Фантастические рассказы и повести

...сьела Дракошу. Как жаль, ведь я уже немного научил её говорить. Я вспоминаю тот день, когда Дракоша впервые залетела в мое окно и Мурка бросилась на неё со скоростью стрелы, пущеной из лука. К тому времени Мурка стала мускулистой, поджарой, настоящей охотничьей кошкой. Говорят, что кошки настолько сильны, что способны загрызть даже человека. К счастью, Мурка меня любит. Но Дракошу она невзлюбила. Дракоша обычно спала, усевшись на люстру и только это спасало её от расправы. Улететь она не могла, мешало сломанное крыло, которое сраслось неправильно. Конечно, рано или поздно Мурка бы её сьела. Но жаль, Дракоша была умной вороной и знала целых восемь слов. Теперь мне не с кем будет поговорить.

Я не виню Мурку, ведь только ей я обязан тем, что пока ещё не умер голодной смертью. Все же я очень исхудал, несколько месяцев мне было так плохо, что я даже не мог писать. Теперь немного легче. Я привык обходится минимальным количеством еды и просто не понимаю, как мог есть раньше такие огромные порции и ещё чувствовать себя голодным через два часа после обеда. Сейчас я немного слаб, но выгляжу прекрасно - я рассматриваю себя в зеркале каждый вечер. Зеркалом мне служит окно в кухне, оно очень запылилось снаружи и, если включить вечером свет, отражает меня не хуже настоящего зеркала. Хотя у меня выросла борода, но она не очень длинная и без единого седого волоса. Мне ни за что не дашь тридцать восемь. Похудев, я обнаружил мышцы на своем теле. Пока они не очень велики, но если не будет перебоев с едой, я буду заниматья упражнениями. Свободного времени у меня много.

Мурка действительно хороший друг и легко поддается дрессировке. Может быть, она поняла, что нам не выжить друг без друга и поэтому каждую пойманую птичку несет ко мне. Мы делим добычу по справедливости и едим сырой. Я научился разгрызать косточки и мои зубы, безнадежно испорченные кариесом, снова стали крепкими и здоровыми. Я не знаю чему приписать этот удивительный эффект - то ли голоданию, то ли регулярному употреблению птичьего мяса. Вначале я приманивал птиц хлебными крошками, но крошки слишком дороги и я придумал лучший способ: я разобрал шкаф и сделал из него одну довольно длинную доску, которую прибил к оконной раме (труднее всего было изобрести молоток). По этой доске Мурка регулярно выбирается на крышу и там охотится. Не знаю как ей это удается, но она всегда возвращается с добычей. Я попробовал собрать в комнатах пыль и полить её водой, а потом посадить несколько ячменных зерен. К сожалению, зерна не прорасли. Я боюсь, что настанет время, когда я не смогу обходиться без витаминов.

У меня есть маленький радиоприемник, который ловит несколько местных станций. Раньше я слушал его всегда, когда мне было скучно, и узнавал новости. Сейчас батарейка села и голоса почти не слышны. Я иногда слушаю новости, чтобы быть в курсе событий - это помогает мне ощущать себя человеком. В начале лета я слушал передачу о себе самом. Когда я исчез, никто не хватился меня, но вскоре исчезли деньги из кассы той фабрики, где я работал. Наверняка это сделали специально, чтобы меня обвинить, меня не очень любило начальство. Милиция обьявила розыск, но меня так и не нашли. Еще бы. Есть ещё одно неясное обстоятельство, которое удивляет меня: я не единственный пропавший без вести, таких как я ещё двадцать шесть человек. Жаль, но милиция не догадалась выяснить получали ли они кваритры в новых домах (вокруг стоит восемь почти готовых новых домов, мой девятый), вдруг кто-нибудь заперт в моем доме. Если так, мне не было бы так скучно. Приятно знать, что рядом с тобой есть человек.

Как ни старались строители, но закончить мой дом они не успели. Об этом я тоже узнал из местных новостей. Все девять незаконченных домов были законсервированы на неопределенный срок. Боюсь, что мне придется прожить здесь годы. За пять месяцев люди только дважды проходили невдалеке и один раз у дома останавливалась машина. Каждый раз я кричал, человек из машины меня определенно слышал, но не стал помогать. Я думаю, он испугался моей бороды. Часто у дома пробегают стаи бродячих собак. Они приходят из полей и снова уходят в поля. Некоторые собаки довольно крупны, я думаю, что это могут быть волки, которые смешались с собачьей стаей. Наверное, эти стаи опасны. Я бы не хотел попасть в зубы этим тварям.

Иногда я разговариваю сам с собой чтобы не разучитсься говорить. Мой голос звучит грубо и странно. Раньше у меня был совсем другой голос. Я начинаю забывать некоторые слова. Правда, это не совсем забывание, я могу прочесть или написать эти слова, но произнести их вслух мне не удается. Такое чувство будто ты двоечник и стоишь на экзамене перед грозной комиссией. Комиссия говорит:"Ну!", а ты не можешь выдавить из себя ни слова, даже если знаешь что-то. Это все из-за того, что мне не с кем говорить. Одно время я пробовал говорить сам с собой, но перестал, потому что начал чувствовать себя немного сумасшедшим. Мне даже казалось, что я раздвоился. Сейчас я нашел выход: я пою. Так как за всю жизнь я не спел ни одной песни, представляю что можно сказать о моем пении. Оказалось, что петь я могу только басом, хотя мой голос высокий от природы. Но если я пою своим собственным голосом, начинает болеть горло. Возможно, из-за пения мой голос изменился.

Я всегда любил читать, но обе своих книги я прочел десятки раз. Теперь я не могу читать, потому что знаю наизусть каждую страницу. Моя память заметно улучшилась, потому что я помню наизусть всю Библию. Если бы кто-нибудь сказал мне раньше что такое возможно, я бы не поверил. Если бы не чтение и не мои записи, я бы уже разучилсвя разговаривать. Как жаль, что у меня всего один карандаш... НА ЭТОМ МЕСТЕ ЗАПИСЬ СНОВА ОБРЫВАЕТСЯ. СЛЕДУЮЩИЙ ОТРЫВОК БЫЛ ЗАПИСАН, ВИДИМО, ГОРАЗДО ПОЗЖЕ.

...такой ужас, что я не могу не написать об этом. Карандаш совсем не слушается пальцев, ещё бы, шесть лет прошло. Или пять? Не помню. Сейчас я способен вспомнить только те события, которые произошли не так давно: прошлым летом или весной. Что-то происходит с моей памятью. Когда я перечитываю свои записки, я убеждаюсь, что ничего из записанного не помню. Я совершенно не помню Дракоши, хотя из записок видно, что это была ворона, которую я научил говорить слова. Наверное, я её любил, а вот теперь не помню. Я совершенно не помню того, что происходило со мной в прошлой жизни, я даже с трудом представляю теперь, что в мире есть что-то ещё кроме моего дома. А ведь стоит долго посмотреть в окно и я обязательно увижу машины на дороге или даже людей. Интересно, что это за существа - люди? Неужели они похожи на меня?

Увы, теперь мне не с кем разговаривать. Последнее живое существо покинуло меня. Прошлым летом Мурка, спускаясь с добычей, по неосторожности сорвалась с палки и упала вниз, на кучу земли. Кажется, она не разбилась, но её разорвали собаки. А в этом году собак стало ещё больше. Понятно, ведь они размножаются в городах, а когда пищи становится мало, уходят в поля. Их будет становиться все больше и больше, до тех пор, пока они не сьедят всех нас. Правда, до меня им не добраться.

Если бы я не принял своевременно мер, то после смерти Мурки мне бы оставалось только умереть с голоду. Я воворю "принять меры", но это не правда, - все что я делал, я делал просто так, без умысла. Я совсем перестал думать о своем будущем. Оно так же мало значит для меня, как и прошлое. Я привык заниматься гимнастикой в свое свободное время. Наверное, вначале в этом был какой-то смысл, может быть, я расчитывал натренироваться до такой степени, чтобы суметь спуститься по отвесной стене. Но это оказалось невозможным и я продолжал заниматься только из привычки. На дне моего чемодана были приклеены листки из какого-то спортивного журнала. Журнал агитировал за восточные единоборства и показывал несколько упражнений и диаграмм. Не имея ничего другого, я занялся единоборствами и накачиванием мышц. Довольно быстро я стал прекрасным атлетом. Делать быстрые движения мне мешали длинные волосы и борода. Волосы я научился завязывать в узел, а бороду отрезал пилочкой для ногтей, пока не потерял её. До сих пор не знаю куда девалось это прекрасное устройство. Когда борода отрасла ниже пояса и стала мешать очень сильно, я придумал выход: каждое утро я стал откусывать двадцать длинных волосков. Вскоре моя борода стала короче. К тому же я до сих пор не разучился считать до двадцати - во всем есть свои плюсы. А вот дальше двадцати мне трудно.

Еще тогда, когда Мурка была жива, незадолго перед её смертью, я предпринял свое первое путешествие за пределы квартиры. Несколько лет (не помню точнее) я тренировался лазить по стенам и научился это делать, не срываясь. Я могу сейчас даже уцепиться за потолок и повисеть на нем некоторое время. На моем потолке нет побелки, а дожди промыли широкие трещины, куда легко помещаются пальцы. Спуститься по стене я не мог пятнадцать этажей это слишком много - зато мне удалось подняться на крышу вслед за Муркой. Дело в том, что строители, торопясь, укладывали кирпичи очень неровно и вся стена над окнами моей квартиры была в выступах и впадинах, за которые легко цепляться пальцами. Самой крыши не было - был лишь недостроенный её кусок и кусок шестнадцатого этажа. По всему этому валялось великое множество битых кирпичей, бетонных осколков, арматурной проволоки и всего прочего. Там были прекрасные места для засады. Я выбрал хороший кусок проволоки и стал его затачивать чтобы получить оружие. Тогда я даже не догадывался, что этим оружием мне придется защищать свою жизнь.

Я точил проволоку несколько дней, пока не получил идеальное копье. Старый шершавый бетон вполне подходящий заменитель точильного камня. Потом я выбрал ещё восемь прутков и спрятал, а остальное сбросил вниз. Не знаю, зачем я это сделал, но позже оказалось, что я поступил очень предусмотрительно.

После гибели Мурки я научился охотиться на птиц самостоятельно. Это было не трудно сделать, потому что птицы глупы. Но я роассказываю не по порядку: в первый раз, выбравшись на крышу, я не увидел там ничего кроме травы. Трава росла везде - настоящая, зеленая. Я упал на траву и начал её есть. Я рвал её и горстями запихивал в рот. Она была такая горькая и такакя вкусная! Наверное, мне не хватало витаминов тогда. После этого я иногда щипал траву, но понемногу, а когда наступила зима, я обдирал кору с небольших деревьев, которые успели вырасти на крыше. Конечно, труднее всего мне приходилось зимой. Не из-за холода, потому что моя одежда давно износилась и я привык ходить совершенно голый. Волосы на моем теле начали расти неимоверно и сейчас я покрыт хорошей густой шерстью - не такой густой, как у настоящего зверя, конечно.

Трудности настали с первыми заморозками. Я попробовал выбраться на крышу - и не смог. Кирпичи оказались скользкими.Если бы я не был так хорошо тренирован, я бы погиб. Но я приловчился висеть на одной руке, растапливая лед пальцами другой. Осенью это было ещё не так трудно, но зимой! Мне приходилось висеть часами на пальцах одной руки, изогнувшись в очень неудобной позе (кстати, недоступной для большинства людей). Несколько раз я срывался. К счастью, у меня есть веревка. Сейчас я уже не могу точно вспомнить зачем я её брал с собой, но могу предположить, что в день моего новоселья этой веревкой был обвязан мой чемодан. Предположение вполне логичное, потому что замки на моем чемодане сломаны. Один конец веревки я привязал к батарее, а второй к ремню своих брюк. Когда я срывался мне было очень страшно и больно, хотя я понимал что ничего страшного не случится. К сожалению, веревка была слишком короткой, чтобы обеспечить мне безопасный подьем, поэтому за метр или полтора до крыши мне приходилось отвязывать её от брюк. Вначале я поступал очень неосторожно, просто бросая конец веревки вниз и спускаясь совсем без страховки, но потом я придумал лучший способ. Я оторвал две железные скобы от дивана и сделал из них удобный крючок, за который цеплялся. При подьеме я цеплял этот крючок за выбоину в кирпиче, а при спуске - снова за свой ремень. Однажды мое копье упало вниз (копье я тоже продевал в ремень) и убило одну из собак, которые бегали внизу, дожидаясь, пока я сорвусь. Если бы у меня была длинная веревка, я имел бы замечательный способ охоты, но об этом остается только мечтать.