Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы

Власти понимали полезность «Северной пчелы». Однако мнение, будто Николай I покровительствовал Булгарину, оказывается мифом. Царь временами поощрял его: через Бенкендорфа он передал Булгарину, что «читал “Выжигина” с удовольствием» [60] , наградил Булгарина за роман «Петр Иванович Выжигин» бриллиантовым перстнем (еще два перстня он получил за «Сочинения» и «Димитрия Самозванца»). Признавал Николай и полезность, «благонамеренность», выражаясь языком того времени, редактируемой Булгариным «Северной пчелы». И тем не менее, когда в 1844 г. Булгарин писал Л. Дубельту: «Много, очень много бумаг написал я по поручению графа Александра Христофоровича в начале достославного нынешнего царствования и впоследствии, и весьма много важных вопросов предложено мне было к разрешению, по знанию мною местностей, предметов и лиц, и всегда имел я счастье угодить и получить в награду уверение, что Государь Император соблаговолил остаться довольным» [61] , – он давал очень одностороннее освещение своих взаимоотношений с царем. Признавая, что «умен очень Булгарин» [62] , царь всегда пренебрежительно относился к нему (называя «королем гостиного двора» [63] ).

60

Пржецлавский О.А.

Из воспоминаний петербургского старожила. Ф.В. Булгарин // Русский сборник. СПб., 1877. Т. 2, ч. 1. С. 197.

61

Цит. по: Лемке М. Указ. соч. С. 289–290.

62

Цит. по: Из архива Фаддея Булгарина // Наша старина. 1916. № 1. С. 70.

63

См.: В. Б[урнашев]. Из воспоминаний петербургского старожила. II. Четверги у Н.И. Греча // Заря. 1871. № 4. С. 19.

В свете школьных представлений, нередко встречающихся и в литературоведческих статьях, непривычно звучит следующий пассаж из письма Николая Бенкендорфу (в 1830 г., после публикации булгаринского отзыва на седьмую главу «Евгения Онегина»): «…в сегодняшнем номере “Пчелы” находится опять несправедливейшая и пошлейшая статья, направленная против Пушкина; к этой статье наверное будет продолжение; поэтому предлагаю вам призвать Булгарина и запретить ему отныне печатать какие бы то ни было критики на литературные произведения; и, если возможно, запретите его журнал» [64] .

64

Цит. по: Выписки из писем графа А.X. Бенкендорфа к Императору Николаю I-му о Пушкине // Старина и новизна. СПб., 1903. Кн. 6. С. 7–8.

И лишь заступничество Бенкендорфа спасло Булгарина от наказания. В том же году он по приказу царя был посажен на гауптвахту за отрицательный отзыв в «Северной пчеле» о романе Загоскина «Юрий Милославский». Через год Николай так сформулировал свое отношение к редактору официозной газеты: «Булгарина и в лицо не знаю и никогда ему не доверял» [65] .

Выговоры царя за те или иные публикации в «Северной пчеле», передаваемые через III отделение или Главное управление цензуры, следовали регулярно и в большом количестве. По сути дела, Николай I преследовал любую попытку самостоятельного мышления, не важно, касалась ли она каких-либо принципиальных вопросов государственного управления или ничтожных мелочей. Об этом красноречиво свидетельствует следующий пример.

65

Цит. по: Шильдер Н. Два доноса в 1831 году // Русская старина. 1898. № 12. С. 521.

В 1848 г. Булгарин написал в фельетоне о том, что такса за проезд, введенная в Царском Селе, не всегда оправдывает себя, поскольку извозчики все равно торгуются. Прочитав об этом, «Государь Император изволил заметить, что цензуре не следовало пропускать сей выходки. Каждому скромному желанию лучшего, каждой уместной жалобе на неисполнение закона или установленного порядка, каждому основательному извещению о дошедшем до чьего-либо сведения злоупотреблении указаны у нас законные пути. Косвенные укоризны начальству Царскосельскому, а отчасти С. Петербургскому, в приведенном фельетоне содержащиеся, сами по себе конечно не важны; но важно то, что они изъявлены не пред подлежащею властию, а преданы на общий приговор публики; допустив же единожды сему начало, после весьма трудно будет определить, на каких именно пределах должна останавливаться такая литературная расправа в предметах общественного устройства. Впрочем, как означенная статья напечатана в журнале, отличающемся благонамеренностью и направлением, совершенно соответствующим цели и видам правительства, то его императорское величество, приписывая и эту статью одному только недостатку осмотрительности, высочайше изволил повелеть сделать общее по цензуре распоряжение, дабы впредь не было допускаемо в печати никаких, хотя бы и косвенных, порицаний действий и распоряжений правительства и установленных властей, к какой бы степени сии последние ни принадлежали» [66] . Наконец, в 1851 г., за несколько лет до смерти, Николай дал указание III отделению сделать строгий выговор за очередную булгаринскую статью, «очевидно доказывающую, что он всегда противился мерам правительства», и передать, что «этого Булгарину не забудет» [67] .

66

РГИА. Ф. 777. Оп. 2 – 1850. Ед. хр. 146. Л. 57 (неполную публикацию цитируемого документа см.: Щукинский сборник. М., 1902. Вып. 1. С. 307–308).

67

ГАРФ. Ф. 109. 1 эксп. 1830. Ед. хр. 446, ч. VI. Л. 152.

Помимо царя доставалось Булгарину и от цензуры, и от других правительственных органов. Типичен следующий пример. В 1853 г. Булгарин в фельетоне написал, что из-за ямы на городской дороге он сломал дрожки. Сразу же после этого военный генерал-губернатор Петербурга вызвал его и, как писал Булгарин: «…наговорил таких вещей, которых я не слыхал во всю жизнь, стращая, что посадит меня в смирительный дом на четыре месяца!» В поисках справедливости он пошел к обер-полицмейстеру, но и тот накричал на него, в результате чего с Булгариным случился удар. По отчаянному письму в III отделение шеф его не сделал ничего, а лишь «приказал успокоить Фаддея Венедиктовича и сказать, чтобы не принимал так к сердцу» [68] .

68

Там же. Л. 177–178.

Характеризуя отношения Булгарина с III отделением и царем, я дошел уже почти до конца его писательской карьеры, но почти ничего не сказал о его литературных трудах и месте в литературе. А оно во второй половине 1820-х – первой половине 1840-х гг. было блестящим. Широкой читающей публике, которая ценит Булгарина и прислушивается к его суждениям, он известен как издатель популярной официозной газеты, талантливый романист и остроумный фельетонист, один из ведущих русских писателей, причем «благонамеренный» и признанный официально [69] . Булгарин «входит» в гимназические пособия. Друг его, Греч, опубликовав на следующий год после выхода «Ивана Выжигина» (быстро тогда писатели попадали в школьные учебники!) пособие по русской литературе, отмечал там, что этот роман и «Димитрий Самозванец» имели «успех блистательный и заслуженный как в России, так и в чужих краях» [70] . Через несколько лет П. Георгиевский также высоко оценивает романы Булгарина, хотя и отмечает отдельные недостатки [71] . Даже в конце 1840-х гг. в своем очерке истории русской литературы известный педагог Н. Мизко характеризовал творчество Булгарина вполне сочувственно и доброжелательно: «…романы Загоскина, превосходя романы Булгарина искусством рассказа и поэтическим интересом, поэтому самому, читаются как-то легче и приятнее; но зато у Булгарина история играет роль более важную и вымысел теснее связывается с истиной историческою <…> очерки Булгарина, будучи следствием многолетнего опыта и зоркого наблюдения, отличаются практическою положительностию…» [72]

69

См. далее статью «Ф.В. Булгарин и его читатели».

70

Греч Н. Учебная книга русской словесности… СПб., 1830. Ч. IV. С. LII.

71

См.: Георгиевский П. Руководство к изучению русской словесности… СПб., 1836. Ч. 2. С. 73.

72

Мизко Н. Столетие русской словесности. Одесса, 1849. С. 317.

В вышедшем тогда же гимназическом учебнике истории русской литературы имелся посвященный Булгарину специальный параграф, где отмечалось, что романы и повести Булгарина «отличаются даром описания» [73] . Представлены были произведения Булгарина и в различных хрестоматиях и антологиях [74] . Даже популяризатор эстетики Белинского А. Галахов включил в свою хрестоматию воспоминания Булгарина «Встреча с Карамзиным» [75] .

73

[3еленецкий К.] История словесности. Курс гимназический. Год 4. История русской словесности. СПб., 1852. С. 268.

74

См.: Греч Н. Учебная книга русской словесности…; Святной Ф. Русская хрестоматия, или Избранные места из русских прозаиков и стихотворцев. Т. 1–2. Ревель, 1846–1848; Иванов А. Сборник избранных сочинений в прозе и стихах для упражнений в русском языке. СПб., 1851.

75

См.: Галахов А. Полная русская хрестоматия, или Образцы красноречия и поэзии, заимствованные из лучших отечественных писателей. М., 1843. Ч. 1. С. 192–198.

Известность Булгарина приобрела международный характер. Многие книги его были переведены на западноевропейские языки. По свидетельству П. Чаадаева (1829), «последнее время стали везде читать русских; <…> г. Булгарин переведен и занял место г. де Жуи» [76] . Процитирую еще суждения заезжих путешественников. Вот что пишет французский литератор М. Ансело, посетивший Россию в 1826 г.: «Булгарин, человек замечательного остроумия, работает сейчас над книгой “Русский Жильблаз” (первоначальное название “Ивана Выжигина”. – A.P.), отрывки из которой уже были опубликованы и пользовались большим успехом. Эту книгу <…> здесь ждут с большим нетерпением <…> по оригинальности картины, тонкости наблюдений и остроумию размышлений она не оставляет желать ничего лучшего» [77] .

76

Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989. С. 218. Перевод с французского языка уточнен по оригиналу, опубликованному в: Переписка А.С. Пушкина. СПб., 1908. Т. 2. 91.

77

Ancelot F. Six mois en Russie. Paris, 1827. Р. 46.

Вот впечатления англичанина, который был в России через десять лет после Ансело: «Русская литература очень быстро развивается <…>. Некоторые романисты, особенно Булгарин (один из издателей “Северной пчелы”), пользуются высокой популярностью как живописатели национальных нравов» [78] .

Лишь в чрезвычайно узких кругах «литературной аристократии» продолжает формироваться в эти годы иная литературная репутация Булгарина. Трения с этой группой начались у Булгарина еще во второй половине 1820-х гг.

78

Вremner R. Excursions in the Interior of Russia. L., 1839. Vol. I. Р. 279.

Вначале казалось, что они вызваны личными амбициями или издательской конкуренцией, и лишь позднее стали ясны истинные причины конфликтов. Я не буду подробно описывать перипетии этих схваток, которые уже неоднократно характеризовались в печати (наиболее подробно и доказательно – В. Вацуро [79] ). Отмечу лишь, что несколько лет конфликт не выходил за рамки литературной борьбы, еще в 1827–1828 гг. Булгарин печатался в альманахе «Северные цветы» – органе пушкинской группы. Резкое обострение отношений приходится на 1829 г., после выхода из печати булгаринского романа «Иван Выжигин», имевшего бешеный, никогда не виданный успех. Первое издание его было быстро раскуплено, вскоре вышло второе, на следующий год – третье. Он был переведен на французский, английский, немецкий, польский и другие европейские языки.

79

См.: Вацуро В.Э. «Северные цветы». М., 1978.

Герой романа – неплохой, но легко поддающийся искушению человек. Вначале безродный бедняк, он после многочисленных приключений (участие в шайке мошенников, плен у киргизов, тюремное заключение, судебный процесс, участие в войне с Турцией и т. д.) обретает семью, богатство и высокое служебное положение. Традиционный сюжет плутовского романа, дающий возможность описать образ жизни различных кругов общества (свет, помещики и чиновники, армия, преступники, суд и т. д.), Булгарин насытил нравоучительными мотивами, стремясь доказать своим читателям из среды мелкого дворянства и чиновничества, что честность, умеренность и добросовестная служба позволят им достичь успеха в жизни.