Факап
Шрифт:
Да, о процессе. К начала описываемых событий Николай Евгеньевич находился в весьма преклонном возрасте. Даже по нынешним меркам не молодой, а по тогдашним и подавно. Правда, он был от природы здоровым человеком. Но всё равно — для жизни на Авроре нужно было быть помоложе и покрепче.
Однако у Званцева имелся козырь в рукаве. Когда он занимался всякой суперсекретной гадостью на дебезешной подводной базе, он, среди всего прочего, имел касательство к омолаживающим технологиям. Тогда этой темой занимались с большим энтузиазмом. Это потом Пошибякин доказал лемму и стало понятно, что не всё так просто Но тогда на это дело бросали ресурсы, потому что казалось, что ещё вот-вот чуть-чуть и мы получим вечную молодость на блюдечке.
Так вот, среди тогдашних омолаживающих технологий была одна, довольно экстремальная. Связана она была с перезапуском механизмов роста организма. Что, по идее, должно было приводить к резкому радикальному омоложению.
Важно другое. К тому моменту, когда Николай Евгеньевич решился на арканарский вояж, почти все проблемы, связанные с ростом скелета и всего прочего, были решены. Кроме проблемы самого роста: метод предполагал, что подвергшийся процедуре организм заметно увеличится в размерах. Николай Евгеньевич и так был очень рослым и широкоплечим. Омоложение грозило превратить его в настоящего гиганта с ростом за два метра и титаническими мышцами. Кроме того, трансформация костей черепа обещала изменить и лицо, причём непредсказуемым образом. Но Званцева всё это, скорее всего, не беспокоило. Даже наоборот. На дикой планете рост и физическая сила были крайне ценными качествами, а своей оригинальной внешностью он вряд ли дорожил.
Судя по всему, самые важные этапы трансформации он пережил уже на корабле. Поэтому я и думаю, что путешествовал он в биокамере, причём в бессознанке. Потому что вряд ли рост проходил безболезненно. К тому же наверняка требовался какой-то медицинский контроль, вливания препаратов и что там ещё. Возможно, Антон за процессом присматривал, а может, и контролировал. Этого мы уже не узнаем.
Но что мы знаем точно — так это то, что Званцев мог высадиться только вместе с Малышевым. То есть на старом континенте, в пустыне, в неделе ходьбы до ближайшего оазиса. При этом есть свидетельства, что сам Малышев добрался до этого самого оазиса один, и никакие монструозные типы там не появлялись. Левин над этим думал и пришёл к выводу, что у Николая Евгеньевича было с собой какое-то транспортное средство — что-то вроде мини-геликоптера с примитивными гравикомпенсаторами. На такой штуке можно преодолеть километров триста. Чего более чем достаточно для того, чтобы пересечь пролив и оказаться в Арканаре. Где для огромного, очень сильного и хорошо вооружённого мужчины всегда найдётся подходящее дело.
Пережил ли Званцев какой-нибудь шок от резкого изменения стиля жизни? Кто его знает. Но если и пережил, то быстро с ним справился. И весьма успешно. Судя по тому, что через год он уже сумел занять место барона Пампы.
День 100
Сто дней. Юбилей, можно сказать. Отметил его как подобает, с музыкальной программой и парадным обедом. Даже торт себе сделал. Со свечками. Ну не с настоящими, конечно. Сформовал из пластика столбики, внутри разместил люминофорные элементы. Которые наковырял из кофейного автомата. Десять штук — на каждые десять дней по свечечке. Ещё бы коньячку, и было бы полное счастье.
Вообще говоря, спиртовой вопрос надо как-то решать. По большому счёту, у меня тут всего одно узкое место — собственно синтез спирта. Привести его в годное состояние я его могу, задействовав дублирующую систему очистки. Синтезировать всякие вкусовые добавки способен тот же "Поварёнок". Тут, конечно, надо знать всякие моменты. Но я когда-то увлекался всякими напитками, так что кое-что помню. Коньяка, конечно, не сделаю, там нужны всякие сложные эфиры, высшие спирты, алифатические и ароматические альдегиды и ещё всякая псятина, уже и не помню какая. Ну так я на коньяк и не посягаю. Можно ликёрчик попробовать. Например, для Шеридана нужно, кроме воды и спирта, синтетическое молоко повышенной концентрации, ванилин, желтки куриных яиц и кофе. Всё это "Поварёнок" худо-бедно потянет. Самое неприятное, что желателен настоящий сахар, подсластители тут не катят ну совсем никак. Но если поколдовать — может что-то получиться. Главное — спирт добыть, в это всё и упирается.
И что особенно обидно. Имеющееся на станции оборудование способно, при правильном пользовании, превратить что угодно во что угодно. Та же система очистки как только мои отходы не перелопачивает. А вот спирт, простейший спирт, це аш три це аш два о-аш — ну никак. Уже всю голову сломал, не вижу способа.
Лучше уж про баронов. Вот, кстати, у кого проблем с выпивкой не было. Собственно, настоящего барона Пампу она-то, проклятая, и сгубила. Точнее, до могилы довела.
Про
то, как бароны получили свой надел, я вроде бы рассказывал. Кружка в гербе так и осталась, и что характерно, все потомки сподвижника маршала Тоца отдавали ей должное. В разной степени, конечно: кто-то пил, а кто-то синячил. Но чаще именно синячили, причём по-чёрному. Что, правда, не сильно отражалось на боевых качествах благородных донов. Порода была крепкой, бароны отличались габаритностью и физической силой. Папочка последнего барона гнул руками подковы, скатывал в трубочку медные монеты и во время очередного сражения за серебро перебил три десятка королевских гвардейцев тележной осью. Умер он от нажитого непосильными трудами цирроза печени. Его сын, получив семейный надел и успешно отбившись от очередной попытки королевского войска наложить лапу на серебришко, продолжил дело отца — то есть принялся пить. Это непростое дело отнимало у него много сил и времени. Поэтому при арканарском дворе он появлялся всего пару раз, и то в молодые годы. Там его запомнили как здоровенного ражего детину, который всё время навеселе и не дурак подраться.Что у последнего дона Бау не складывалось, так это личная жизнь. Он был женат три раза. Первый раз он взял за себя единственную дочку соседей. Бедняжка протянула всего полгода: пьяный дон имел привычку поколачивать супругу, и однажды перестарался. Соседи обиделись, отношения с ними — и без того напряжённые -окончательно испортились. Второй раз барона соблазнила некая благородная вдова, ищущая спасения от недоброжелателей. Вдовушка оказалась очень бойкой и барона охомутала. Жили они вместе года два, после чего Пампа заподозрил её в попытке отравления — может, и правильно — и заморил голодом в фамильном подвале. Третий раз он сочетался браком с эсторской аристократкой, бедной и не особенно родовитой, которую продали нуждающиеся родители. Её он, судя по всему, любил. Во всяком случае, он не бил её и даже стал меньше прикладываться к вину. Она умерла родами, что довело безутешного барона до чудовищного запоя, с дикими охотами, поджогами крестьянских изб и овинов, избиениями и казнями всех подозрительных лиц и так далее. Кончилось всё это тем, что барон повесил тридцать чёрных монахов, которые отказались пить за его здоровье. Это не понравилось Ордену. Однажды во время охоты в шею благородного дона вонзилась стрела. Рана была неприятной, к тому же наконечник был смазан каким-то ядом. Благородный дон тем не менее выжил — то ли лекари оказались хорошими, то ли, что вероятнее, могучий организм оказался сильнее отравы. Правда, физиономия у дона Пампы в результате почернела и пошла оспинами и волдырями. После чего он окончательно бросил мысли о браке и перешёл на крепостных крестьянок.
А потом случилось чудо. В стельку пьяный барон поехал охотиться и вернулся только через сутки — без коня, с одним мечом, борода от крови слиплась. Физиономия его, и без того жуткая, стала совсем уж страшной. Голос у него тоже пропал — он мог говорить только хриплым шёпотом. Запершись у себя в спальне, он пустил к себе доверенного кастеляна, которому и рассказал, что его чуть не растерзал голый вепрь Ы, страшный зверь, неуязвимый для железа. Однако в последний момент его спас святой Мика, явившийся в радужном облаке и поразивший вепря. За спасение жизни святой потребовал от барона молитвенного покаяния, отказа от винопития до зимних праздников, честной жизни и примирения со Святым Орденом. И пообещал, что если покаяние барона будет искренним, он совершит ещё одно чудо — избавит его от премерзкой хари и вернёт человеческое лицо.
Десять дней барон каждое утро, под изумлёнными взглядами челяди, выходил к священному дереву и молился до полудня. К вину он — к ещё большему изумлению всех, кто его знал — и впрямь не притрагивался. Правда, лицо его делалось всё страшнее, кожа на щеках чернела, на лбу открылась страшная язва. Кастелян и ключники уже подумывали, как бы успеть набить мошну и смыться после смерти барона, которая казалась неминуемой. Когда однажды после молитвы он вошёл в трапезную, созвал всех, и, всё так же хрипло воззвав к богу, ногтями содрал со щеки чёрную кожу. Которая слезла вместе с седыми волосами — и под ней открылась розовая, с пробивающейся молодой щетиной.
Преображение барона заняло где-то месяц с лишком и породило множество слухов и кривотолков. Пошли разговоры, что у барона другое лицо, другой голос, и даже рост. Кое-кто договорился до того, что барон не настоящий, а оборотень-подменыш, под личиной которого скрывается колдун. Пампа дон Бау, когда до него дошли эти слухи, поступил неожиданно умно: объявил, что готов сразиться с каждым, кто сомневается в его сущности и баронских правах, на мечах или кулачным боем. Охотников не нашлось.
Все разговоры прекратились, когда барон на зимних праздниках устроил, наконец, грандиозную пьянку и выставил верным людям славное угощение. А через пару недель лично расправился с бандой разбойников, которые решили, что барон уже не тот и теперь можно пограбить обозы с серебром. Главарю банды барон руками оторвал уши, а потом скрутил голову с плеч.