Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования

Автограф // ЦНБ АН УССР. — III.17068.

166. А. Г. Достоевская — Н. М. Достоевскому

<Старая Русса> 25 апреля 1879 г.

Простите меня, многоуважаемый Николай Михайлович, что я до сих пор вам не написала, все не могли устроиться, и времени не было. Мы уехали не 15-го, а 17 апреля, так как 16 апреля Федор Михайлович был на обеде у великого князя Сергия Александровича [1238] . Я вас попрошу сходить через недели полторы или две к нашим жильцам [1239] <…> Кладовая заперта на два замка, один с ключом, а другой — с секретом без ключа. Он бронзовый, и, чтоб его открыть, надо составить слово "Тула" <…> Постарайтесь увидать, не очень ли они испортили мебель, главное шкафы, и висят ли у них стенные часы, картина и образ в Федора Михайловича комнате. Когда у них побываете, отпишите мне. Если вам удастся побывать в кладовой, то попросите у самой Кранихфельд Федора Михайловича зимние калоши и еще что-нибудь, чтоб спрятать в кладовую <…>

1238

Великий князь Сергей Александрович (1857-1905) — сын Александра II, впоследствии московский генерал-губернатор. Присутствие писателя у него на обеде в "Жизни и трудах Достоевского" не зафиксировано.

1239

Уезжая на лето в Старую Руссу, Достоевские сдали неким Кранихфельдам свою петербургскую квартиру.

Мы, слава богу, здоровы. Федор Михайлович работает. Погода здесь отличная. Детки вам кланяются, равно и Федор Михайлович…

Автограф // ИРЛИ. — 30413. — С. CXIIIб9.

167. А. П. Сазанович — А. Г. Достоевской

Москва. 7 мая 1879 г.

…Сестры Бестужева прислали мне вчера три письма своего брата М. А. Бестужева [1241] . Я хотела переслать их Феодору Михайловичу, но если вы выехали из Петербурга, то они потеряются, а мне будет совестно вторично беспокоить маленьких, древних-предревних старушек Бестужевых. Они высохли, как щепки, и никуда не выходят. Я была у них в первый раз, они производят чрезвычайно-приятное впечатление, такие добродушные, такие выхоленные, так тщательно причесаны и одеты, даже пришнурованы <…>

1241

Декабрист Михаил Александрович Бестужев (1800-1871).

Как здоровье Феодора Михайловича и всех вас? <…> Матвей Иванович благодарит за память Феодора Михайловича. Он очень скорбит обо всех безумных действиях нашей молодежи…

Автограф // ИРЛИ. — 30254. — С. CXIIб6.

168. А. Кранихфельд [1242] — А. Г. Достоевской

С.-Петербург. 8 мая 1879 г.

…Писем на ваше имя не было, кроме одного, приносимого какой-то женщиной на имя Федора Михайловича, но которое она сама не пожелала оставить [1243] . "Огонек" получено три номера [1244] и апрельская книга "Русского вестника". Каюсь, что разрезала "Братьев Карамазовых" — уж много соблазну было держать книгу и не прочесть. Простите за смелость, многоуважаемая Анна Григорьевна<…> Мебель ваша будет в сохранности <…>

1242

А. Кранихфельд — жилица, семье которой Достоевские сдали свою квартиру на лето. См. п. 166.

1243

О ком идет речь — не установлено.

1244

"Огонек" — иллюстрированный еженедельный "журнал литературы, науки и искусств", выходивший с 1879 г. в Петербурге под редакцией Н. П. Аловерта.

12 марта Аловерт писал Достоевскому:

"…Редакция журнала "Огонек", желая выразить вам свое глубокое уважение как писателю, так много трудившемуся для славы и пользы родной словесности, просит позволить ей высылать вам один экземпляр своего журнала. Позволяя себе надеяться, что предложение это будет принято так же искренно, как оно сделано, я пользуюсь случаем выразить свое искреннее уважение" (Авт. // ЛБ. — Ф. 93.II.1.32).

Передайте мое искреннее почтение Федору Михайловичу <…>

Ко мне приходила какая-то дама от вас с запиской, в которой я должна передать ей майскую книгу "Русская речь", но я ее не получала еще до сих пор.

Автограф // ИРЛИ. — 30122. — С. CXIб20.

169. А. И. Майкова — А. Г. Достоевской

<С.-Петербург> 13 мая 1879 г.

…Вы себе представить не можете, голубушка Анна Григорьевна, как я вам благодарна за ваше участие ко мне и как мне совестно, что вы, при всех собственных хлопотах и заботах, еще по поводу меня потеряли столько времени <…>

Очень благодарна вам за любезное предложение остановиться у вас, но не позволю себе им воспользоваться особенно в этом периоде творчества Федора Михайловича, когда для него бывают все минуты дороги. А как приеду, вот тогда ваша помощь будет драгоценна, и я надеюсь, что вы не откажете со мной постранствовать по Старой Руссе. Аполлон очень любит квартал, что находится между улицей, где живет батюшка, и наверх в гору, где есть живописная старая церковь, улицы, поросшие травою, и т. д. Впрочем, обо всем лучше поговорим при свидании, а пока позвольте вас поцеловать и попросить передать мой привет Федору Михайловичу…

Приписка А. Н. Майкова:

И мой поклон и привет вам обоим!.. [1245]

Автограф // ЛБ. — Ф. 93.II.6.37.

170. А. Г. Достоевская — Н. М. Достоевскому

<Старая Русса> 19 мая 1879 г.

Я очень беспокоюсь, многоуважаемый Николай Михайлович, не получая ответа на мое письмо, посланное почти месяц назад. Не больны ли вы? <…> Когда будете у жильцов, то зайдите к управляющему дома, не скажет ли он вам чего насчет наших жильцов, т. е. нет ли на них какого взыскания, например? <…> Мне очень совестно напоминать вам, многоуважаемый Николай Михайлович, но вы сами знаете, каково было бы нам потерять нашу мебель или деньги за нашу квартиру [1246] <…> У нас хворал маленький Федя, но теперь поправился. Мы ужасно спешим работать; недавно у Федора Михайловича был сильный припадок от усиленной работы, и от припадка он не может еще поправиться <…> Федор Михайлович вам низко кланяется, а детки целуют…

1245

К этому письму А. Г. Достоевская сделала следующее примечание:

"В 1879 году Майковы во второй раз должны были поехать в Старую Руссу для пользования ваннами их младшего сына Аполлона, тогда двенадцатилетнего мальчика. Приехала с ним только мать Анна Ивановна Майкова и остановилась до приискания квартиры у нас. К несчастию оказалось, что Аполлоша приехал с сильным кашлем, вернее, больной коклюшем, и дети наши, проведя с ним целых два дня, заразились от него этою болезнью и прохворали все лето. Федор Михайлович был страшно огорчен и сам не бывал у Анны Ивановны, а мне позволял говорить с нею только стоя на улице пред ее домом, в открытое окно" (Авт. // ЛБ. — Ф. 93.II.6.37).

1246

См. п. 166, 168 и 172.

Автограф // ИРЛИ. — 30413. — С. CXIIIб9.

171. А. Н. Майков — А. И. Майковой

26 мая 1879 г.

…Анна Григорьевна, я думаю, рада тебе помочь и похлопотать, но Федор Михайлович все это готов в идее сделать, а на практике и оскорбит, и обидит, и рассердит, это уж такой человек. Он в вечной лихорадке и сам нуждается в уходе за собой от всех близких ему людей, которые в состоянии оценить и высоту его понятий, и высоту его таланта. Это уж я тебе много раз говорил, и опять напоминаю на случай, если выйдет вдруг такая минута [1247] …

1247

19 июня Майков просил жену узнать у Достоевского, "сколько времени Пуцыкович издавал "Гражданин" и какая была подписная цена" — в связи с намерением демонстративно возвратить Пуцыковичу деньги за бесплатно высылавшуюся ему газету (там же).

Автограф // ИРЛИ. — 16998. — С. VIIIб7.

172. А. Г. Достоевская — Н. М. Достоевскому

<Старая Русса> 5 июня 1879 г.

Что это значит, многоуважаемый Николай Михайлович, что вы мне не пишете? Обещались написать через три дня, когда побываете у жильцов, и вот уже десять дней, а от вас письма нет <…> Федор Михайлович пугает меня тем, что жильцы, не видя надзора за квартирой, позаложат часть мебели и, кроме того, ничего не заплатят [1248] <…>

1248

См. п. 166, 168 и 170.

Федор Михайлович вам кланяется…

Автограф // ИРЛИ. — 30413. — C. CXIIIб9.

173. Вс. С. Соловьев — К. Н. Леонтьеву

Царское Село. 12 июня 1879 г.

…Итак, вы недовольны моей статейкой, она не удовлетворила вашего самолюбия, потому что я выделил Толстого, а главное Достоевского и поставил их выше остальных наших теперешних писателей и в том числе выше вас [1249] !.. Когда я помещал мою статью в популярной и имеющей огромный круг читателей "Ниве", я, клянусь вам, очень много думал о вашем самолюбии, потому что иначе мне пришлось бы начать с того факта, что вы давно и много пишете, в произведениях ваших проявляется крупный и серьезный талант, вы печатаете их в солидном и многочитаемом журнале [1250] , — а все же русская публика к вам весьма неблагосклонна. Я опустил этот факт, потому что он произвел бы неприятное и нежелательное впечатление; но теперь, вызванный выражением вашим в письме к Бергу [1251] , я поговорю об этом факте с вами и именно потому, что ценю ваш талант и желаю его видеть ничем не омраченным и признанным не маленьким кружком друзей-литераторов, а всеми вообще умными и обладающими вкусом читателями. Вы сами виноваты в том, что вас не читают. В произведениях ваших, несмотря на все их не раз указанные мною достоинства, нет одной очень существенной вещи, — нет того, что называется цельностью или, вернее, чувством меры… Возьмем "Одиссея Полихрониадеса" [1252] . Что это такое? Роман? Этнографические, политические и т. д. очерки?! Все вместе, все перепутано, нагромождено одно на другое. Вы подавлены вашими воспоминаниями, любимыми мыслями и выводами; на вас наплывают разом все года, проведенные на Востоке, и вы спешите сразу все это перелить на бумагу. Чудесный язык, тонкое наблюдение, художественная сценка; умный, мыслящий человек и художник виден повсюду, — но этот человек будто десять лет осужден был на немоту и вдруг встретился с людьми, способными понимать его наречие, и за все десять лет вздумал наговориться обо всем сразу <…>

1249

Соловьев напечатал в № 20 "Нивы" (14 мая 1879 г.) статью "Константин Николаевич Леонтьев". Он отнес в ней Леонтьева к писателям, "далеко не лишенным дарования, но не имеющим возможности надлежащим образом осветить туман переходного времени, в котором мы живем". При этом он отмечал: "Какие произведения из современной жизни, из жизни, нас окружающей, обратили и обращают на себя в последнее время всеобщее внимание? Только произведения графа Толстого и Достоевского, двух наших талантливейших писателей. Остальные попытки в этом роде проходят более или менее незамеченными, возбуждают интерес весьма слабый, так как задача оказывается почти всегда не по силам исполнителей, и в их произведениях звучат ложь и деланность, далекие от трудно улавливаемой действительности". — Эта статья Соловьева не отмечена в библиографии Достоевского.

1250

Имеется в виду "Русский вестник".

1251

Это письмо Леонтьева к редактору "Нивы" Федору Николаевичу Бергу (1840-1909) неизвестно.

1252

Роман Леонтьева "Воспоминания Одиссея Полихрониадеса, загорского грека". Продолжением его явился роман "Камень Сизифа".

О Достоевском два слова: его в настоящее время на руках носят, хотя талант его, судя по последнему роману [1253] , в большом упадке. Но ведь он теперь представитель того миросозерцания, которое сделалось симпатичным многим русским людям, и к тому же автор "Преступления и наказания" и "Записок из Мертвого дома", как бы затем ни исказился — уже этими двумя творениями стал наряду с величайшими творцами-художниками XIX века [1254] .

1253

Вероятно речь идет о "Подростке".

1254

18 июня Леонтьев писал Соловьеву:

"А насчет "Мертвого дома" и "Преступления и наказания" опять согласен. Это в своем роде превосходно. — Впрочем, это в письме моем Бергу — есть" (Авт. // ЦГИАЛ. — Ф. 1120. — Оп. 1. — Ед. хр. 98).

Я сказал, — и на сердце у меня стало спокойней, и я буду ждать, что выйдет из этой моей исповеди, единственная цель которой постараться открыть глаза писателю, много могущему, но находящемуся на ложной дороге — ложной и мучительной для его самолюбия. Если же самолюбие этого писателя не вынесет правдивого и дружеского слова, — я обведу черной каемкой страничку в моих воспоминаниях — это будет уже не первая страничка.

Любопытно — получу ли я через неделю ваш ответ или мы с вами уже простились?.. [1255]

1255

Леонтьев писал 22 июля 1879 г.:

"Вы мне не пишете, Всеволод Сергеевич? Неужели вы не получили моего Предисловия на четырех листках? <…> Заказное письмо мое было, сказал я, вроде Предисловия к чему-то, подобному литературной исповеди, — общий смысл которой должен быть таков: "Если Всеволод Соловьев вполне прав, то мне-то от этого не легче. Если его взгляды на мои произведения не удовлетворяют меня и не соответствуют моим претензиям, — он не виноват, и я его за это люблю и уважаю никак не менее. У меня есть очень близкие друзья, которые любят меня, даже и внимания, не обращают на мои писания и никогда не читают моих повестей и статей <…> Соловьев и Евг. Марков, оба хорошие, серьезные критики, говорят оба обо мне почти одно и то же, т. е. ставят меня наравне с Сальясом или еще и похуже иногда (Марков), выделяя из толпы людей, бессильных изобразить современную Россию, только Льва Толстого и Достоевского <…> Независимо от мнения обо мне Всеволода Соловьева, он сам мне понравился, и я с тем его люблю <…> Из того, что я желал бы слышать от него похвалы, более резкие, не следует заключить, что я недоволен им…"" (ЦГИАЛ. — Ф. 1120. — Оп. 1. — Ед. хр. 98).