Фактор страха

— Так же, как я, царство ему небесное. Он у меня помер, почитай, десять годков будет. А мы с ним в строгости жили, в согласии.

— Поразительно, — пробормотал Романенко, — нет, спорить с вами нельзя. Ваша проницательность даже пугает.

— Она не способна понять женской боли, — заметил Дронго, — и во всех грехах винит женщину. Это характерно для старых дев и не имеющих дочерей женщин. А насчет мужа я просто догадался чисто интуитивно, по всяким мелким деталям.

Кроме Мары, в палате лежали три женщины, они с интересом прислушивались к вопросам Савина, на которые Мара не отвечала, отвернувшись к стене. Увидев Романенко, Савин быстро поднялся. Обычно делами об изнасиловании занимались сотрудники районной прокуратуры, но, учитывая связь женщины с Чиряевым, Романенко поручил допросить ее Савину.

Мара пришла в себя еще по дороге в больницу. Воспоминания о случившемся были невыносимы. Надо сказать, что особой боли она не испытала, мучили отвращение и стыд. Все истязания бандиты отложили на потом, вначале хотели позабавиться с ней и получить удовольствие. Тем более что, обессилев от страха, она не оказывала никакого сопротивления. Удовольствие они получили, последнее в жизни, и так и остались лежать бездыханными в ее квартире.

Мара не могла поверить в случившееся. Какие-то неизвестные появились в квартире, застрелили ее мучителей, ничего не взяли и ушли. Как стыдно, что они видели ее в таком состоянии. Эти люди ее спасли. Она их не знала и, возможно, никогда не узнает.

За полчаса, проведенных у постели Мары, Савин не добился от нее ни слова. Врачи не нашли у нее никаких повреждений, ни внутренних, ни внешних, и положили ее в палату для выздоравливающих. Ее соседками оказались три женщины, одна из которых была проститутка, избитая сутенером, и это Мару шокировало. Быстрее, чем ожидала, она оправилась от шока, как только узнала, что все бандиты мертвы. Но отвечать на вопросы следователя при посторонних Мара не хотела.

— Она молчит, — доложил Савин, разведя руками.

Романенко нахмурился. Он хотел что-то сказать, но Дронго остановил его, кивнув на соседок Мары.

— Будьте любезны, — обратился он к женщинам, — выйдите на несколько минут.

Он знал, что эта палата для выздоравливающих и своей просьбой он женщин особенно не обременит.

— Из-за этой шалавы мы должны в коридоре стоять, — возмутилась проститутка, но вышла вслед за двумя другими соседками. Мара повернулась и увидела Дронго. Сразу оценила и его костюм, и стильный галстук. Странно. Он не похож на обычного следователя. У тех казенные лица и форменная одежда. Может, он из другого ведомства?

— Извините, — сказал Всеволод Борисович, опустившись на стул, пододвинутый ему Савиным. — Мы хотели бы с вами поговорить.

— О чем? — спросила Мара. — Вы ведь и так все знаете.

— Не все. Мы не знаем, кто к вам пришел и почему вы открыли дверь.

— Мой водитель, этот негодяй Шуляков, — с ненавистью произнесла она, — позвонил в квартиру. Больше я ничего не помню. Я потеряла сознание и пришла в себя только в больнице.

— Вы знали этих людей?

— Одного знала, Матвея Очеретина. Бандит и насильник. Двое других, насколько я поняла, его телохранители.

— Зачем они пришли?

— Не знаю.

— Они чего-то просили, требовали?

— Нет, ничего.

— Почему вы сразу не позвали на помощь? Вы могли закричать, подбежать к окну, выбить стекло.

— Мне это не пришло в голову.

— Но зачем все-таки они пришли? Вы ведь и раньше видели Очеретина?

— Да, встречала, — она старалась не смотреть на сидевшего рядом Дронго. Для нее оба следователя, и молодой, и пожилой, существовали лишь постольку, поскольку досаждали ей своими вопросами. Другое дело Дронго. В нем она сразу почувствовала мужчину. Но после предательства Фанилина ничего, кроме отвращения, мужчины у нее не вызывали. Поэтому она и не смотрела на Дронго.

— Где и когда вы с ним встречались? — спросил Романенко.

— В разное время и в разных местах. — Она боялась упоминать имя Чиряева, что могло повлечь за собой последствия еще более тяжелые. Только сейчас она поняла, что бандиты наверняка ворвались к ней в квартиру по приказу Чиряева. Иначе не посмели бы. Значит, он видел фотографии. Эта мысль повергла ее в отчаяние.

— Вы не можете вспомнить, где именно? — настаивал Романенко.

— Не могу, — ответила она с раздражением, — я ничего не помню. Я ничего не знаю. У меня болит голова.

Видя, что она на грани истерики, Романенко поднялся и, пожав плечами, взглянул на Дронго. Тот поднялся следом. Но вдруг сказал:

— Оставьте нас, я сам с ней поговорю.

— Хорошо. Только недолго. У нее может начаться истерика, — предупредил Всеволод Борисович, вместе с Савиным выходя из палаты.

— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал Дронго, снова садясь на стул.

— Теперь вы хотите меня терзать? — спросила она.

— Нет, не собираюсь, — мягко ответил Дронго, — давайте договоримся так. Я не буду вам задавать вопросов. Выскажу только свои предположения.

— Зачем мне ваши предположения? — спросила с вызовом женщина. — Жизнь моя кончена.

— Пока нет, — возразил Дронго, — но, если будете упорствовать, можете не выйти из этой больницы.

— Что вы имеете в виду? — почему-то шепотом спросила она.

— Выслушайте меня. — Он наклонился к ней. — Вчера вы встретились со своим приятелем, и то, что произошло между вами, кто-то сфотографировал, запечатлев самые откровенные позы. Эти фотографии мы нашли в кармане Очеретина. Они помечены вчерашним числом. Кто-то прислал их ему. А он переправил снимки Чиряеву. Взбешенный, Чиряев приказал своим людям убить вас, но перед смертью поиздеваться над вами.

Она слушала, затаив дыхание, завороженная взглядом его темных глаз, чувствуя, как страх леденит душу.

— Чиряев приказал разобраться с вами, — продолжал Дронго, — а водитель, приставленный к вам, помог убийцам проникнуть в квартиру. Прежде чем вас убить, они решили с вами поразвлечься. Чем это кончилось, вы знаете. Потом в квартиру ворвались уже другие убийцы и перестреляли насильников.

— Да, — растерянно сказала она, — наверно, так все и было.

— Возможно, вы потеряли сознание и не помните, кто расправился с насильниками. Возможно, вы их даже не видели. Они вас не тронули, потому что подумали, что вы либо без сознания, либо мертвы. Но они снова придут, узнав, что вы живы. Обязательно придут. И не только они. Именно в вашей квартире убили Очеретина и его боевиков. Возможно, фотографии подбросили специально, чтобы заманить бандитов в вашу квартиру. И если это дойдет до Чиряева, вам несдобровать. Вы не сможете доказать, что ничего об этом не знали. Теперь представьте себе его состояние. С одной стороны, он узнает, что вы изменили ему, а с другой — что в вашей квартире погибли его люди. Он воспримет это как явное издевательство с вашей стороны.

— Вполне возможно, — согласилась она, — надо ему позвонить, рассказать все, как было.

— А фотографии? — холодно напомнил Дронго. — Или вы думаете, они существуют только в одном экземпляре? Если есть пленки, их можно напечатать.

— Что же мне делать? — простонала она. — Чего вы от меня хотите?

— Правду, — сказал Дронго, — мне нужны факты, и получить их я могу только от вас. Итак, кто был с вами вчера? Имя?

— Я вспоминать о нем не хочу. Альфонс, негодяй. Он меня предал.