Ёжиково молоко
Шрифт:
– А ты не обманешь? – спросила она, покраснев.
Ох уж этот образ русской женщины, нарисованный пером классиков, преисполненный жертвенностью и сомнением. В нём есть что-то сакральное и высокодуховное.
– Бля, Нина, нахуя мне тебя обманывать? Вот, уже специально для тебя подготовил, – я потряс в воздухе флакончиком от магнезии с белёсой жидкостью внутри, – эксклюзив, нах. Главное, чтобы сеструха не узнала ничего, а то мне пиздец влетит.
– Только, чур, никому не рассказывай, – смущённо попросила Нинка, снимая курточку.
– Само собой, – я расстегнул ширинку и достал хуй. Она, присев на корточки, закрыла глаза и обхватила его губами, покачалась с носка на пятку, ловя равновесие и устраиваясь поудобней. Бля,
– На, держи. Только не забудь, мажешь вечером перед сном, и не смываешь до утра. Потом спасибо ещё скажешь.
Нинка, жадно схватив пузырёк, сразу же, не оборачиваясь и не говоря ни слова, побежала домой, видимо торопясь срочно помазать свою прыщавую ряху. Даже не попрощавшись, вот ведь тварь неблагодарная, а мы были так близки. Стало немного обидно, будто меня использовали, словно какую-то вещь. Вот и делай после этого людям добро. Я посмотрел в окно на серое небо, сквозь тучи которого нерешительно проглядывали редкие лучи солнца, и загрустил. Человеческая неблагодарность всегда немного ранит, особенно, когда ты этим людям доверяешься и идёшь навстречу. Почему-то никто не хочет думать, каково тебе потом. Ты, как дурак надеешься на какое-то понимание, но постоянно одно и то же, только глухое эхо от уходящих вдаль шагов и пустота.
На следующее утро я, проснувшись с привычным бодрым стояком, первым делом прокрался в ванную, где под шум воды, представляя Елену Малышеву, обильно подрочил в ещё один пустой флакончик из-под магнезии, наполнив его примерно на треть. Ведь людям нужна моя помощь.
Ирку из 9 «Б» от заикания вылечил, Нинку от прыщей вылечил, сегодня будем лечить Ольгу из 10 «В» от косоглазия. Тибетская медицина, йопте.
Кладоискатели
Есть у меня приятель один, модели «Виталик обыкновенный». Его ещё все Шевчуком называют, потому что он реально на Шевчука дохуя похож. Такой же, сцуко, щуплый, в очках, и, как напьётся, так сразу начинает песни под гитару орать про осень, типа «осень, осень, ну давай у листьев спросим, где он, май… вечный маййй…». Потом его обычно пиздят, ну а хули, если он играть вообще не умеет, да и репертуар нивпизду, куда, нахуй, Шевчук, поющий песни группы «Лицей». К тому же он, что пьяный, что трезвый, одинаково ебанутый, со стороны хуй разберёшь, в каком он агрегатном состоянии. Загадка сфинкса, нах. Когда мы только познакомились, первое, что он у меня спросил – пробовал ли я пить стеклоочиститель? И сильно огорчился, узнав, что нет. Такой, бля, разносторонне развитый человек, с внешностью лидера популярной рок-группы.
А недавно Виталик ко мне домой приходит печальный, шопесдец, как Гитлер на 9 мая, по всему видно, что у человека серьёзная трагедия, а нихуя не мелкие траблы и недоразумения, как у прочих. Я его последний раз таким видел, когда его сосед из зоны вернулся условно-досрочно. Этот, сцуко, рецидивист Виталиковы музыкальные пристрастия сразу категорически не одобрил, и заставил его учить «Владимирский централ» и «Таганку – все ночи, полные огня». А Виталик только про осень может петь, такой у него фетиш, нах, куда Таганка вписывается, как Фреди Меркьюри в кубанский казачий хор. Короче, полный музыкальный антагонизм.
Потом, правда, всё благополучно завершилось, соседа через месяц опять посадили за кражу бормотухи из продуктового. Причём Виталик клянётся, что это не он ментов вызывал, а они сами приехали. Но не суть. Главное, что вижу, у человека заново какая-то личная драма образовалась. Походу Виталику срочно помогать надо, пока он совсем не закис от огорчения. У меня в холодильнике, правда, никакого антифриза не было, я ему обычной водки стакан налил до краёв. Тот выпил, не закусывая, и говорит грустно:– У меня деда вчера похоронили.
Я, если честно, поначалу даже удивился децел, ну типа, что у Виталика, оказывается, родственники имеются. До этого я почему-то считал, что его вообще какой-то сумасшедший учёный в секретной лаборатории по ошибке собрал, когда над мышами эксперименты ставил негуманные. А потом ебало скорбное состроил, согласно моменту:
– Крепись, – говорю, старик, – жизнь всегда забирает самых лучших из нас. Поэтому тебе долголетие обеспечено лет на сто вперёд. Наверное ещё всех нас переживёшь, Агасфер шестиглазый, – и ещё один стакан ему протягиваю. Виталик опять выпил, нихуя не закусывая, и давай руками по сторонам шурудить в поисках гитары, ага, он всегда так себя ведёт после второго стакана. Пока про осень не споёт, не успокоится. Затем вроде утих, слюни с подбородка вытер.
– Деда, – говорит, – не жалко нихуя. Тот ещё гондон был. Всё детство меня костылём пиздил, фашист проклятый. И конфеты ныкал постоянно. Говно, а не человек, хотя и ветеран. Дело в другом. У него орденов и медалей, как у породистой овчарки на выставке. С ними всеми, сцуко, и закопали…
И такую паузу, гандон, сделал неебическую, как будто он сейчас не у меня на кухне косорыловку жрёт без всякой меры, а на МХАТовской сцене принца датского изображает в натуре. Ту би ор нот ту би… вот, блядь, загадка.
Я, конечно, покивал сочувственно, типа, вот же люди несознательные пошли, могли бы в музей медальки эти сдать, ну или милостыню в них собирать, так же по-любому подавать будут больше. А Виталик ещё больше закуксился.
– Я в инете цены на эти медали посмотрел. Они как новая сочинская Олимпиада стоят, пицот мильонов тугриков. Так что надо деда обратно выкапывать. Я уже и покупателей нашёл на эти цацки, нумизматов каких-то хронических. Выручай, тринадцатый. Там всего-то делов, как стемнеет, раскопать Виктора Никаноровича, пабырому, награды свинтить, и опять почвой засыпать по периметру. Никто ничего и не заметит. Отвечаю.
Хуясе, думаю, как Виктору Никаноровичу с любящим внуком повезло нипадецки. Такой и тушку деда на органы пустит, не задумываясь, по спекулятивной цене. Бизнесмен хуев. А сам прикидываю, что лишние бабки не помешают в покосившемся бюджете. Хули, кризис в стране. Скоро с пива на гидроколбасу из-под крана придётся переходить. Ебал я в рот такие метаморфозы. А тут всего-то забот – жмура одного из чернозёма выковырять, это ж всяко не нефтяную скважину пластмассовым совочком из детского набора для песочницы рыть. Не Форт Боярд, одним словом.
– Хуй с тобой, – говорю, – Виталик. Выкопаем твоего пращура орденоносного. Только медали сам снимать будешь, я труп пальпировать не собираюсь, нуивонахуй всю эту некрофилию. У меня на покойников аллергия и пиелонефрит.
Виталик обрадовался сразу, мародёр ебучий. Опять песню про осень затянул: «Где он, майй…вечный майй…», пока я ему не пообещал гитару на башке разъебошить. А как стемнело, выпили чуть-чуть, для храбрости, и запиздили с лопатами на городское кладбище. Виталик ещё сказал, что мы ахуенно на индианов джонсов похожи, тот, типа, тоже археологом был ниибацо, и по могилам шустрил. Я хуйивознаю, как насчёт этого самого пидора с бабским именем, но мне Виталик наркомана дядю Фёдора из мультика про Простоквашино отчётливо напомнил, со всей его животной пездобратией в поисках клада, только без тачки почему-то.