Эй на Груманте

Король Фортриу Бриде IV, при вез мне бочонок старого Шотландского меда. Надо сказать, что после одного случая мой авторитет среди шотландского электората и ранее не низкий, поднялся и вовсе на невообразимую высоту, а дело было так…

На пиру с местными старейшинами по поводу «реорганизации» Шотландии, я с устатка несколько перебрал и пригубив из кубка меду, выдал на гора балладу «Вересковый мед» (в своем переводе), еще не родившегося сэра Роберта Льюиса Стивенсона.

'Из вереска напиток

Забыт давным-давно.

А был он слаще меда,

Пьянее, чем вино.

В котлах его варили

И пили всей семьей

Малютки-медовары

В пещерах под землей.

Пришел король шотландский,

Безжалостный к врагам,

Погнал он бедных пиктов

К скалистым берегам.

На вересковом поле,

На поле боевом

Лежал живой на мертвом

И мертвый — на живом.

Лето в стране настало,

Вереск опять цветет,

Но некому готовить

Вересковый мед.

В своих могилках тесных,

В горах родной земли

Малютки-медовары

Приют себе нашли.

Король по склону едет

Над морем на коне,

А рядом реют чайки

С дорогой наравне.

Король глядит угрюмо:

'Опять в краю моем

Цветет медвяный вереск,

А меда мы не пьем!'

Но вот его вассалы

Приметили двоих

Последних медоваров,

Оставшихся в живых.

Вышли они из-под камня,

Щурясь на белый свет, —

Старый горбатый карлик

И мальчик пятнадцати лет.

К берегу моря крутому

Их привели на допрос,

Но ни один из пленных

Слова не произнес.

Сидел король шотландский,

Не шевелясь, в седле.

А маленькие люди

Стояли на земле.

Гневно король промолвил:

'Пытка обоих ждет,

Если не скажете, черти,

Как вы готовили мед!'

Сын и отец молчали,

Стоя у края скалы.

Вереск звенел над ними,

В море катились валы.

И вдруг голосок раздался:

'Слушай, шотландский король,

Поговорить с тобою

С глазу на глаз позволь!

Старость боится смерти.

Жизнь я изменой куплю,

Выдам заветную тайну!' —

Карлик сказал королю.

Голос его воробьиный

Резко и четко звучал:

'Тайну давно бы я выдал,

Если бы сын не мешал!

Мальчику жизни не жалко,

Гибель ему нипочем…

Мне продавать свою совесть

Совестно будет при нем.

Пускай его крепко свяжут

И бросят в пучину вод —

А я научу шотландцев

Готовить старинный мед!..'

Сильный шотландский воин

Мальчика крепко связал

И бросил в открытое море

С прибрежных отвесных скал.

Волны над ним сомкнулись.

Замер последний крик…

И эхом ему ответил

С обрыва отец-старик:

'Правду сказал я, шотландцы,

От сына я ждал беды.

Не верил я в стойкость юных,

Не бреющих бороды.

А мне костер не страшен.

Пускай со мной умрет

Моя святая тайна —

Мой вересковый мед!'

Когда я закончил, в зале наступила мертвая тишина, нарушенная королем Бриде IV проблеявшем, что это мол не он. А потом грянул восторженный рев. И несколько дней после этого, представители Шотландских родов привозили мне древние мечи, с родовыми вексиллумами на эфесах, причем делегаты были не только с моих новых земель (на эту тему я сделал зарубку на эфесе моего скипетра).

Глава 66

Этот день в Польше вспоминали очень долго… когда высоко в небе появилось два летающих корабля на земле началась натуральная паника. Простой люд прятался кто где мог, а екоторые потерявшие берега шляхтичи, отважно размахивая корабелами у входа в шинки, вызывали драконов на бой. Со стен одного из замков бахнули в сторону дирижаблей кулеврины. Это не могло принести нам вреда, но ни одно доброе дело не должно оставаться безнаказанным, да и новые зажигательные бомбы надо было испытать на живой натуре, на пленэре, так сказать. Дюжина бомб превратила замок в пылающий костер, а на подлете к границам Киевского герцогства, кавалькада каких-то идиотов открыли по нам огонь из ружей. На них мы как раз испытали новые длинноствольные митральезы.

Забрав в Киеве князя-герцога Курбского, мы взяли курс на Москву. Там наши посольские получив от щедрот Великого князя и Государя сельцо Измайлово, они построили там загородную посольскую укрепленную базу с аэродромным полем. Что интересно, в моем детстве из прошлой жизни, там тоже был аэродром. Всю дорогу от Киева до Москвы, Князь Курбский находился в раздумьях и только на пиру прошептал мне на ухо: «Кто же вы такие грумантцы?»

Продефилировав над Москвой наш воздушный дуэт приземлился в Измайлово, потом был прием в кремлевских палатах ну и позднее сама коронация. Пир, как говорится был горой…

Жареные лебеди и целиком зажаренные быки;

Жареные павлины;

Петухи рассольные с имбирем;

Красная и черная икра (соленая и вареная в маковом молоке;

Жареные рыси с начинкой из овощей;

Жареные в меду кукушки;

Жаворонки с луком;

Перепела в чесночной подливе;

Молочные поросята на вертеле;

Зайцы в лапше;

Осетр, севрюга, белуга, сом, щука во всех видах;

Любимая уха царя Ивана из стерляди (к ней подавали черную и красную икру);

Кулебяки, блины, коврижки и пироги;

Пряники с начинкой из меда или варенья;

Свежие и сушеные фрукты, мед и орехи;

Десерты в виде кремля и фигурок различных животных;

Ну и не без напитков естественно… На столах стояли ковши и кубки с медами: вишневым, можжевеловым и черемховым, кувшины с романеей, рейнским и мушкателем, конечно сосуды с анисовой и много чего еще.

А на Красной площади боярична Наталия устроила дегустации Грумантских спиртовых настоек, чем вызвала не малый ажиотаж.