Эйдос непокорённый

Но его внимание вдруг переключается на едва слышные звуки, он перестаёт смеяться и прикладывает палец к губам.

Лесная какофония разом смолкает, уступая место завыванию из глубины. Святоша напрягается, я стараюсь вжаться в ближайшее дерево, будто это поможет спрятаться. Но ствол слишком тонкий, кора полупрозрачная, под ней вертикальными рядами движутся тёмные точки. Я читала про такие: если дерево повредить, тонкая кора лопнет и облако спор разлетится на несколько метров. Кто вдохнёт, будет кашлять кровью, умрёт медленно и мучительно. Это могло бы защитить меня от загадочного святоши с огромным ножом. Но что поможет защититься от спор мне? Рукав балахона?

– За нами идёт хищник, – предупреждает Безымянный.

Я и сама догадалась, слышала вой, только среди стволов никого не видно. Сердце забивается в пятки.

– Так воспользуйся ножом! – шепчу я. – Убей его.

– Не могу, – святоша дёргает цепь, напоминая, что мы связаны, убирает нож и начинает продвигаться к бледным зарослям мицелия, свисающим со скал и деревьев. – У меня есть идея получше.

Выбора нет, приходится шагать за ним. Пока я мечтаю о случайно завалявшемся в кармане куске мыла, чтобы высвободить руку из металлического капкана, краем глаза замечаю пару крупных светлячков. Они то появляются в ближайших кустах, то пропадают, то снова следуют за нами в полутьме густой поросли. Вдруг догадываюсь, что никакие это не светлячки, а глаза, и мой спутник, судя по настороженному виду, придерживается такого же мнения. Он подбирает камень побольше, и я не понимаю зачем, при таком-то ноже. Но вместо ответа святоша хватает меня за руку и дёргает вниз. Мы падаем в грязь и пока соскальзываем по склону в овраг, Безымянный умудряется швырнуть камень в ближайшее «вонючее» дерево. Позади раздаётся хлопок – лопается кора, выбрасывая в лесную чащу облако блестящих спор. В тот же миг мы скатываемся под выступ скалы, протискиваемся под растопыренные корни старого дерева и замираем. Корни паутиной переплетаются над нашими головами, словно шалаш.

– Отличная идея вываляться в грязи, – бормочу я и потираю саднящее запястье под железным браслетом. – Чуть руку не сломал!

– Ты же сама привязалась ко мне, – святоша копошится, устраиваясь поудобнее. – И болтаешься, как приманка для ферусов.

– Так это ферус! – я с ужасом вспоминаю скромные познания из старых архивов и вздрагиваю. Страшная тварь. – Вонючее дерево ему не навредит. Или ты думаешь, оно скроет наш запах?

– Надеюсь, – бормочет он над самым ухом. – Все хищники хорошо слышат и прекрасно видят в темноте, поэтому замри и заткнись.

Не нравится мне его тон. Я тайком читала книги для подмастерий Доверенных, запрещённые для остальных, и в курсе о возможностях хищников и ядовитых спор. Закрываю нос капюшоном. Святоша в сердитом молчании проделывает то же. Он знает, что споры вдыхать опасно. Так может, он учится у Доверенных? Подмастерье? Уж больно спокоен и осведомлён о том, что делать и где прятаться. В таком случае он просто приведёт меня к ним и я вернусь в Аллидион, если, конечно, нас не сожрёт ферус.

В тесном шалаше сыро, пахнет грибами и прелыми листьями. Мы загнаны в угол. Хищник бродит над нами, и едва заметно, мягкой поступью проверяет старые корни на прочность, стряхивая едкие споры. Кажется, он и правда потерял след. И всё же у меня холодеют внутренности и сердце стучит на весь лес. Ворчание и сопение слышится будто над самым ухом, и я вздрагиваю от малейших шорохов. Секунды тянутся, словно резиновые. Я нащупываю в руке моего попутчика холодное лезвие ножа. В случае атаки феруса, нож лучше воткнуть в артерию на шее зверя. Но хочется верить, что кровопускание хищнику не потребуется и он уйдёт. Я жмусь к святоше то ли от страха, то ли из-за тесноты: от него разит болотом и тиной; полагаю, и от меня не благовониями, не похоже, что споры перекрыли наш яркий запах. Будет обидно так глупо помереть, едва оказавшись на свободе.

8. Тоннели

Пытаюсь принять удобное положение, потому что всё это время каменный выступ упирается в спину, как острые коленки соседок по комнате, когда они после ночных кошмаров приползали ко мне под бок.

– Надо что-то делать, – бормочу я, ёрзая на месте.

– Молчи, – советует святоша. – Он сам уйдёт.

Пока я стараюсь ощупать камень за спиной, внезапно раздаётся хруст, и прямо перед нами из-под земли вдруг выскакивает визжащий чёрный комок. Во мне всё переворачивается, я подпрыгиваю, шарахаюсь, бьюсь макушкой о корни, с ужасом думая, что тварь нашла лазейку и ворвалась к нам в укрытие. Святоша старается удержать меня, и только тогда я понимаю, что зверь внутри вовсе не огромный ферус, а безобидный ушастый грызун, размером с ладонь.

Хищник наверху отзывается сразу, роет корни так, что они трещат, рискуя проломиться. Громко пыхтит и яростно рвет их в том самом месте, где я ударилась головой. Едкая пыль осыпается на нас. Я перестаю дышать, думая, как бы выскочить из проклятой ловушки.

– Дай сюда эту штуковину! – Я тянусь к электрохлысту, но мой спутник сам догадывается использовать его как копьё, и ткнув им между корней, выпускает остатки заряда в зверя.

Когда палка перестаёт искрить, ферус падает и уже не подаёт признаков жизни. В воздухе появляется запах палёной шерсти.

На мгновение у меня проскакивает мысль о том, что ударом электрохлыста можно не просто нарушить работу здорового человеческого сердца, но и остановить её. Только кому придёт на ум использовать такое против Мастера Гиллада?

– Идём отсюда, пока не набежали падальщики, – командую я, пытаясь протиснуться в узкую щель под корнями, но дальше меня не пускают оковы.

На деле не хочется в жуткий лес, но не сидеть же тут вечность.

– Сначала сними цепь, – требует Безымянный, подтягивая меня обратно.

– Может, мне нравится держать тебя на цепи, – фыркаю я. – Ну хватит дёргать. Нет у меня ключа!

Святоша ворчит что-то неразборчиво, похоже на ругательства, выхватывает нож и ковыряет ставший бесполезным электрохлыст, вынимает оттуда куски проволоки. Не знаю, помогут ли они ему открыть замок, и как он умудряется видеть в полумраке, но, пока он ковыряется, я пытаюсь отодвинуться от острого камня, нащупываю его рукой, стараюсь выломать, но вдруг проваливаюсь по плечо в пустоту и упираюсь ладонью в нечто гладкое. Сердце уходит в пятки. Под рукой пустота. Полость заворачивается словно труба и уходит в глубину.

– Здесь какой-то лаз, – сообщаю я и просовываю туда голову, стараясь хоть что-нибудь разглядеть.

Внутри темно, но это не нора. На ощупь – металл. Слишком гладкий, без единого шва, заклёпки, и что удивительно, не звонкий. Трубы такими не бывают, по крайней мере, в обители. Но если на другом конце выход?

– Ты в своём уме, дикарка? – святоша дёргает меня за привязанную к нему руку, тянет обратно. – Хочешь, чтобы тебе там башку отхватили?

Дикарка? Ну да, похищала я его не самым элегантным способом. Хотя он не сильно возражал.

– А что, пусть лучше здесь отхватят? – я сопротивляюсь, продолжая лезть, на сколько хватает цепи. – Много ещё таких ферусов бродит вокруг? Я в этот лес не хочу.

Натяжение вдруг прекращается, цепь теперь тащится следом и грохочет. Попрошу потом, чтобы снял с меня тоже. Подбираю её, сую в карман и продолжаю двигаться по трубе.

– Нельзя лезть в непроверенные места, – недовольно бормочет позади святоша.

Тут не поспоришь, но бездействовать я не тоже собираюсь.

– Тебя никто не заставляет. Возвращайся и делай что хочешь. Ты уже не привязан.

Но он следует за мной.

Труба выходит в широкий колодец и обрывается. Светящийся мох на стенах позволяет оценить высоту. Прыгать можно, до земли около пары метров, внизу нечто похожее на каменную крошку. Хищников, зверей и кого бы то ни было, не видно, и я прыгаю, потому что обратно не собираюсь. Едва приземлившись, понимаю, что через колодец проходит широкий тоннель, который с одной стороны полностью засыпан, а странная труба, откуда я спрыгнула – лишь часть конструкции из десятка похожих. Что это за сооружение или чем оно служит в таких дебрях – довольно любопытный вопрос. Но это место выглядит заброшенным, ведь если бы тут кто-то жил, рано или поздно он наткнулся бы на обитель.