Эйфория

Он повернулся. Её не было за ним. Её не было нигде. Деревья гнулись от ветра, стеная неразборчивые угрозы.

Небо становилось серее. Так как он и предполагал.

У Нормана и прежде были галлюцинации в УРС, но никогда таких скверных. Никогда таких реальных, никогда таких живых и никогда таких сумбурных. Он попытался проглотить глубокий вдох. Он не мог сдаться сейчас. Кроме того Мелисса – реально живущая и дышащая Мелисса в самом что ни на есть всамделишном мире – вытащит его, если ситуация станет слишком паршивой.

Холодный пот впитывался в его воротник. Он снова сел, его ноги дрожали.

Далее он открыл ящики с другой своей стороны. Он знал — тем, что он искал, был адрес, какое-то место в котором он мог кого-то найти. Кого-то важного. Все волосы на шее встали дыбом. Он перескакивал с файла на файл, по алфавиту имён. Какую букву он искал?

Медленно, словно информация плыла к нему откуда-то издалека, она возникла: «У».

Уоррен. Заместитель директора ФБР.

Имя в ответ пристально смотрело на него с файла в его руке.

Неужто…

И всё же оно там было: такое же ясное, как темнеющий вокруг него день.

Я нашёл тебя, ублюдок.

Щелчком он открыл файл. Внутри было лишь частично заполненное досье, включающее должность, контактные данные… и адрес. Норман выдохнул. Затем он запомнил эти три аккуратные строчки.

Будь его разум в лучшем состоянии, возможно, он бы обратил внимание на то, как легко и быстро он нашёл этот конкретный адрес. Возможно, ему на ум пришло бы нужное слово: «ловушка».

Но оно не пришло, потому что он был в том состоянии, в котором был.

Вместо этого, на гребне надежды, он закрыл файл с твёрдостью окончательного решения, которое ни при каких условиях не может остаться незавершённым. Он аккуратно положил его обратно в ящик.

Норман поднял глаза.

Она была там, прямо перед его лицом, лишь в нескольких дюймах от него. Её глаза пылали гневом. Он мог чувствовать её холодные руки на своих плечах, и они лежали на них тяжёлые, как свинец. Ему захотелось крикнуть, но внезапно воздух исчез из его глотки, а мир обратился в кружащийся вихрь. Вокруг неё ветви хлестали воздух, швыряли листья; его втянуло, он падал в воронку и её глаза.

На долгое мгновение ему вообразилось, что это было всем тем, из чего состояла его жизнь: длинные, мрачные коридоры из ветвей, что сужаясь принуждали его идти по единственному, тёмному пути, тянущемуся в бесконечность как запутанный зеркальный лабиринт. Он почувствовал, что ноги заскользили под ним. Он был яро зажжён перспективой, он не желал ничего, кроме как уступить пресной определённости.

Норман согнулся на стуле. Мелисса попыталась удержать его руками.

— Норман, — произнесла она. — Норман, — она надеялась, что ей удалось скрыть страх в своём голосе.

Но он обмяк. Она высвободила правую руку, схватила с его лица очки и бросила их на пол. Она потрясла его, но он мёртвым грузом висел на её руках.

— Норман! — позвала она.

Она положила холодную руку ему на лоб. Он горел, как будто его мозг переутомился.

Инстинктивно она прижала губы к его виску, как сделала это ранее, но теперь с большим отчаянием, с чувством, что больше ничего она и не могла сделать — словно поцелуй, который ты даришь умершему близкому.

С секунду он был недвижим, словно труп.

Затем он вдохнул так резко, что едва не вывалился из рук Мелиссы.

Его дыхание было поверхностным, глаза — налиты кровью. Его всего трясло. Одна красная лента сочилась из его носа.

Но слава Богу, его глаза были открыты. Его глаза были открыты.

— Адрес. Джорджтаун, — выдохнул он, дрожа в её руках. — Он у меня.

========== Глава 15. Сожаление ==========

Вторник, 20:47

Гравий на подъездной дорожке захрустел под колёсами автомобиля. Высоко вверху луна прорезалась словно саван сквозь просвет в тучах.

3307 Кью Стрит Норзвест.

Адрес был скрупулёзно продиктован Мелиссе, а затем скрупулёзно введён в GPS. Дом заместителя директора ФБР.

Тем временем в машине Норман пытался притвориться, что он уже отошёл от побочных эффектов УРС. Его глаза болели, но по крайней мере казалось, что его мигрень ослабла. Поездка на автомобиле прошла в тумане. Ему была нужна светлая голова для того, что последует дальше.

Выглядывая из окна, он изучал смутное очертание дома перед ними. Здание было впечатляющим, но не таким впечатляющим, как он ожидал. Не было ни грандиозного сада, ни ворот, ни очевидных проявлений власти или безопасности.

Просто высокое, узкое здание с тремя ступеньками, ведущими к большой, внушительной двойной двери с матовыми стёклами.

Норман сделал глубокий вдох и потёр глаза ещё один последний раз. Он собрался открыть боковую дверь, но был остановлен рукой на его плече.

— Погоди, Норман, — сказала Мелисса. Он развернулся, чтобы встретиться лицом к лицу с ней. Его пронзил взгляд её глаз, полный странной неохоты, словно у человека, случайно увидевшего смятую после аварии машину на обочине шоссе. — Ты уверен насчёт этого?

Он почувствовал, как весь воздух стремительно покинул его лёгкие, когда он без колебаний провалился в её глаза. В свете луны он мог различить янтарные крапинки, сверкающие в них, излучающие нечто напоминающее разочарование, боль, беспокойство или что-то ещё, скрытое глубже в них.

Он боялся, что она задаст этот вопрос.

Потому что честный ответ: я не знаю.

Он стремглав окунулся во всё это, даже не задумываясь о том, куда ведёт его этот путь.

Где всё это закончится? Его настолько захватил ураган его собственных переживаний, что у него не было времени – или желания – обдумать ситуацию. Это всё? Он был готов рискнуть всем всего лишь ради маленького шанса вновь вернуть всё на свои места? Ради того, чтобы наконец обнаружить истину? Мог ли он совладать с каждой представившейся возможностью, каждой неизбежностью, что сожмутся до этой одной, неотвратимой судьбы?

Минувшая неделя была смерчем. С тех самых пор, как прибыла она, сидящая сейчас рядом с ним, заглядывающая глубоко в его глаза. Всё ускорялось, несясь к этому моменту.

Он уже настал. И Норман не был готов.

Он мог чувствовать очки и пузырёк в своей куртке, даже не касаясь их. Их присутствие было неизменной тучей в мрачных закоулках его сознания. Они свинцовым грузом оттягивали его карманы, вызывали тысячи мыслей в его голове, тысячи мгновений, выборов и ошибок, когда он должен был испытывать сожаление или гордость из-за чего либо, но не разжигая ни единой реальной эмоции.