александровича Рыбакова, уж конечно, был неизмеримо выше, чем строившего козни «русофоба», не слишком образованного Александра Николаевича Яковлева.

А повседневно душой компании и главным идеологом у нас был Сергей Семанов. Сергей Николаевич прошел поразительный путь. Начинал печататься в «ихнем» «Новом мире», дружил с детьми «ихнего» Андропова-Файнштейна, который его прекрасно знал и высоко ценил. Казалось бы, какие оглушительные карьерные перспективы его ждали. Но, видимо, душа предков в нем счастливо заговорила, он сам своими руками надевает себе на голову «терновый венец» явного, для всех политических бурь открытого русского патриота. По отцу из купеческой (Семановы торговали лесом), а по матери из священнической линии (болтали, что один из родственников Семанова - патриарх Алексий I, но сам Сергей Николаевич это отрицает) -он с крепкой северно-русской Олонецкой почвы (фамилия происходит от поморского произношения цифры «семь»). В 1956-м закончил исторический факультет Ленинградского университета - блестящее образование!
– и уже на последнем курсе был избран в комсомольские органы: стал заведующим отделом пропаганды ключевого Петроградского райкома - с таких должностей идут резко наверх. Именно с такой должности в Ставропольском комсомоле, в крае-вотчине Суслова, Андропов вытащил на самый верх аж до генсека Мишку Меченого - Горбачева. Я думаю, пойди Сергей Николаевич по партийной линии, он с его энергией и пробивной, таранной силой до Политбюро бы уж точно поднялся. Но Сергей Семанов мечтает о научной карьере. Он поступает в аспирантуру Института истории, блестяще защищает диссертацию по новым фактам из истории революции 1905 года, для сбора которых - вот она всегдашняя кропотливая научная основательность Семанова!
– Сергей не погнушался даже поработать сотрудником Главного архивного управления Министерства внутренних дел по Ленинграду, чтобы получить спецхрановский доступ и вдосталь порыться в архивах.

Однако заговорило ретивое - ему хочется нести правду людям; после аспирантуры он вдруг оставляет науку, берет на себя самый трудный отдел в издательстве «Молодая гвардия» - «Жизнь замечательных людей». Серия книг, им выпущенных, стала поистине событием в русской литературнофилософской мысли. При Семанове «ЖЗЛ» заговорила о коренных устоях русской нации, об основоположниках нашего великого самобытного мессианского духа. Серия «ЖЗЛ» демонстративно была начата Горьким в 1933-м году с книги Александра Дейча «Гейне» - о рупоре иудейского духа. Таков был тогда общий настрой нашей «новой интеллигенции». Семановская же «ЖЗЛ» стала спасением для изголодавшихся по духовной пище русских людей. В изданных Семановым объемистых, всегда научно основательных и живо написанных книгах «ЖЗЛ» для русского читателя впервые после революции 1917-го открылся русский мир во всем его самобытном блеске и мессианском великолепии. И мы все очень переживали, когда Семанова подняли с любимой «ЖЗЛ» на высокую номенклатурную должность главного редактора журнала «Человек и Закон».