Фантасмагории о Гоголе и Лермонтове

– Ваше сиятельство! – пролепетал Феоктистов.

– Крайне недовольно! – повторил граф. – Настолько, что попросили меня, губернатора, разобраться. А мне известна ваша неблаговидная роль в публикации сего пасквиля! Вы отнесли заметку Тургенева в газету?

– Я… вместе с Боткиным. Тургенев мне из Петербурга прислал. Я ничего не знал о её запрещении… – попробовал оправдаться Феоктистов.

– И это нам известно, – перебил Закревский. – Однако, прежде чем совершать поступки, надобно думать. Тургеневу грозит ссылка в деревню. А вам? Он, кажется, ваш ДРУГ?

– Нет! – быстро и легко отказался Феоктистов.

– Полно, полно! – пожурил граф.

– Мы… в приятельских отношениях, – поправился Феоктистов.

– Надо же! – Закревский взял том Гоголя. – Ну, а к господину покойному литератору вы как относитесь? Я приметил вас во время похорон.

– Даровит, ваше сиятельство! Все участвовали в похоронной процессии… я в том числе. Хотя должен заметить вашему сиятельству, что весь этот шум с его похоронами, сожжением второго тома «Мёртвых душ» – полнейшее безумие. Только беспорядки в народе вызывают.

– Здравая мысль! – ответил губернатор, невозмутимо листая страницы книги.

– Я глубоко сожалею о случившемся… о моём невольном участии.

– Похвально, похвально… как говорится: не пройдёт и трёх дней, как ты отречёшься от меня. – Закревский взглянул на Феоктистова.

Феоктистов молчал. Противоречивые чувства охватывали его: с одной стороны – страх, а с другой – ему льстило, что его вызвал и принимает сам губернатор Москвы. Когда ещё представится такая возможность! Только бы угадать, потрафить начальству.

Феоктистов был готов на всё. Закревский знал это, но не спешил.

– Мы давно за вами наблюдаем, Евгений Михайлович, и ваш образ жизни нам не нравится: болтаетесь по московским салонам, общаетесь с либералами, неблагонадёжными лицами, литераторами… и наконец, словно почтальон, таскаете сомнительного рода писульки по редакциям. Нехорошо! Надо вас примерно наказать, как и господина Тургенева. Да-с!

– Ваше сиятельство, прошу простить меня! Я не помышлял! – Феоктистов покорно склонил голову, чувствуя, как бьётся в страхе его сердце.

– Евгений Михайлович! С вашими-то талантами и умом… и такие сомнительные знакомства! – Голос Закревского стал мягче. Феоктистов заметил перемену и поднял голову. – Полиберальничали – и будет! – Губернатор поманил Феоктистова. Тот подошёл поближе. – Евгений Михайлович, вам необходимо поступить на государственную службу. Полагаю рекомендовать вас… – Закревский сделал паузу и после продолжил: – Рекомендовать в Министерство внутренних дел… по надзору за литераторами.

Феоктистов нервно сглотнул слюну. Такой поворот разговора был для него полной неожиданностью.

– Вы много знаете, а славу пострадавшего либерала мы вам создадим. На Руси любят пострадавших. К тому же настала пора и на отечество поработать, а?

– Я согласен! – выпалил Феоктистов.

– И прекрасно! – ответил Закревский. – Я и не сомневался в вас! Идеалы идеалами, а служба службой! Не правда ли?

– Так точно! – по-военному отрапортовал пришедший в себя Феоктистов. Он уже понимал, что гроза миновала, и что всё, кажется, обойдется, и что, похоже, у него появилась возможность сделать карьеру, о которой втайне давно мечтал, что ему, можно сказать, даже повезло.

– Правда, наказания вам не избежать, – вернулся к началу разговора Закревский. – Поначалу мы поставим вас под негласный надзор… хорошее словечко «негласный». Надеюсь, вы не будете скрывать это от своих друзей? Да и вообще, неплохо бы вам куда-нибудь удалиться на время… это тоже придаёт некий шарм в глазах общественности.

– У меня есть родственники в Крыму.

– Договорились. Будем считать, что аудиенция окончена. Ступайте! И пусть пригласят вашего приятеля по этому делу – купца Боткина. Ах, забыл! Ведь вы с ним не друзья и даже не приятели! – не удержался и съязвил Закревский.

Феоктистов в очередной раз смолчал.

– Напрасно, Евгений Михайлович, вы так легко отказываетесь от дружеских отношений! – продолжил губернатор. – Напрасно… Ну, ладно с живыми, а с покойным Гоголем за что? Покойный – он беззащитен. Всякий и по всякому поводу может его истолковать. Вот, к примеру, «Выбранные места из переписки…» – очень благонамеренное произведение, защищает государственность и порядок. Как вам известно, Гоголь отказался от своих сатир на Россию. Вот и вам надо взять подобную сторону. А теперь идите!

В коридоре Феоктистов встретился с Боткиным. Провинившийся купец был бледен.

– Ну как? – спросил он Феоктистова.

– Под надзор полиции и ссылка… в Крым!

– О Господи! Хорошо бы меня в Пермь или Вологду! А вдруг в Сибирь?! Слышал о чистых бланках, что государь нашему губернатору выдал в знак полного доверия?! Стоит ему вписать имя провинившегося, и… без суда и следствия загремишь.

– Не робей, Василий! – самодовольно усмехнулся Феоктистов. – Откупишься!

– Так не берёт! – перешёл на шёпот Боткин. – Представляешь, давеча поручил откупщику Кокорину дом, что в Петербурге остался, продать за семьдесят тысяч. Кокорин дом осмотрел и в сто тысяч оценил. Он в этих делах толк знает. Арсений Алексеевич на него так орал, будто бы тот тридцать тысяч как взятку накинул… Слушай, я вот тут на благие цели града московского припас. Как думаешь, уместно будет?

Однако Феоктистов не слушал купца. Другое его занимало.

– Почему ты хочешь в Пермь или в Вологду? – перебил он приятеля. – У тебя там родственники?

– Нет. Всё же губернские города, не захолустье. Я в Москве привык к обществу.

– А-а-а, – протянул Феоктистов. – Я думал – родня.

…Оставшись один, граф Закревский вновь взял томик Гоголя со стола.

«Гм-м, – вспоминал он беседу с Феоктистовым. – Прелюбопытный тип… Гоголевский! Поди, карьеру сделает головокружительную! А уж братьев-литераторов погоняет – это точно! – Закревский поморщился. – Холуй! Впрочем, как раз такие-то власти и нужны! Преданные. Правда, до тех пор, покуда власть сильна! А у нас в России власть не слабая. Что ж, отпишу в Петербург».

Неведомая сила оттолкнула Феоктистова. Он запнулся и упал в снег.

Нёсшие гроб с трудом удержали равновесие. Боткин и студенты помогли Феоктистову подняться.

– Простите, господа! – извинился Феоктистов. – Не заметил кочку, поскользнулся!

– Ничего, Евгений, бывает! – ободрил его Боткин. – Да ты что-то побледнел!

– Зябко мне! Пожалуй, я дальше не пойду! – Голос у Феоктистова дрожал, да и сам он был явно чем-то напуган.