Фантастес. Волшебная повесть для мужчин и женщин.

— Ах, Торбочка, Торбочка! — вздохнул я, но к тому времени феи, залетевшие было в дом, уже неслись обратно с ликующим смехом и звонкими возгласами.

Некоторые из них восседали на спине у кошки, а остальные цеплялись за длинную шерсть и хвост или бежали рядом. К ним ринулись ещё дюжины две крохотных фигурок. Обезумевшая кошка рвалась на волю, но тщетно.

Оседлавшие её феи принялись вычёсывать из шерсти искры, ловко орудуя иглами и шипами, которые они держали наподобие гарпунов. Вскоре вокруг несчастной кошки мелькало такое множество остроконечных инструментов, что их, наверное, было куда больше, чем искр в самой длинной и густой шерсти.

Один резвый малыш–эльф, упираясь пятками в землю и едва удерживаясь на ногах, крепко держал кошку за кончик хвоста и беспрерывно угощал измученное животное благодушными увещеваниями:

— Ты уж потерпи, киска, потерпи ещё немножко! Ведь ты прекрасно знаешь, что всё это лишь для твоего собственного блага. Разве можно жить спокойно, если у тебя в шерсти постоянно заводятся искры? Нет, что ты там ни говори, я лично (тут он откашлялся и заговорил ещё нравоучительнее) склонен считать, что именно из–за них у тебя такой скверный характер. Так что нам придётся вычесать их все до одной, а иначе мы, к своему превеликому сожалению, будем вынуждены отстричь тебе когти и вырвать глазной зуб. Куда же ты, Киска? Стой смирно!

Но тут злосчастное животное с душераздирающим потоком кошачьих проклятий вырвалось–таки на свободу, молниеносно ринулось в другой конец сада и скрылось в живой изгороди с такой прытью, что даже феи не могли за ним угнаться.

— Ну ничего, ничего! — весело закричали феи. — Потом мы снова её поймаем, и у неё как раз накопятся новые искры! Ур–ра!

И с этими словами они опять умчались прочь, навстречу новым озорствам и проделкам. Но, пожалуй, мне не стоит дальше описывать развлечения и потехи этих удивительных и весёлых существ. Благодаря описаниям очевидцев миру давно известны их обычаи и нравы, так что с моей стороны было бы непростительным тщеславием добавлять к уже существующим рассказам полное повествование того, что видел я сам. Ах, как бы мне хотелось, чтобы мои читатели увидели их собственными глазами! Особенно мне хотелось бы познакомить вас с эльфом маргаритки — розовощёким, пухленьким крохой с широко распахнутыми глазами, полными безграничного доверия. Даже самые дерзкие проказницы–феи не решались его дразнить, хотя он явно не принадлежал к их кругу и походил на мешковатого деревенского парнишку.

Сдвинув на затылок хорошенькую белую шапочку, он часами бродил в одиночку, засунув руки в карманы и внимательно разглядывая всё вокруг. Он был далеко не так хорош собой, как другие полевые цветы, которых мне довелось повстречать за свою жизнь, но его доверчивый взгляд и невинная смелость навсегда запали мне в душу.

Глава 4

Ночь кажется темнее всего перед самым рассветом.

Баллада о сэре Альдингаре

Хозяйка хижины уже не скрывала своего беспокойства, и я понял, что мне давно пора в путь. Сердечно поблагодарив мать и дочь за гостеприимство, я попрощался и по садовой дорожке прошёл к лесу. Некоторые садовые цветы пробрались к самой опушке и смело росли вдоль тропинки, но вскоре чаща стала для них слишком густой и тенистой. Особенно мне запомнились высокие лилии, возвышавшиеся по обеим сторонам тропы, чьи большие, ослепительно белые цветы ярко выделялись на тёмной зелёни. В надвигающихся сумерках я заметил, что каждый цветок мерцает своим собственным светом, да и вряд ли я разглядел бы их в темноте, если бы не это странное, призрачное сияние, исходившее изнутри каждого соцветия. Не в силах осветить ни деревья, ни тропу, оно выхватывало из мрака только одну лилию, не отбрасывая даже самой бледной тени, и лишь ближайшие листья едва поблёскивали в этом слабом свечении. Из чашечек лилий, колокольчиков и наперстянок выглядывали любопытные маленькие существа и, посмотрев на меня, тут же прятались снова. Казалось, они обитали в бутонах, как улитки в раковинах, однако некоторые из них показались мне чужаками — они явно принадлежали к роду крошечных гномов и гоблинов, живущих на земле, в жилистых плетях ползучих растений. Подобно размалёванному чёртику из табакерки, среди белизны лилейных лепестков вдруг появлялись большеголовые человечки с самыми фантастическими физиономиями и строили мне зверские гримасы. Некоторые из них украдкой поднимались в чашечке лилии, осторожно выглядывали из–за края, внезапно пускали в меня струйку воды и тут же исчезали. Я слышал, как они переговариваются между собой, и хотя слова несомненно были предназначены для моих ушей, как ни пытался я разглядеть кого–нибудь из говорящих, мгновенно поворачивая голову в ту сторону, откуда раздавались голоски, они неизменно исчезали в своих цветках. «Посмотрите на него! Посмотрите на него! Он начал историю, у которой нет начала и никогда не будет конца. Это он, он, он! Посмотрите на него!»

Но чем дальше я углублялся в чащу, тем меньше белых лилий росло вдоль тропы, и вскоре они совсем пропали, уступив место совсем иным обитателям лесных зарослей. В маленькой рощице диких гиацинтов я увидел целую стайку необыкновенно изящных созданий. Они стояли почти совсем неподвижно, опустив головы; каждая держалась рукой за стебель своего цветка и еле заметно покачивалась ему в такт, когда тихий ветерок колыхал эту густую массу подвешенных колокольчиков, словно пролетая сквозь цветочную звонницу. Неподалёку оказалось озерцо лесных ландышей, и их феи, хотя и отличались от гиацинтов и обликом, и тайным внутренним смыслом, точно так же стояли рядом со своими цветами, как маленькие ангелы, застывшие в ожидании и готовые в любой миг умчаться далеко–далеко с неведомым пока поручением.

У корней деревьев, в укромных мшистых уголках, тонувших во мраке, сквозь кустики травы мерцали светлячки, окутанные ореолом зеленоватого света, сплетая вокруг себя причудливую сеть тонких стеблей и их теней. Они были совсем такими же, как у нас, — ведь феи всегда остаются феями. В нашем мире днём они остаются самыми обычными насекомыми, но ночью, когда вокруг появляются их сородичи, превращаются в крохотные фонарики, без опаски обретая своё подлинное обличье и для других, и для самих себя. Однако здесь у них были враги. Тяжелобокие неповоротливые жуки с крепкими ногами неуклюже поспешали туда–сюда и, по всей видимости, искали именно светлячков: стоило одному из них заметить зеленоватое мерцание посреди мха или густой травы, которая, должно быть, казалась им непроходимым лесом, как они тут же бросались на свою жертву и, легко одолев её, утаскивали прочь. «Только вот зачем им светляки?» — подумал я и, решив внимательно проследить за одним из жуков, увидел нечто совершенно невразумительное.

Впрочем, искать объяснения в Стране фей — тщетное занятие, и любой оказавшийся там путник вскоре оставляет всяческие попытки докопаться до смысла и причин происходящего и начинает просто принимать всё так, как есть, словно ребёнок, глядящий на мир вокруг с восхищённым интересом, но ничему не удивляющийся.

Вот что я увидел: под деревьями, в траве, тут и там лежали небольшие комочки тёмного цвета размером с каштан, похожие на комочки обычной земли.

Жуки охотились парами; когда они натыкались на такой комочек, один оставался за ним следить, а другой кидался на поиски светляка. Должно быть, они как–то сообщались между собой, потому что второй жук, заарканив свою добычу, довольно быстро и безошибочно отыскивал своего товарища.

Вдвоём они крепко хватали светлячка, подносили его светящийся хвост к тёмному земляному комку, и через мгновение светляк сверкающей ракетой взвивался в небо — правда, редко достигая макушек самых высоких деревьев.

Взлетев, он, как хлопушка праздничного фейерверка, весело взрывался и падал на землю среди целого дождя искр самых удивительных цветов и оттенков. Алые и золотые, фиалковые и изумрудные, голубые и розовые огни снова и снова пересекались в тёмном воздухе под тенистым покровом раскидистых деревьев, между стройных колонн их стволов. Я заметил, что жуки ни разу не ловили одного и того же светлячка дважды, но всегда отпускали его на волю, и он, целый и невредимый, снова скрывался в траве.

Я пошёл дальше, и вскоре увидел целый рой других светлячков, поменьше.

Многоцветными огоньками они танцевали и кружились в воздухе, освещая собой листву ближних деревьев, пересекаясь, резко поворачивая на ходу, устремляясь то в одну, то в другую сторону и снова пересекаясь, словно выписывая своими движениями сложный, гармоничный рисунок. Некоторые деревья сами испускали фосфоресцирующее свечение, и по этому едва заметному мерцанию можно было угадать очертания могучих корней, впивающихся глубоко в землю, а все веточки и прожилки на широких листьях были похожи на тонкие струйки бледного пламени.

Пока я пробирался через лес, меня не покидало странное ощущение, что где–то рядом среди зарослей со всех сторон движутся и другие существа, куда более похожие на меня и видом, и размерами. Однако разглядеть я их не мог, хотя месяц был уже довольно высоко и его свет прямыми лучами падал между деревьями, необыкновенно ярко освещая всё вокруг. И всё равно мне постоянно казалось, что неведомые создания снуют совсем неподалёку, вполне зримые и реальные, и становятся невидимками или сливаются с листвой и ветвями лишь тогда, когда я устремляю на них взгляд. Как бы то ни было, если не считать этого ощущения чужого присутствия, во всём лесу не было ни одной живой души. Правда, время от времени мне чудилось, что я вижу очертания человеческой фигуры, но стоило мне подойти поближе, как я раз за разом убеждался, что зрение обмануло меня и я принял за человека куст, дерево или большой валун.