Фантасофия. Выпуск 5. Фэнтези и Магический реализм
Шрифт:
Через несколько мгновений чьи-то нежные, горячие руки подняли котенка наверх и завернули во что-то теплое и мягкое. Открыв глаза, Снежок увидел пожилых супругов, которые закутали его в пушистый шарф и ласково смотрели на него. «Какой красивый малыш потерялся, как хорошо, что мы сегодня решили прогуляться в парке и смогли спасти это милое создание от мерзких собак», – решили супруги и взяли Снежка домой. Там его обогрели и дали молока. С тех пор он стал жить у этой милой супружеской четы. Здесь ему было хорошо, но все же он грустил по прежнему хозяину. Видя печаль этого пушистого комочка, сердобольные люди решили отнести его в дом жившего неподалеку мальчугана, который, по их мнению, сможет стать котенку хорошим другом.
Незаметно наступил вечер и все сели праздновать.
На следующее утро мальчик встал раньше всех, и со всех ног побежал к елке, надеясь заметить своего Снежка. Под елкой было много подарков: сладости, игрушки, мячики, но котенка там не было. Отчаявшись, Иван подумал, что его желание не исполнилось, как вдруг тишину комнаты нарушило знакомое и близкое: «Мяу». Малыш бросился на кухню и увидел: о, чудо, его маленький мохнатый друг, весело резвился под столом, пытаясь догнать свой пушистый хвост. Слезы радости навернулись на глазах у малыша, и он бросился обнимать Снежка.
Вот так и случилось маленькое новогоднее чудо. Друзья обрели друг друга и стали вновь играть в прятки и устраивать другие невинные детские шалости. Радостные родители смотрели на своего сына и улыбались, внутренне благодаря своих добрых соседей за такой приятный сюрприз. Они и подумать не могли, какое чудо может сотворить горячее желание ребенка вернуть утраченного друга. Ведь чудеса случаются не только в сказках.
Рустам Нуриев
Жирные солнечные пятна
1
Солнце-солнце лоснилось жирными пятнами на краях газеты, по ее диагонали, пятнами-следами божественного блина. Свежевыкрашенная длинная летняя деревня проплывала вдоль шоссе, вдоль дороги «Самара – Неаполь», вдоволь и жары, и пыли, и лесных озер для тех, кто в пути…
Но путь, как говорят, не всегда обновление, но всегда подведение итогов, если и нет таковых.
Если начинается маленькое намерение жить легко и приятно, жить и дышать лесной субстанцией из кислорода и комаров, из шорохов куропаток и ягод, играющих в прятки, жить и готовить блины пачками…
И те, кто бегал когда-то за воздушным змеем, уселись в длинномерседесные ракеты и улетели за новыми победами. И они, и они тоже живут под солнцем, и я это они, и они это я. Та естественность перехода от «я» к «мы», от «мы» к «они» близка по уровню необходимости приспосабливаться к танцу снежинок у елочки. Вот сейчас локальный вечерок в рамках концертного расписания местного оркестра сыграет симфонию о ночных кошмарах Берлиоза.
Впрочем, мои последовательные утверждения едва-едва держатся на крыле аэроплана. К чему тогда упоминания о том, во что я вовлечен – об игре контрабасовыми нотами, безнадежно отстающей от волшебной палочки дирижера? Я живу внутри механизма, состоящего из композитора-дирижера-исполнителей, живу и радуюсь, и проедаю в буфете карманные 115 рублей. Но это ли главное?
Слова, слова, слова – то снежинки, то желтые как журнал листья крутятся откуда-то сверху. Кто-то дарит все это, значит, инвестиции наших смотрений в облака были рассмотрены.
Я спою, но пока я ищу нужный список слов, да такой, чтобы пелось легко, чтобы снега намело, чтобы птица вернулась в марте-апреле, чтобы у января были сине-бежевые тона, а не серые. Я спою, но дудка моя осталась в краю далеком и бестолковом. Моя дудочная странность осталась именно там, чтобы только не рифмоваться с моцартовыми пиано и среднефорте. И дудка, и солнце, и терра инкогнита фатальновеличаво повторяются из столетия в столетие…
Ну, тогда вперед, что ли? Да нет – не надо. Как бы мне теперь подружиться со всеми «надо» и «не надо»? Как бы мне устроиться как-нибудь на скамейке благополучия и смотреть-смотреть на воду? Ведь все равно выравнивание
подзабытых ярких снов и тщетных слов о большом закате снова и снова помогут мне встать вровень с самим собой и уехать в ровный Затон к пустой бессмыслице ярких тесемок развеселого Гуся-Бакланоида, обитающего в чудовищном беспорядке. Все равно, мне равняться на ровесников ни к чему и ни к тому, чтобы быть кем-то из тех, и ни к тому, чтобы проникнуть чудом в рэстора-ан, не оглядываясь на весну. Но весна она и есть весна. Все равно я буду-буду-буду будить удобные для писанины случаи. Вот, например телевизор поет свою невнятность, а я свою бумажную.Ну, тогда вперед, что ли?
В каком таком смысле вперед? Что впереди? Неизведанная неизвестность.
…Падать будет снег. Ровно год назад он падал, ровно год вперед пройдет. И снова-снова снег, новее цвета не найти. И надо-надо в среду, в Интернет толкнуть про снег, про цвет толкнуть сомнения-сомнения. Начало так как нашей общей биологии – солнце. А без электричества нет Интернета. И потому не буду растить усы, там в телевизоре итак цветов хватает, там сами-они с усами, обитатели заэкранья.
Солнце прожекторами сквозь деревья высокие пыльно и стереофонически просочилось в лес, так уж получилось, но парочки спрятались все-таки от любопытства. Вот так-то. Поток сознания и все такое. Да-да, уже не важно. Я, конечно, могу сказать хамское что-нибудь, потому, что я где-то учился и раз, и не два, но настрой совсем не тот. Я ведь хожу вдоль улиц всяких-разных и поймать хочу звон тарелок джаз-банды, утопая в городском шуме. И вся эта катавасия настоящего почти та же, что и катавасия прошлого. Та же да не та. И этот слов поток оказался таким же, каким оказался кем-то прочитанным. Вроде бы по воле случая, или по воле того, что живет в каждом из нас.
2
Волшебный словотекст сейчас же нарисую. И новые чудесные миры, захватывая дух, споют о том, как светотени, о том, как ночки, о том, как леса весенние и горы снежно-синие в соответствии и гармонии. Такая чистовоздуховая для дыхания сегодня прохлада и пухлый-пухлый снег, и черный ручей извилист, то слева струится, то справа. И альфа, и бета, и гамма крючками написаны на прозрачной одежде весны, и северный ветер Нового Года, и колесница Деда Мороза, и летний вечер, и осенняя грязь танцуют в едином вальсе. Зимний салат и ш-шампанское везет Дедушка в своем сундуке – иллюзия праздника навсегда со мной. Не все из нас именно здесь, значит остается поблагодарить тех, нездешних за то, что они однажды с нами были. Наверное, многие из них уехали в Чили. Наверное, снег раньше, то есть давным-давно был легче и тоньше. Наверное, более чем длинная новогодняя ночь повернет обратно реку маленького пессимизма и напишет маленький сценарий маленького счастья, и я буду надеяться на январь будущего года, на абсолютно новую событийность. Она-то уж наступит в Новом Году. Обязательно наступит. Наступит обязательно. Новомодность преходяща, музыка меняется. В том-то и дело, что Майлз Дэвис по-прежнему проедет из 50-х в 90-е. Но он тут не причем. А мне нужно искать настоящую снегоустойчивость, там, где снег легкий и рыхлый. Да-да, Новый Год обязательно придет, приплывет, прилетит, и спокойствие вернется. Вернется-вернется-вернется оно. «Крутится-вертится шар голубой».
Синее море раскинулось широко, и если это так, то я обязательно поеду в хорошее путешествие, что не обязательно. И вчера море, буквально вчера море говорило мне, что пока шторма не шторма, пока еще затишье, еще не теребят подводные теченья затонувшие корабли.
Из песни слов не выкинешь, говорило море. Ты сможешь, продержишься. Смогу, подумал-поверил я. Обязательно наступит Новый Год, обязательно сыграет трубач гимн пропавших кораблей.
«Здравствуйте, – сказала городская девушка. – Мы переехали во второй корпус университета, репетиции теперь там, Екатерина Славная просила передать». «Я еще напишу хорошую песню, – подумал я. – Раз уж студенческий театр ждет моих воплощенных в прозу сновидений». Вот так-то. Я кивнул головой и ушел на берег морской, море нашепчет мне новые янтарные задушевности.