Фактор фуры

–  Shut up!
– прикрикнул обладающий. Мини-вэн шел резво, притормозил, повернул, снова набрал скорость. Особого испуга не было - то ли адреналин, то ли я просто не успел испугаться: все делалось мгновенно, «плотно», «без зазоров» и, скорее, ошеломляло, почти завораживало… да, пожалуй что, и ждал я - оба мы - чего-то в подобном духе (с тех по крайней мере пор, когда поняли, что кто-то нас с рыжим «ведет»). Хотя, объективно говоря, поводов успокаиваться не наблюдалось ни малейших: «взяли» нас ребята крутые, причем не официальные. (От кого это они так ловко только что оторвались? От тех, кто нас «вел»? Да, мы становимся объектом нездоровой популярности.) Поговорят, думаю, да и пристрелят…

Судя по тому, как встряхивало кузов, гнали мы неслабо (не по-немецки ехали, совсем). И если поначалу пару раз тормозили - на перекрестках, видимо, - то теперь перестали: явно выбрались из центра. На поворотах все валились друг на друга - держаться было не за что. Рта никто не раскрывал. Так - в потемках, молчании, тряске и неопределенности - прошло некоторое время. Не очень значительное: минут, может, десять.

Неожиданно «автозак» наш резко встал (все повалились). Дверцы распахнулись, кто-то выпрыгнул наружу - там видны были деревья (лес? парк?). Серега сидел в углу, глядя исподлобья. Полураспрямившийся в низком кузове обладатель дара речи, на этот раз ничего не говоря, протянул к нему руку. Мирский c промедлением сунул тому свой рюкзак. «Хенди?» Рыжий, кривясь, полез за пазуху. Обладатель повернулся ко мне - я, не вставая, снял рюкзак с плеча, вынул из кармана мобилу. Мужик соскочил на землю, за ним вылез еще один боец (и один остался с нами) - дверцы закрылись опять. Снаружи ходили, отрывисто и абсолютно неразборчиво бубнили, какое-то шевеление слышалось в кабине.

Еще через пару минут нас раскупорили - у входа стояла самопародийная (и совершенно в данных обстоятельствах не смешная) фигура в шапочке-маске с прорезями для глаз и рта. К которой должен бы прилагаться камуфляж, хоть какая униформа - но данный маскировщик был просто в пиджаке (в отличие от затолкавших нас сюда, прикинутых совсем уже практично-неброско). Я без особой уверенности подумал, что, раз он скрывает лицо, хотя бы изначального намерения мочить нас у ребят, кажется, нет…

«Спецназовец» влез внутрь, и дверцы в очередной раз закрыли. Похоже, дошло и до анонсированного разговора.

–  Давайте так.
– Он, по-моему, присел на корточки у выхода; английский у «спеца», насколько я мог судить, был без акцента, тон деловитый, почти доброжелательный.
– Мне от вас нужны ответы. Вы их мне даете, честные и полные, - я вас отпускаю, и вы обо мне и нашем общении забываете. Договорились?

–  Ок, - коротко сказал Серега после паузы. «Спецназовец» издал вопросительное мычание - явно в мой адрес.

–  Договорились, - говорю. Что, собственно, мне оставалось?

–  Во-первых, кто вы такие? Можно по очереди.

Мирский начал первым. С интонацией, словно краткое си-ви при найме на работу излагал. Абсурд нарастал. Его только увеличивало то обстоятельство, что спрашивающий, кажется, действительно имел довольно слабое представление и о наших с рыжим персонах, и о том, чем мы тут занимаемся. А уж когда мы на два голоса, вразнобой, не столько подстегиваемые, сколько запутываемые вопросами, принялись углубляться в историю нашего знакомства и импровизированного расследования… По тону «спеца» ощущалось, что и он не особо удовлетворен рассказом. При том, что отвечали-то мы вполне честно (какой смысл был темнить? да и хотелось, по понятным причинам, чтобы эта Гюльчатай, прячущая личико, нам верила) - хотя и, конечно, без подробностей…

Черт его знает, сколько мы так проваландались. По ощущениям - минимум час. Гюльчатай явно старался (лась, лось) не выдать вопросами ни уровень своего владения ситуацией, ни предмет главного интереса - так что нам приходилось излагать все с идиотской занудной последовательностью. Уж не знаю, как оно восприняло изложенное - но в конце концов произошло то, на что я очень надеялся: убедительно отсоветовав нам соваться в полицию, оно велело выметаться. Правда, прощание тоже состояло из нескольких этапов - сначала вылезли Гюльчатай с последним остававшимся в кузове бойцом (мы опять посидели в темноте), снаружи произошли некие перемещения, отбыла, судя по звуку, легковая машина, подъехавшая во время допроса, потом один из пехотинцев, открыв двери, молча махнул нам головой. Мы с Мирским пососкакивали на землю, на грунтовку посреди безлюдного леса. На дороге лежали наши рюказаки. Пехотинец прыгнул в кабину, микроавтобус газанул и умчался.

Мы с рыжим переглянулись. Серега медленно подошел к вещам, словно бы нехотя нагнулся, поднял свой рюкзак, словно бы брезгуя, заглянул. Вынул из него мобилу:

–  Твоя…

Его телефон оказался у меня. Оба были разряжены. Из вещей вроде ничего не пропало.

–  Где мы?
– спрашиваю.

Рыжий не ответил, закинул рюкзак на плечо и двинулся в ту же сторону, куда укатил мини-вэн. Довольно скоро нашу дорогу пересекла асфальтированная. И вообще, хотя ни одного человека нам пока не попалось, впечатления совсем уж дикого лес не производил. Да и по тому, сколько мы сюда из центра ехали, очевидно было, что город где-то рядом. Мы пошли по асфальту и через некоторое время в просвете между древесными кронами увидели громадную мачту с рядами прожекторов, какие ставят над стадионами. «А, ну, кажется, понятно», - пробормотал Серега.

Озеро - озерцо - открылось минут через десять. Тут уже места были вполне цивилизованные - более того, с претензией на идиллию. На скамейках грелись под теплым еще солнцем мирные немчики, джоггеры пыхтели по дорожкам, по водной глади плавали лодки и лебеди. Благорастворение несколько нарушалось громадным серым строением на другом берегу озера, сумрачно-брутальным, круглым, видимо, в сечении - неким Колизеем конструктивистской эпохи.

–  Это, - спрашиваю, - что за нацистская архитектура?

–  Нацистская, - хмыкнул Серега.
– Самая что ни на есть. Центр для митингов и празднеств, непосредственно Шпеером спроектированный. Я ж говорю - духовная столица…

Я сразу вспомнил макет альтернативного Берлина из музея Дани.

–  Так после войны они его не снесли как напоминание о позорных страницах?

–  Они там разместили экспозицию про неправильность нацизма. Теперь это называется «Докуцентрум», Центр документации. Все, мол, учтено, впредь не повторится.

По заасфальтированным и выложенным плитами площадям вокруг амфитеатра гоняли роллеры. Внутри несоcтоявшееся место религиозно-политических отправлений напоминало сейчас, по Серегиным словам, запущенный промышленный склад: грязно-краснокирпич-ное, с какими-то лесенками и сараями, прилепленным к так и не законченным в свое время стенам. Мрачное прошлое было по мере cил десакрализировано и «запомоено».

По металлической лестнице со стеклянным навесом мы поднялись в «Центрум» и в музейном «предбаннике» разжились телефонной карточкой.

Звонить экс-папарацци Роту пошел Серега. Когда он вылез из будки, по роже его я сразу понял, что шоу-программа на сегодня еще не окончена.

–  Мобилу взяла жена. Томаса только что увезли. В больницу. Черепно-мозговая. Кто-то избил его прямо в квартире. Она приходит - с полчаса назад - он без сознания…

Потом, уже из отеля, рыжему удалось дозвониться даже до больницы. Томас Рот находился в палате интенсивной терапии, куда никого, естественно, не пускали.

29

События - что банально - склонны шляться косяком. Я вышел из ванной, натягивая майку через мокрую голову, и увидел широкую Серегину спину на фоне посыпанного дождем окна (к вечеру погода испортилась): в одной руке рыжий держал телефон, в другой что-то маленькое, почти целиком поместившееся в кулаке. Полуобернувшиcь, он поднес кулак ко рту - я понял, что это пятидесятиграммовый шкалик из мини-бара.

–  А я как раз сам с собой поспорил, - говорю, - сколько твоя завязка продлится…