Фанатка голого короля

И звонившая мне дама крикнула:

– Сейчас, Оля, попроси секунду подождать!

– Вы Иванова Клавдия Гавриловна? – воскликнула я. – Да, я звонила час с небольшим назад.

Из трубки донесся тяжелый вздох.

– Слушаю.

– Вы мать Милены Макеевой? – осведомилась я.

– Ну, да, – испуганно отреагировала женщина. – Мы давно не общаемся, никакой ответственности за нее я не несу.

Похоже, моя подруга выпила у матери много крови.

– Нам надо встретиться, могу приехать через пару часов, – предложила я.

– Я получаю денег с гулькин нос, – заговорила Иванова дрожащим голосом, – мать за взрослую дочь не расплачивается.

Я поспешила успокоить ее.

– Елена не брала у меня денег, разговор не о финансах. Ни малейших претензий к вам я не имею. Просто надо побеседовать. Очень надо!

Иванова слегка воспрянула духом.

– Понятно. Если побеседовать, тогда ладно. Знаете, куда ехать? Вам, наверное, сказали дорогу?

– Нет, понятия не имею, где вы находитесь, – призналась я, удивленная последними словами собеседницы.

– Рабочий день у нас заканчивается, – заботливо предупредила Клавдия Гавриловна, – записывайте мой домашний адрес. Станция «Брендино»…

Я икнула, потом переспросила:

– Какая?

– Брендино, – спокойно повторила она. – Там есть магазинчик, обогнете его, увидите тропинку через лес.

– Я на машине, – пробормотала я, – городским транспортом не пользуюсь.

– Тогда с шоссе сверните у знака «Деревня Огурцово», – посоветовала Иванова. – Мой дом самый последний. Заплутаете – звоните. Сейчас телефон продиктую.

Я охрипла и попыталась откашляться.

– Он у меня есть.

– Так вы же на служебный звонили, аппарат в кабинете стоит. Я, кстати, не всегда его слышу. Хорошо, определитель есть, всегда людям перезваниваю, – словоохотливо объяснила мать Макеевой. – И если понадобится, лучше мне эсэмэску скиньте, а то денег на балансе мало.

– Ладно, – прохрипела я. Записала номер и отсоединилась.

– Заказать водички? – заботливо предложила Тоня. – Ты что-то осипла. Аллергия?

– Похоже, у меня такая реакция на вранье Макеевой. Та, оказывается, распрекрасно знала Брендино – в пяти минутах ходьбы от платформы живет ее мать.

– Интересно… – протянула Грымова. – Между прочим, Елена единственная из всех была задушена. Чем она отличалась от других жертв? Почему маньяк не выстрелил?

Я начала рыться в сумке в поисках мятной конфетки, выдав первую пришедшую в голову идею:

– Закончились патроны.

Антонина протянула мне жестяную коробочку.

– Попробуй, помогает от першения в горле. Забирай всю упаковку, у меня еще есть.

Я сунула под язык леденец. Грымова начала пудриться.

– У киллера, который тщательно спланировал свои действия, не произойдет глупого косяка с патронами. Вероятно, Елена была для него особый десерт, так сказать.

– Или не заслужила даже пули. Убийца считал Макееву самой отвратительной из всех жертв, поэтому и задушил, – пробормотала я. – Постараюсь дотошно расспросить Клавдию Гавриловну.

Тоня смахнула ладонью крошки со скатерти.

– Наталья Миронова немного старше Макеевой, они могли учиться в одной школе. Сомневаюсь, что в том районе много учебных заведений.

– Продавщица и Ленка непременно пересекались! Мы нашли связь между двумя жертвами, – воскликнула я.

– Слушай, – упавшим голосом произнесла Антонина. – Что-то мне подсказывает, что Клавдии Гавриловне не сообщили о смерти дочери.

– Да нет, она непременно знает о вчерашнем происшествии в магазине, – заспорила я. И тут же осеклась.

– Ага! Дошло! – с торжеством сказала Тоня. – Иванова небось слышала про убийства, но не связала их с Еленой.

– Не смогу принести ей трагическую весть, – испугалась я.

– Сначала поговори с ней о дочери, – посоветовала Антонина. – Вероятно, они давно стали чужими.

Я вынула кошелек.

– Сомнительно, что мать спокойно воспримет известие о смерти ребенка. Клавдии Гавриловне может стать плохо.

– Но нельзя же оставлять Иванову в неведении, – не унималась Грымова.

Я только вздохнула.

Глава 13

Огурцово выглядело убого, завалившиеся набок заборы, почти ушедшие в землю избушки. Откуда-то слышались детские голоса, из одного окна звучала музыка, на некоторых калитках, мимо которых я тащилась со скоростью больной черепахи, висели для просушки тряпки. А вот рядом с домиком Ивановой на соседнем участке стоял добротный коттедж из красного кирпича. Похоже, там жил самый богатый человек в деревне.

Клавдия Гавриловна оказалась очень худенькой старушкой. В комнате, куда она провела меня, царило то, что моя тетка Раиса называла «гордая бедность». Повсюду идеальная чистота и ни одной новой вещи, кроме большого телевизора.

– На мой юбилей коллеги скинулись и подарили, – похвасталась хозяйка, проследив за моим взглядом. – Зарплата у почтовиков скромная. К тому же мы деревенские. Считается, раз на земле живем, то можем огород держать, птицу, корову завести, значит, с голода не умрем. Оно и верно, летом-осенью банок закрутишь – зимой-весной собственными заготовками питаешься. Но молодежь не хочет за копейки ломаться, вот и остаются одни старушки на посту. У меня в отделении средний возраст сотрудниц, как у библейских старцев, но никто на здоровье не жалуется. Почему? Так мы же на велосипедах по округе разъезжаем, сердце тренируется, и в хоре поем, недавно на областном смотре заняли второе место. – Клавдия Гавриловна осеклась. – Ох, простите, разболталась бабка. Вы ж пришли не про наши достижения слушать, из-за Милены прибыли. Поглядите кругом, денег в доме не водится. И дочь давно из детского возраста вышла, не ответчица я за нее.

– Похоже, у вас с Леной сложились непростые отношения, – осторожно завела я беседу.

– Ничему плохому я дочку не учила, – грустно сказала Клавдия Гавриловна, – дурных примеров перед глазами она не имела. Ни пьяниц, ни лентяев в семье не было, мы с мужем работали, дочку любили, кормили-одевали, как получалось, никогда не били, книги хорошие в дом приносили. Ну почему она по кривой дорожке пошла? Ведь с тринадцати лет мошенничать начала! Забежит к соседям и жалобным голоском тянет: «Тетя Маша, дайте, пожалуйста, денег. Мама велела в аптеку сбегать, лекарства купить, а рублей не оставила. Вернется с работы и отдаст». Конечно, ей не отказывали. Хитро Милена поступала, брала крохотные суммы, ну, вроде тридцать копеек, если по советским деньгам. Это сейчас в деревне народу мало осталось, а раньше тут жизнь ключом била – заводик консервный работал, автобаза, теплицы. Народа много жило, люди хорошо получали. Вот к вам сегодня примчится ребенок соседки с просьбой дать на лекарства десять рублей, неужто ему откажете?

Я покачала головой. Иванова спрятала руки под фартук.

– А если червонец вернуть вам забудут, пойдете его требовать?

– Маловероятно, – ответила я. – Сумма крохотная, как-то неудобно даже говорить о ней.

– Вот на то Милена и рассчитывала, – горько продолжала Клавдия Гавриловна. – Открылась правда случайно. Я в магазине за творогом стояла, в павильоне на станции. Продмаг там сто лет, по сию пору работает, но из государственного частным стал. Но это я так, к слову. В тот день передо мной отоваривалась Анастасия Рукина, и у нее не хватило денег в кошельке, чтобы рассчитаться, уж не помню сколько. Настя на меня посмотрела и попросила: «Клава, добавь за меня деньжат, все равно ты мне должна». Я ей мелочь протягиваю и говорю: «Никогда в долг не беру». А Настенька в ответ: «Ой, да ерунда, копейки, я давала твоей Миленке на сердечные капли». Вот так слово за слово все и выяснилось. Сзади Иван Сергеевич с бидоном стоял, он наш разговор слушал, а потом влез со своим замечанием: «Милена и у меня чуток брала на таблетки от кашля. Не стал бы о пустяке вспоминать, но раз ты, Клавка, Настюхе отдаешь должок, то и мне верни».