Ёжик

— Ну и чего ему было нужно?

Я растерялся, не зная, что сказать. Если правду, то Ежик сразу спросит, для какого такого случая у меня лежат презервативы. А чего я ей скажу? Что у меня есть несколько "запасных аэродромов", с которыми я время от времени кувыркаюсь? Или же честно ответить, что берег резинки для нашей с ней первой добрачной ночи? Нет. Как говаривал один мой старый друг — на это я пойтить не могу.

А врать тоже не научился.

— Да так… Не важно.

— Не важно?

— Нет.

— Что-то ты Пашенька, скрытный стал…

— Ага.

Действительно, могу же я иногда побыть скрытным. Говорят, это возбуждает в женщинах интерес. Пускай думает, что у меня есть какие-то секреты. Почему бы и нет. Тем более, что они и вправду есть.

Между тем, на улице уже совсем стемнело. Осенью день кончается рано. Ежик в кресле притихла. Думала о чем-то своем. Витала в облаках.

Я помыл посуду и включил компьютер. Нужно было доделать несколько отчетов. Скучная никому ненужная работа. Только вот за нее платят деньги, а без денег в этом мире никак. Хорошо Ежику — у нее никогда не возникало проблем на эту тему.

Несколько минут я тупо пялился на чистый лист ворда, ни одной мысли в голове. Ежик тихо возилась в своем гнездышке, что-то мычала себе под нос. Она мне совсем не мешала. Я не мог сосредоточиться в принципе.

— Пашка, ты не знаешь, почему все продавцы в нашей стране такие хамы?

Я задумался. Это был серьезный вопрос.

— Может, кармическая предрасположенность?

Она хмыкнула.

— Не думаю. По-моему, это просто рефлекс какой-то. Сложился исторически. Если стоишь у прилавка, значит нужно орать и гадить в душу.

— Зря ты так. У меня подружка есть, учились вместе, а сейчас она в «Джазе» так вот эта девочка вообще, по-моему, орать не умеет.

— Ха! Сравнил тоже! Рыночных каркуш и джазовский персонал! Да там они подобраны по принципу "кто милее улыбнется клиенту", даже если он бомж.

— Ну вот, видишь, все меняется. Продавцы тоже. Возможно, в скором времени все станут такими душками-милашками.

— Вряд ли. Не в России. У нас есть множество изумительных традиций, в том числе и хамство. Без него русскому человеку, боюсь, никак.

Она потянулась и неспеша, как беременная кошка, выбралась из кресла.

— Пашечка, я чаю хочу!

Делать нечего, пришлось вставать из-за стола, плестись на кухню и снова ставить чайник на огонь. Квартира мне досталась своеобразная. Плита газовая, телефон работаеь от электросети, бачок размещается высоко над унитазом на высокой трубе. Когда Ежик впервые увидела эту конструкцию, она просто ошалела: "А я-то думала, такие только в совковые времена были и вымерли вместе с ними же!". Зато у меня из крана почти всегда шла горячая вода и батареи топили, как в тундре. Но это зимой. А по осени приходилось отогреваться чаем.

Она стояла в проеме двери и смотрела, как я вожусь. Футболка сползла с плеча, волосы — во все стороны, на ногах мои рваные тапочки. Такая смешная, такая милая, такая родная…

Все-таки это был на редкость хороший вечер.

Октябрь

Больше всего на свете Ежик любила три вещи: большие книжные магазины, гипермаркеты и метро. Это было ее спасение от суеты. Именно вот так. В самых людных местах, где все носятся с выпученными глазами и панически боятся не успеть, она вдруг успокаивалась, замедлялась, отключалась от своих бесконечных внутренних диалогов и отдыхала. Мало что могло ее вывести из себя в таком многолюдном месте. Бывало, Ежик часами гуляла среди книжных полок, с головой погружаясь в мир чужих мыслей и переживаний, несбывшихся грез, нереализованных фантазий. Ей нравилось выискивать что-нибудь свое среди множества разнокалиберных сборничков человеческой мудрости. Даже не покупая, нет, просто перебирая книги одну за другой. Разглядывать картинки, чувствовать под пальцами гладкую нежность обложек, вдыхать запах свежих страниц. Она могла покинуть магазин, так ничего и не выбрав. И это было нормально. Это было ее, Ежикино. Я привык. Как привык ко всему, что составляло ее странную, мозаично-отрывистую жизнь. Пока она бродила между книжными рядами, я терпеливо ждал ее, сидя на лавочке поблизости от магазина. Жевал чипсы, листал газетку, кормил голубей всякими крошками от недоеденных Анной булочек. Иногда слушал плейер. Иногда разглядывал прохожих. Мне не было скучно, и я не жалел времени на эти ожидания. С большей радостью я бы, конечно, ходил рядом с Анной, смотрел бы, как она порхает из мира в мир, но… Ежик этого не любила. Говорила, что нет смысла торчать в книжном магазине, совершенно не интересуясь книгами. И гнала меня, объясняя это тем, что я ей мешаю и не даю расслабиться. И вообще… обычно она любила захаживать в эти магазины, гуляя в одиночку. Чтоб никто не напрягал своим присутствием, не ждал и не подгонял.

С супермаркетами была похожая история. И среди их рядов она терялась так же надолго. Покупала порой всякую ерунду, чтоб потом выкинуть или подарить мне. Тут ей нравился сам процесс. Хождение по бесконечным лабиринтам продуктов. Ежик никогда не оставляла пустой свою корзинку. Идеальный покупатель. Как-то раз я даже набор косметики увидел среди ее покупок. На вопрос, зачем он нужен, получил испепеляющий взгляд, был обозват придурком и узнал, как выглядит набор теней после удара об стену. Стало очень стыдно и грустно. Как оказалось, я своим вопросом на корню загубил слабый росток ее желания выглядеть красиво. Одним словом, печальный случай.

Другие были веселее. Например, когда она купила мне трусы в виде слона… Догадайтесь, для чего у него имелся хобот! В другой раз у нее замерзли ноги в сандалиях, и Ежик нашла себе кроссовки. И сразу же их надела. А на кассу принесла одну коробку. С продавщицей случился ступор. Она минуту обалдело глядела в пустую картонку, после чего выдала:

— А зачем вы мне это дали? — и уставилась на мою милую Анну с неподдельным изумлением.

Мы смеялись так, что пришел охранник. Когда Ежик наконец разогнулась и смогла связно произнести пару слов, она на полном серьезе сказала:

— Купить хочу.

После этого я разразился новым приступом смеха, а Анна сползла под прилавок и там осталась. Пришлось мне самому объяснять девушке-кассиру, что к чему. В качестве иллюстрации своих слов указал ей на Ежикины ноги. Для этого пришлось вытащить ее саму из-под прилавка.

Да, это был веселый день…

Конец ноября

С утра Ежику прорвало. Она металась по комнате, разбрасывала мои вещи, свои окурки, незаконченные мысли и неконтролируемые эмоции. Я тихо сидел за компьютером и старался не мешать этой буре.

— Достало! Как все достало!!! Этот поганый город, эта тупая жизнь, эти вонючие переходы! Да сколько можно?! Где солнце??? Уже неделю эта сволочная хмарь, это вечное картонное небо!

Я молча стучал по клаве, время от времени стараясь угукать в такт ее репликам.

Знаем мы эти гневные тирады. Проходили уже.

Это я сначала пугался и входил в ступор. Потом привык.

Главное не мешать ей. Пусть прокричится, поругается, успокоится.

Слава богу, это не надолго. Уже скоро должно было прийти избавление. Судя по накалу страстей.

Очередной окурок прилетел мне прямо в затылок.

— И ты! И ты туда же! Все тебе поровну! Ничего не хочешь сделать, чтоб облегчить женские страдания!

Я вздохнул. Последнюю пару дней только и приходилось делать, что облегчать ее страдания: то женщине приспичит тортик в три часа ночи, то сходить в кино срочным образом, то навести порядок в моем шкафу. Да… я стерпел даже последнее. О чем пришлось пожалеть уже на следующий день: в стерильном Ежикином порядке безвозвратно потерялся очень нужная мне микросхема. И судя по всему, не только она.