Эйнштейн

Вышла «Эволюция физики». Инфельд: «Он совершенно не заинтересовался книгой, даже не посмотрел, как она выглядит, так же, как не взглянул на нашу работу, когда была прислана верстка… Полагаю, что он не знал даже, как выглядела наша книга…» А книга имела бешеный успех, была переведена почти на все языки мира и обеспечила Инфельду будущее; он уехал работать в университет Торонто.

С оставшимися помощниками, Бергманом и Баргманом, Эйнштейн продолжал искать волшебные уравнения поля. Соловину, 1938 год: «Я работаю со своими молодыми людьми над чрезвычайно интересной теорией, которая, надеюсь, поможет преодолеть современную мистику вероятности и отход от понятия реальности в физике…» Шредингеру: «Успокаивающая философия (или религия?) Гейзенберга - Бора помогает верующему обрести подушку для спокойного сна. Его нелегко согнать с подушки. Пусть отлеживается. Но эта религия чертовски слабо действует на меня, и я, несмотря на все, говорю: не „ Е и v “, а „ Е или v “. И именно не v , а Е – эта величина, в конечном счете, и обладает реальностью. Но никаких математических изменений я из этого не могу вывести. Моя мозговая шарманка уж очень выдохлась…» Бывшему ассистенту Корнелию Ланцошу: «Я сражаюсь с этой основной проблемой электричества уже больше двадцати лет и совсем пал духом, хотя и не могу оставить ее. Уверен, что нужен вдохновенный подход, который поновому высветил бы проблему; я также верю, с другой стороны, что уход в статистику нужно считать временной уловкой, позволяющей лишь обойти фундаментальные вопросы».

Знакомому, экономисту Давиду Митрани, он в начале 1938го сказал: «Наконецто я нашел ключ к единой теории поля». Это ему в очередной раз показалось, что из пяти измерений Калуцы можно както вывести кванты, надлежащим образом измеренные и поставленные в жесткие рамки. А спустя полгода писал ему же: «Я ошибся. Мои расчеты оказались неправильными. И все же я опубликую свою работу. Надо по возможности предостеречь другого глупца, чтобы он не потратил два года на такую же идею».

12 февраля 1938 года австрийский канцлер Шушниг был вызван в резиденцию Гитлера и под угрозой военного вторжения подписал ультиматум о вхождении Австрии в состав Третьего рейха. Но, вернувшись домой, Шушниг срочно объявил референдум о независимости. Тогда германские войска вошли на территорию Австрии, и 10 апреля, уже без Шушнига (на его место оккупанты назначили лидера местных нацистов ЗейссИнкварта), в Германии и Австрии состоялся плебисцит об аншлюсе; по официальным данным, в Германии за него проголосовало 99,08 процента жителей, в Австрии - 99,75 процента. Как бы голосовали австрийцы без войск на их территории, одному Богу известно, но немцы искренне ликовали: мы - собиратели земель, заступники «братьев». Теперь в опасности оказались и австрийские евреи. А бедная Маргарет Лебах в те дни умерла в Вене: всеобщий переполох помешал ей оперировать рак…

Эйнштейн выступил в «НьюЙорк таймс» с обращением: «Ни одно правительство не имеет права проводить систематическое физическое уничтожение сегмента своего населения. Германия встала на этот путь, бесчеловечно преследуя немецких и австрийских евреев… Может ли быть чтонибудь более унизительное для нашего поколения, чем просить, чтобы невинных людей не убивали?» В мае к нему обратился очередной проситель, надеявшийся попасть в Штаты: Бетти Нойман, его давняя любовь. Он написал поручительство и нашел второго поручителя. Просить ему было все сложнее, в феврале 1939 года он писал Гогенэмзеру: «Я не могу больше давать поручительств, не подвергая опасности те слишком многочисленные, что я давал раньше…» За Бетти он хлопотал три года - до 1942го. (Если он и повидал ее в США, отношения между ними, насколько известно, не возобновлялись.)

Лето 1938 года провел опять на мысе Нассау, в июне приехал Ганс с семьей, бывали ли в гостях дамы и, в частности, Коненкова, неизвестно; Леон Уотерс гостил у Эйнштейна и вспоминал, что он был сильно озабочен тем, как вытаскивать людей из Европы, просил денежной и организационной помощи.

22 марта 1939 года Германия под предлогом защиты своих заняла область Клайпеды, переименовав ее в Мемель (опять никто в Европе и слова не сказал, восторг немцев еще усилился); Гитлер произнес речь: «Сегодня мемельские немцы вновь становятся гражданами могучего Рейха, решительно настроенного взять в свои руки свою судьбу, даже если это не нравится половине мира». В июле во Франции прошла международная конференция по вопросу еврейских беженцев, созванная Рузвельтом. (После аннексии Австрии под нацистами осталось 450 тысяч немецких и 185 тысяч австрийских евреев.) Америка их больше не принимала: изза Великой депрессии боялись, что «шибко умные» евреи составят конкуренцию местным. Вот уж где горе от ума - ашкенази приезжает, не ставя цели никого ниоткуда выдавливать, но начинает работать и не может нарочно плохо работать, и… На словах делегаты сочувствовали беженцам, однако все страны, кроме Доминиканской Республики, отказались их принять. В 1939 году сенат США отклонил билль сенаторов Вагнера и Роджерса, требовавший принять хотя бы 20 тысяч еврейских детей. Как сказал Вейцман, для европейских евреев мир разделился надвое: места, где они не могли жить, и места, куда они не могли попасть…

18 августа Эйнштейну из Швейцарии написала его первая любовь Мари Винтелер (после разрыва она преподавала в школе, потом один из ее братьев застрелил свою семью и себя, что нанесло ей психическую травму; в 1911 году она вышла замуж, в 1927м развелась, у нее было двое детей): надеялась, что он ее не забыл, напоминала, как много ее семья сделала для него и его сестры, умоляла вывезти ее в США. Ответа не было. Денис Брайан предполагает, что письмо Мари перехватила ревнивая Дюкас. Однако если Дюкас и уничтожала письма с просьбами, то выборочно: в тот же период Эйнштейн помог семье своих дальних родственников АлександерКац перебраться из Франции в Мексику. В октябре Гитлер аннексировал Судетскую область Чехословакии, «защищая» тамошних немцев; территориальная целостность Чехословакии была защищена множеством международных соглашений и уставом Лиги Наций, однако 30 сентября Гитлер, Чемберлен, Муссолини и Даладье подписали Мюнхенское соглашение, по которому немецкая армия получала право занять Судеты. («Мы не должны обманывать, а тем более обнадеживать малые государства, обещая им защиту со стороны Лиги Наций и соответствующие шаги с нашей стороны, - говорил Чемберлен в британском парламенте, - поскольку знаем, что ничего нельзя будет предпринять».) Итак, в плену оказались еще и судетские евреи, а Муссолини немедля издал ряд расовых законов, изгонявших евреев из итальянских учреждений и запрещавший им браки с итальянцами. Эйнштейн - Микеле Бессо, 10 октября 1938 года: «Я не хотел бы жить, если бы не моя работа… Хорошо, что я уже старый и не рассчитываю на длительное будущее». Морису Соловину, 23 декабря: «Предательство Францией Испании и Чехословакии ужасно. Последствия будут прискорбными».

7 ноября в Париже советника германского посольства во Франции расстрелял семнадцатилетний польский еврей Гершель Гриншпан. Со стороны Германии последовал «симметричный ответ»: в ночь на 10 ноября - ее назвали Хрустальной изза осколков, которыми были усыпаны улицы немецких городов, - было сожжено 267 синагог и 815 предприятий, принадлежавших евреям. В концлагеря сослали 20 тысяч евреев, 36 человек убили. И сразу появился новый пакет законов против евреев: исключение студентов из университетов, запрет детям учиться в немецких школах, конфискация имущества, запрет появляться на определенных улицах и площадях, ходить в рестораны, жить в отелях, сидеть на уличных скамейках, водить машину (вы представляйте, представляйте себя и свою семью на месте этих людей…). Гитлер стремился выдавить всех евреев из страны, но им было просто некуда ехать. Через полгода после Хрустальной ночи 900 евреев, бежавших на Кубу, вернули в Германию… Муфтий альХусейни в Иерусалиме встретился с Адольфом Эйхманом и наконец получил финансовую и военную помощь, после чего ликвидировал - нет, не евреев, а Палестинскую оппозиционную партию, не желавшую сотрудничать с Гитлером…

Вот одна из самых откровенных и страстных «еврейских речей» Эйнштейна (журнал «Кольерс», 26 ноября 1938 года): «Почему они ненавидят евреев?». Он начал с притчи: «Пастух сказал лошади: „Ты самое благородное животное на свете. Ты заслужило жизнь в безмятежном блаженстве, и твое счастье было бы полным, если бы не подлый олень. Он бегает быстрее тебя. Его быстрый бег позволяет скорей добраться до воды. Он и его племя пьют воду (если в кране нет воды… - М. Ч.), в то время как ты и твой жеребенок мучаются от жажды. Живи со мной! Мое мудрое руководство избавит тебя и твою расу от печального и позорного существования“. Ослепленная завистью и ненавистью к оленю, лошадь согласились. Она дала пастуху надеть на себя узду. Она стала рабом».

«Ситуация из этой басни происходит снова и снова в жизни народов. Но почему роль оленя из басни так часто отдают евреям? Почему евреи так часто вызывают ненависть масс? В первую очередь потому, что евреи есть повсюду и всюду их слишком мало, чтобы защитить себя». Ненависть особенно проявляется, когда народам плохо, когда беспорядки, но и в мирное время никуда не деться от антисемитизма: «Члены любой группы более тесно связаны друг с другом, чем с остальным населением. Поэтому население не будет свободным от трений при наличии разных групп. Я убежден, что однородность народа нежелательна, даже если бы была достижима. У каждой группы есть свои убеждения, цели, интересы. Евреи тоже образуют такую группу с определенным характером, и антисемитизм не что иное, как антагонизм нееврейских групп к еврейской. Это нормальная социальная реакция. Но если бы она не была чрезмерна, ей никогда не дали бы специального названия.

Что отличает еврейскую группу? Кто такие евреи? Иудейская вера лишь одна из особенностей еврейской группы. Еврей, отказавшийся от своей веры, остается евреем. Связь, которая объединяла евреев тысячи лет и объединяет их сегодня, это, прежде всего, идеалы социальной справедливости в сочетании с идеалом взаимопомощи и терпимости… Люди, подобные Моисею, Спинозе, Карлу Марксу, какими бы они ни были разными, жертвовали собой ради идеала социальной справедливости. Уникальные достижения евреев в области благотворительности происходят из того же источника… Вторая черта - почтение к интеллекту и сильный критический дух, предотвращающий от слепого поклонения власти смертных…

Может быть, даже больше, чем изза своих традиций, еврейская группа процветала изза угнетения и антагонизма, которыми всегда встречал ее мир. Евреи как группа могут быть слабы, но сумма достижений ее отдельных членов говорит сама за себя, причем эти успехи были достигнуты в тяжелых условиях… Отсюда ненависть к евреям со стороны тех, кто боится просвещения. Больше, чем чеголибо, они боятся влияния интеллектуально независимых людей. Я вижу в этом существенную причину для дикой ненависти к евреям в современной Германии. Для нацистской группы евреи не просто средство, чтобы отвлечь недовольство людей от самих угнетателей, они воспринимают евреев как элемент, который нельзя заставить некритически принимать догмы и который, следовательно, покуда существует, угрожает их власти изза его настойчивого стремления к просвещению масс». Но, заключил Эйнштейн, чем сильнее они нас ненавидят, тем сильнее мы становимся.

Германия отозвалась статьей Фрица Редлина из одного нацистского «исследовательского института», «изучавшего» евреев: «Евреи всех стран видят в их собрате по расе Эйнштейне - Мессию… Но мир (за исключением евреев) давно бы забыл об „относительности“ Эйнштейна, если бы время от времени не возникали мерзости „политика“ Эйнштейна».

Ганс Альберт устроился в Южной Каролине, в сельской местности близ Гринвилля, построил деревянный дом, как в Капуте, в декабре 1938 года получил гражданство; отец приезжал к нему дватри раза в год, с невесткой вполне примирился, переписывался с ней о здоровье внуков. Увы, под Новый год умер от дифтерита шестилетний Клаус. 9 января 1939 года Эйнштейн писал королеве Елизавете: «Безуспешно пытаюсь глубоко погрузиться в работу… неотвязное впечатление неизбежной трагедии…»