Фальшивая убийца

Она легонько звякнула фужером о край моего бокала и допила шампанское.

Следом за Кристиной подошла Марья примерно с теми же пожеланиями, и семья как будто разделилась надвое. Два лагеря стояли напротив: чета супругов Вяземских с сыном оставались возле бабушки, я, словно ядро новой фронды, притянула к себе остальных гостей и родственников.

(Причем, надо заметить, без всякого на то права.)

Капитолина Фроловна старалась меня не замечать. Зато «воинствующая добродетель» усердствовала за двоих. Почти не скрывая брезгливого негодования, она смотрела на свою дочь и призывала ее взглядом вернуться в ряды оппозиции.

Снулый Виктор Андреевич разглядывал меня с интересом. Надо сказать, исключительно профессиональным. На лице адвоката читался вопрос: «И что за казус здесь образовался?..»

Ситуация из глупой становилась нестерпимой – не праздничной, – и вдруг неожиданно для всех ее исправила… Капитолина Фроловна.

– Ирина, – прозвучал в гостиной слегка надтреснутый голос бывшего прокурора, – ты приказала Клементине перенести вещи Алисы на третий этаж?

– Нет. Не успела, – тихо и изумленно отозвалась невестка.

– Тогда чего ты ждешь?! – повысила голос старуха. – Мать моего единственного правнука должна жить в комфорте!

Не знаю, чего больше было в этом выступлении: желания вновь объединить семью или демонстрации – я в этом доме главная? Но чего бы ни добивалась Капитолина Фроловна, результат был положительным. Щель, образовавшаяся между группами, затянулась, и когда Вяземские отправились на улицу – совершать традиционную прогулку вокруг дома и наряженной в парке елочки – ко мне подошла Нана.

Оглядела буквально с ног до головы – я в тот момент старалась не упасть, попадая голой пяткой в белый валенок, – дождалась, пока я выпрямлюсь, и проговорила:

– Не буду обманывать и говорить, что одобряю ваш поступок. Но иногда… приходится принимать определенный порядок вещей. Жизнь продолжается. Добро пожаловать в семью.

Последняя фраза далась добродетельной княжне особенно тяжело. Она выдавила ее из грудной клетки на последнем дыхании и ни разу не назвала меня по имени.

Кажется, несмотря на формальное приглашение в семью, мне продемонстрировали: ты – никто.

…В этом году в парке у дома Вяземских не было фейерверка. Тридцатого декабря Ирина Владимировна позвонила в фирму, занимающуюся обеспечением торжеств, сказала, что не нуждается в их услугах и оставляет залог в их пользу. Парк Вяземских был почти не освещен.

Но соседние усадьбы за стенами парка словно соревновались, кто больше пустит денег на ветер. В ушах звенело от грохота и визга взрывающихся в небе петард и снарядов. Редкие мгновения казавшейся особенно насыщенной темноты сменялись ослепительными вспышками. Соперничая со снегопадом, на землю опадали огненные фонтаны, ярчайшие букеты пылающих гвоздик и хризантем распускали в небе бутоны и вяли, вяли, вяли…

Народ, обутый в подготовленные валенки, был к этому великолепию привычен. Виктор Андреевич степенно крутил головой, оборачиваясь на визг петарды, Нана милостиво улыбалась и даже хлопала в ладоши. Всякий праздник делает из взрослых детей, Кристина, ушедшая из детства совсем недалеко, восторженно повизгивала и висла на руке Сергея. Ее брат лепил снежки и пытался сбить с головы германского гостя какой-то дедовский треух, извлеченный из кладовых запасливой Клементиной. Меня обрядили в тулуп – пардон, дубленку – и валенки из тех же запасов.

Нана под ручку с адвокатом ушла обходить дом, брат и сестра устроили возню в сугробах, Ирина Владимировна и полковник о чем-то тихо переговаривались у елки, ко мне подошел Сергей.

– Кажется, тебя можно поздравить? – спросил тихо. Я неопределенно кивнула и зябко поежилась. – И давно… это у вас? – Я снова отделалась подергиванием плеч и потерла варежкой замерзший нос.

– Ирина Владимировна сказала, что для УЗИ еще рано, но анализы беременность подтверждают…

– А ты сама, Алиса, уверена?

От необходимости отвечать хотя бы на третий вопрос меня спасла Кристина. Подлетев к Сергею сзади, она толкнула его в сугроб и, шустро работая варежками, закидала снегом…

За менее чем час реального времени, которое я провела в обществе Вяземских, мне стало понятно только одно: Кристина влюблена. Как игривый котенок черной масти, она ластилась к Сергею, ловила его руки, взгляд и речь: заглядывала в глаза, подхватывала реплики, старалась прикоснуться. И разумом и телом. Все признаки тяжелейшей влюбленности были налицо.

Сергей принимал знаки внимания с шутливым панибратством. Приобнимал Кристину, когда та прижималась, но ни разу – я это видела – не прижался щекой к ее виску. Обнимал без нежности, но с видимой приязнью. Позволял себя любить, не будучи влюблен сам.

(Эх, мне бы со своими проблемами разобраться, а я тут за чужим романом взялась подглядывать! Доморощенный психоаналитик!..)

Но наблюдать чужой роман все же было безопасней, чем пытаться угадать по лицам: кто больше недоволен, а точнее, обескуражен появлением в семье новой фигуры в валенках с запахом нафталина, дубленке и варежках? Чей взгляд и выражение лица подарят вдруг намек, укажут истину, избавят от дальнейшей пытки…

Но я боялась встречаться взглядом с кем бы то ни было. Я протекала по поместью Вяземских, как подземная река, – не достигая основания, боясь соприкоснуться с поверхностью и получить удар: ты подмываешь наши устои!

Я уворачивалась от прямых взглядов и считала минуты, когда можно будет удрать в свою комнату.

Теперь на третьем этаже.

С Новым годом, Алиса!

Утром первого января я открыла глаза и сразу зажмурилась. Не от яркого солнечного света, пробивающего легкие голубые шторы, – от желания открыть их вновь и увидеть не шикарную спальню в бело-голубых тонах, а свою комнату в родительском доме. Полную книг, плюшевого зверья, с бежевыми в золотистых разводах занавесками и фотографиями на стенах, с которых мне улыбалась мама.

Я почувствовала себя безбилетным пассажиром, которого слепой контролер по недомыслию засунул в спальный вагон по трамвайному билету. Я ехала здесь зайцем.

На белом с позолотой стуле – или легком кресле – стояли два больших бумажных пакета. Ярко-красный и угольно-черный. В одном я нашла серебристо-сиреневый домашний костюм, в другом – мягкие домашние туфли на упругой увеличенной подошве. И записку: «С Новым годом, Алиса! Будь счастлива. Целую, Ирина Вяземская».