Ф. А. Абрамов. Сборник
Шрифт:
Вот и сейчас, проезжая лесом, она влюбленными глазами смотрит на желтеющий в поле хлеб, вдыхает всей грудью смолистый воздух и с удивлением отмечает про себя запах невидимой в лесу земляники.
Кобылка идет нога в ногу с конем Лукашина. Иногда колено Лукашина коснется ее колена. Она наклоняет голову, краснеет и, не в силах совладать со своей растерянностью, посылает лошадь вперед…
Тогда, после приема в партию, приехав домой, Анфиса без утайки выложила Лукашину всю свою нескладною жизнь. И ничего как будто не было сказано между ними, но с того дня – она это чувствовала,
– А Федулов-то? Каков сукин сын? В каждый колхоз лапу запускал!
Засмотревшись на маленькую белогрудую птаху, пристроившуюся на водопой у ручьевины, Анфиса и слышит и не слышит, что говорит Лукашин. Но когда до нее наконец дошел истинный смысл его слов, она нахмурилась. Однако в следующую минуту улыбка уже играла на ее лице: по сосенкам, возле дороги, перемахивая с верхушки на верхушку, прошла рыжая белка.
И после того как зверек скрылся в чаще, Анфисе казалось, что она все еще слышит легкий шорох сучков и падающих на землю сухих шишек.
Когда они стали спускаться под горку к Синельге, Лукашин, прислушиваясь, заметил:
– Кто это воет?
– Какое воет, это Марфа наша поет, – рассмеялась Анфиса и наотмашь хлестнула кобылу, направляя ее в воду.
Миновав заросли прибрежного ивняка, они выехали на луг, который походил на огромное днище чана, втиснутое меж крутых лесистых гор. В голубом мареве белели платки, рубахи косарей. Косили парами: виднее работа. В ближайшей паре Лукашин без труда узнал величественную Марфу, с непокрытой головой вышагивающую под палящим солнцем, и щеголеватую, нарядную Варвару, бойко приплясывающую сзади нее.
– Что это они? Ругаются, а работают вместе? – спросил он, придерживая коня.
– Завсегда так. Ругаются, а водой не разольешь.
Под двумя большими кустами ивы они спешились, связали лошадей и пошли навстречу Марфе и Варваре.
Свежескошенная трава вянула на глазах, хрустела стеблями под ногами и могуче источала в голубой воздух душистые запахи. Ветра не было, и этот волнующий аромат разнотравья плотной пеленой держался над лугом.
Возле прокоса, в ожидании, когда подойдут косцы, Лукашин и Анфиса остановились.
Марфа, кончив раскидывать косьем кошеницу, расправила напотевшие плечи, не то в шутку, не то всерьез бросила Анфисе:
– Чего выстала? Не икона! Взяла бы да помахала.
– А вот и возьму, – задорно вскинула голову Анфиса.
– Возьми, возьми, Анфисьюшка, поубавь у ней спеси-то.
Марфа недобрым взглядом смерила Варвару:
– Ну, ты! Не родилось еще в Пекашине такой бабы, чтобы супротив меня… Давай! – обернулась она к Анфисе.
Варвара, улыбаясь одними глазами из-под белого платка, наглухо кутавшего ей лицо (она и на работе не забывала оберегать свою красу), с готовностью протянула Анфисе косу, закивала Лукашину, – ей, видно, страсть как хотелось стравить председателя с Марфой.
Анфиса, ни слова не говоря, деловито и с внешним спокойствием (но Лукашин видел, как у нее бледнеет лицо) проверила насадку косы, провела несколько раз бруском по полотну, затем стала снимать кофту.
– Снимай и ты, Марфушка, – посоветовала Варвара.
Угловатое,
шелушившееся от загара лицо Марфы расплылось в широченной улыбке:– Простудить хочешь? Она и косу-то забыла, как держать. Вишь ведь, ручушки-то от карандашика высохли.
Марфа шагнула к траве и, выпрямившись во весь свой богатырский рост, коротко бросила:
– Становись.
Рядом с ней Анфиса показалась Лукашину подростком.
Какую-то секунду все стояли в ожидании, не дыша. И вдруг в воздухе со свистом сверкнуло лезвие Марфиной косы. Сухая, перестоявшаяся на корню трава целой копной вылетела из-под ее ног. Потом еще взмах, еще…
Анфиса вся подобралась, отвела в сторону косу и, приседая, сделала первый взмах.
Некоторое время они шли вплотную. Потом Марфа обернулась, смерила Анфису презрительным взглядом – и пошла, и пошла отмерять сажени…
– Нет, с Марфой земной бабе не тягаться, – убежденно сказала Варвара. – Она идет – земля колыбается, а трава, чего уж, сама со страху клонится.
Тело Анфисы выгибалось дугой. Лукашин, волнуясь, заметил, как темными кругами стала мокнуть рубаха на ее спине. На минуту ей опять удалось приблизиться к Марфе. И опять Марфа, как палашом, взметнув косою, ушла вперед.
Анфиса нагнулась, начала лопатить косу. Лукашин перевел дух: ему показалось сначала, что она, не выдержав, падает.
– Что, голубушка? – обернулась Марфа, ухмыляясь. – На себя не надеешься, за брусок взялась.
После правки косы Анфиса опять стала догонять Марфу. Лукашин влюбленными глазами смотрел на белые, как челнок ходившие из стороны в сторону, руки Анфисы и, сам не замечая того, покачивал головой вслед за ними. Еще ближе, еще ближе… И вот уже Анфиса кричит:
– Пятки! Пятки убирай!
Марфа рванулась вперед, но Анфиса уже наступала на подол.
– Пятки! Пятки, говорю, убирай! – опять закричала она.
И тут случилось невероятное: Марфа посторонилась и пропустила Анфису вперед. Варвара и Лукашин, путаясь ногами в кошенице, побежали к косцам. Марфа, вся багровая от стыда и гнева, рвала с себя кофту.
– Что я тебе говорила! Сними кофту. А теперь небось приспичило…
К Марфе нельзя было подступиться. Зажав косье меж колен, она с яростью била бруском по полотну – искры сыпались вокруг, как в кузнице. Потом рывком выпрямилась, отбросила в сторону брусок и кинулась догонять Анфису.
Гул и ветер пошел по пожне. Под розовой рубахой, как жернова, заходили полукружья лопаток.
– Стопчу! – загремела она, с каждой секундой приближаясь к Анфисе.
– И стопчет, вот те бог стопчет, – замахала от удовольствия руками Варвара.
Анфису словно хлестнули кнутом. Она снова рванулась вперед и снова оторвалась от Марфы.
Варвара заволновалась.
– Марфушка, – закричала она, – телом-то, телом пособляй! На что тебе бог тело дал? Вот глупая!.. Вишь ведь, вишь ведь та хитрюга – всем телом водит, а эта медведица прет – хоть золото рассыпь – не наклонится.
И в самом деле, Анфиса ходила как маятник. Взмахивая косой, она отводила назад все свое небольшое тело, потом, приседая, как бы падала вперед и снова приподнималась.