Фабрика безумия

В Испании XIII века наказанием за гомосексуальность была кастрация и смертная казнь через побивание камнями [545] . Фердинанд и Изабелла в 1479 году заменили его на «сжигание заживо с конфискацией, вне зависимости от статуса преступника» [546] . Иными словами, в ту эпоху данное преступление было предметом наказания как со стороны светского, так и со стороны церковного суда, подобно тому как в наши дни оно является предметом одновременно уголовных и психиатрических санкций. В 1451 году Папа Николай V наделил инквизицию властью бороться с гомосексуальностью. «Когда это учреждение [святая инквизиция] было создано в Испании, — пишет Ли, — трибунал в Севилье сделал его [порок гомосексуальности] предметом особого внимания; было много арестов и много беглецов, а двенадцать осужденных были сожжены должным образом» [547] .

545

Lea Н. С.A History of the Inquisition of Spain, vol. 4, p. 362.

546

Ibid.

547

Ibid.

Испанская инквизиция, считавшая своими основными врагами, как мы уже видели [548] , жидовствующих и мавров, помимо них упорно искореняла и гомосексуалистов [549] .

Португалия не осталась в стороне и также внедрила в практику испанские запреты на гомосексуальность. «В 1640 году Уложения предписывали, чтобы это преступление подлежало суду как ересь, а наказанием было либо „отпущение” (сожжение), либо бичевание и ссылка на галеры. В случае аутодафе, состоявшемся в Лиссабоне в 1723 году, приговор включал бичевание и десять лет работы на галерах» [550] .

548

См. гл. 7.

549

Чего нельзя сказать о римской инквизиции, главными врагами которой были ведьмы и протестанты. «...По всей Италии, — сообщает нам Ли, — это преступление [гомосексуализм] повсюду встречало снисходительность, абсолютно несоизмеримую с его вредом. Более того, римская инквизиция просто не замечала его». Эта терпимость, даже одобрение гомосексуальности в Италии засвидетельствованы тем фактом, что в 1664 году некоторые монахи-францисканцы по сути «сделали себе известность на открытом восхвалении этой практики...» (Lea Н. С.Ibid., р. 365).

550

Ibid., vol. 4, pp. 365—366.

В Валенсии обычным наказанием за гомосексуальность было сожжение у столба. Существовало, однако, определенное нежелание доводить дело до такого наказания, поскольку обвиняемые «.. .не могли, подобно еретикам, прибегнуть к раскаянию и обращению» [551] . В этой связи интересно отметить, что гомосексуальные священники встречали более милостивое отношение, чем светские лица, проявлявшие такое же поведение. «Многие властные лица, — сообщает Ли, — полагали, что священников не следует судить по всей строгости закона за этот проступок, а распространенное мнение было таково, что сама невозможность раскаяния в нем требовала его оправдать» [552] .

551

Ibid., p. 367.

552

Ibid., p. 368.

Преследования за гомосексуализм в Испании были весьма заметным явлением. С 1780 по 1820 год, отмечает Ли, «общее число дел, прошедших перед тремя трибуналами [в Валенсии], составило ровно одну сотню?» [553] .

В англоговорящих странах связь между ересью и гомосексуальностью выражается использованием одного и того же слова для обозначения обоих понятий: buggery . Двойной смысл этого слова сохраняется и по сей день. Словарь Уэбстера (третье издание) определяет buggery как «ересь, содомия», a bugger — как «еретик, содомит». Слово восходит к средневековому латинскому Bugarus или Bulgarus, буквально «болгарский, — от болгар, относящихся к Восточной христианской церкви, которая считалась еретической».

553

Ibid., p. 371. В наше время врачи не менее снисходительно относятся к таким типичным психиатрическим «проступкам», как депрессия и угроза самоубийства. Обычные люди жестоко наказываются за такое поведение: их госпитализируют и лечат против их воли. Но хотя частота самоубийств среди врачей выше, чем в любой другой группе, а среди психиатров этот показатель является наивысшим, медицинские сотрудники, демонстрирующие такое поведение, очень редко наказываются за него принудительной психиатрической госпитализацией и лечением.

Эта связь между отклонением от ортодоксии и содомией, одновременно семантическая и понятийная, окрепла в позднем Средневековье и с тех пор не разрывалась. Сегодня она так же сильна, как шесть веков назад. Быть опороченным в качестве еретика или мужеложца в XIV веке означало быть выброшенным из общества. Поскольку господствующая идеология была теологической, религиозное инакомыслие рассматривалось как преступление достаточно серьезное, чтобы лишить человека статуса личности. Любые ценные качества, которыми он мог обладать, не значили ничего. Грех ереси вытеснял любые противоречащие ему личные характеристики, подобно тому как учение Господа и Церкви вытесняло любые противоречащие ему данные опыта и наблюдений. Заболевание, называемое «душевной болезнью», и его разновидность, известная под названием «гомосексуальность», занимают сегодня ту же самую нишу. Покойный сенатор Джозеф Маккарти приравнивал социальный грех коммунизма к сексуальному греху гомосексуализма и использовал эти два термина так, как если бы это были синонимы. У него ничего бы не вышло, если бы не укоренившийся в обществе предрассудок об абсолютном зле, которое, подобно еретикам, несут в себе люди, объявленные «гомосексуалистами». У них не может быть оправдывающих их черт, они просто не могут быть талантливыми писателями или патриотичными американцами.

Из этой посылки, которую выдумал вовсе не Маккарти (он лишь приспособил ее для своих целей), следует, что гомосексуалисты должны отклоняться еще и политически, то есть быть коммунистами. Эта же логика работает и в обратную сторону. Если коммунисты — это современные, светские воплощения дьявола, политические демоны и суккубы, то из этого следует, что они также не могут иметь оправдывающих характеристик. Они должны быть плохи во всем. Они должны быть гомосексуалистами [554] .

554

Используя понятие «душевной болезни» (и его разновидности), мы следуем тому же принципу. Когда мы объявляем сумасшедшими таких людей, как Эзра Паунд или Ли Харви Освальд, мы приписываем им такую характеристику, которая своей всеобъемлющей порочностью заслоняет индивида, которого, как предполагалось, она должна описывать. Принятое однажды, такое «описание» уже не оставляет места для иных, в особенности положительных, качеств этого человека. Таким образом происходит его уничижение и лишение человеческого достоинства. После этого мы уже можем не относиться к нему как к индивиду, наделенному правами и обладающему человеческими способностями. Если это поэт, мы отрицаем его талант, если это обвиняемый преступник, мы можем игнорировать вопрос о его виновности или невиновности, а если это предполагаемый убийца президента, в свою очередь убитый в тюрьме, мы можем упростить безнадежно неразрешимое событие, повлекшее далеко идущие политические и международные последствия, приписывая все, что с ним связано, сумасшествию отдельного, доселе никому не известного индивида. Иными словами, ересь в психиатрии, подобно ереси в религии, — это очень функциональное представление. Оно полезно для общества, которое его использует. Иначе это представление не развивалось бы и не пользовалось бы такой массовой поддержкой.

Мы готовы теперь рассмотреть проблему гомосексуальности в ее современной форме: является ли гомосексуальность заболеванием? В недавно вышедшей и весьма авторитетной книге о «сексуальных извращениях» Джадд Мэрмор, редактор, поднимает этот вопрос и отвечает, что «большинство психоаналитиков в этой книге, за исключением Саса, придерживаются того мнения, что гомосексуализм — это болезнь, которую следует лечить и исправлять» [555] (курсив мой. — Т.С.). Это, без всякого сомнения, демонстрация исправительного рвения современного психиатра-терапевта. Болезнь, вызванную биологическим состоянием, смешивают с болезнью как социальной ролью. Рак мочевого пузыря — болезнь, но будет он лечиться или нет, зависит от человека, страдающего болезнью, а не от врача, который ставит диагноз! ²⁷Мэрмор, подобно многим современным психиатрам, забывает или игнорирует это различие. Стоит отметить, что для подобного отношения у него и у других «работников душевного здоровья» имеется веская причина: претендуя на то, что обычай восходит к Природе, а неисполнение запретов, установленных для личности, является медицинским заболеванием, они ставят себя в положение агентов общественного контроля, одновременно маскируя свои карательные приемы вмешательства под семантическими и социальными уловками медицинской практики.

555

MarmorJ. Ibid., р. 15.

Рене Гюйон, французский исследователь сексуальных обычаев, разглядел эту склонность современной психиатрии относить к болезням все, что просто выпадает из общепринятой канвы. «Трудно поверить, что проблема, к которой подошли психиатры, — отмечает он, — состоит лишь в том, чтобы объяснить природу в терминах установленного обычая, а здоровье — в терминах душевной болезни... Четко различимый метод ее [психиатрии] системы заключается в том, что всякий раз, когда она сталкивается с естественным актом, который противоречит господствующим обычаям, она объявляет этот акт симптомом душевного расстройства или ненормальности» [556] .

556

В этой связи см.: Szasz Т. S.Scientific method and social role in medicine and psychiatry// M.A. Arch. Int. Med. 1958. 101: 228— 238 (Feb.); а также: Alcoholism: A socioethical perspective // Western Med. 1966. 7: 15—21 (Dec.).

Вопрос о том, является ли гомосексуальность болезнью или нет, следовательно, представляет собой псевдопроблему. Если под болезнью мы понимаем отклонение от анатомической или физиологической нормы, например сломанную ногу или диабет, ясно, что в этом случае гомосексуальность не является заболеванием. Однако все еще можно задать вопрос, существует ли генетическая предрасположенность к гомосексуальности, подобно тому как есть предрасположенность к тучному телосложению, или же это целиком приобретенный образец поведения? На этот вопрос с уверенностью ответить невозможно. В настоящее время свидетельства в пользу такой предрасположенности весьма зыбки, если они вообще существуют. Биологически грамотный человек может возразить, что в будущем может быть открыто больше свидетельств в пользу данного тезиса. Может быть, и так. Но даже если будет известно, что гомосексуалисты имеют определенные сексуальные предпочтения по самой своей натуре, а не вследствие воспитания, что это докажет? Люди, лысеющие раньше времени, являются больными в более строгом смысле слова, чем гомосексуалисты. Что из того? Очевидно, что вопрос, вставший перед нами на самом деле, совсем иной. Не так важно, есть ли у данного лица отклонения от анатомической или физиологической нормы. Важно то, какое моральное или социальное значение общество придает его поведению, будь оно вызвано инфекционной болезнью (как в прошлом было с проказой) или приобретенными предпочтениями (как это происходит сейчас с гомосексуальностью).

Озабоченность психиатров концепцией гомосексуальности как заболевания, равно как и в случаях с психиатрическими концепциями алкоголизма, наркозависимости или самоубийства, маскирует тот факт, что гомосексуалисты представляют собой группу, опороченную медициной и преследуемую обществом. Шум, поднятый их преследователями, и отчаянные крики протеста преследуемых пытаются заглушить терапевтической риторикой, подобно тому как риторика спасения души помогала заглушать шум, создаваемый преследованием еретиков и их отчаянными возражениями. Претендовать на то, что врачи, психиатры или «нормальные» члены общества чистосердечно заботятся о благополучии душевнобольных в целом или гомосексуалиста в частности, значит бесстыдно лицемерить. Если бы их благополучие действительно заботило врачей, врачи прекратили бы пытатьдушевнобольных и гомосексуалистов, одновременно заявляя при этом, что поступают им во благо. Но именно «исправители», будь то от теологии или от медицины, по-прежнему продолжают это делать [557] .

557

На протяжении десятилетий, особенно со времен сенатора Джозефа Маккарти, инсинуации, вменяющие гомосексуальность соперникам в политической борьбе, стали признанной стратегией американской политической жизни. Если гомосексуальность — болезнь, «как и всякая другая», тогда почему психиатры не протестуют против использования этой категории в качестве инструмента социального уничижения и политической дисквалификации? Более подробное обсуждение лицемерия всей концепции гомосексуальности как заболевания содержится в гл. 13.

Идея о том, что гомосексуалист «болен» только в том смысле, что так его воспринимают все остальные, а сам он соглашается с ними, восходит к автобиографической работе Андре Жида «Коридон», а возможно, и к более ранним текстам. Опубликованное впервые анонимно в 1911 году, это повествование состоит из серии диалогов между автором и его младшим другом Коридоном. Следующий отрывок раскрывает точку зрения Жида на гомосексуалиста как на жертву чрезмерно ревностного гетеросексуального общества.

— Я... готовлю весьма важное исследование вопроса [гомосексуальности], [говорит автор].

— Разве работ Молля, Крафт-Эбинга и Раффаловича тебе не достаточно? [спрашивает Коридон].

— Они неудовлетворительны. Я подошел с другой стороны. ...Я пишу Защиту гомосексуальности.

— Почему тогда уж сразу не оду?

— Потому что такое название усилит мою идею. Я боюсь, что даже слово «защита» люди сочтут чересчур провоцирующим... этому делу не хватает своих мучеников.

— Не говори громких слов.

— Я использую нужные слова. У нас были Уайльд, Крупп, Макдональд, Эленбург... Ах, жертвы! Жертв сколько угодно. Но ни единого мученика. Они все отрицают, они все всегда отрицают.

— Ах, вот ты о чем! Все они стыдятся и начинают отрекаться, как только сталкиваются с общественным мнением, прессой, судом.

— ...Да, ты прав. Попытаться восстановить собственную невиновность, отрицая часть собственной жизни и уступая общественному мнению... Как странно! Человек обладает мужеством защищать свою точку зрения, но не свои привычки. Можно согласиться на страдание, но не на бесчестие [558] .

558

Guyon R.The Ethics of Sexual Acts, pp. 270—271.