Фантастика 1971

* * *

САМЫМ ЗНАЧИТЕЛЬНЫМ ФАНТАСТИЧЕСКИМ ПРОИЗВЕДЕНИЕМ ТОГО времени обычно считается неоконченная повесть Владимира Федоровича Одоевского «4338-й год». Ни до каких левых «крайностей» ни в своем творчестве, ни в своем мировоззрении В.Одоевский не доходил, тем не менее он был по-своему человеком передовым. Но, надо сказать, это была личность весьма противоречивая: с одной стороны, царский чиновник, сенатор, с другой — помогал петрашевцам и сотрудничал в «Искре». [3] Он и сам осознавал свою раздвоенность: «Псевдолибералы называют меня царедворцем, монархистом и проч., а остальные считают меня в числе красных». Может быть, этому способствовали обстоятельства его рождения. По отцу он был князь, Рюрикович, а мать его была бывшей крепостной крестьянкой. Обе эти стороны Одоевского — и княжеская, и демократическая — отразились в его неоконченном «4338-м годе».

3

Русский сатирический журнал (1859–1873 гг.) под редакцией поэта Курочкина.

Тогдашние утописты чаще всего оперировали именно такими гигантскими временными промежутками, как одно, два, три тысячелетия. Срок этот не представлялся им особенно большим, темпы жизни были так медленны, что интервал в одно-два столетия казался им слишком незначительным, чтобы за этот срок произошли хоть сколько-нибудь серьезные изменения в жизни человеческой вообще и в жизни русского общества в частности. Подобным же образом назвал свою книгу современник Одоевского А.Вельтман «MMMCDXLVIII год». Правда, к нашей теме его сочинение прямого отношения не имеет, это приключенческая мешанина из жизни королей и пиратов. Все же дата показательна. Через тысячелетие происходит действие «Неправдоподобных небылиц» Булгарина. Но чем ближе мы подходим к сегодняшнему дню, тем, как правило, короче расстояния до будущего.

Вернемся, однако, к Одоевскому. Как писатель он более всего известен своими романтическими повестями, зачастую с мистическим оттенком, и детскими сказками (кто не знает его прекрасного «Городка в табакерке), но появление научно-технической утопии в его творчестве не должно казаться удивительным. Писатель-просветитель, один из крупнейших русских музыковедов, Одоевский всю жизнь интересовался историей науки, открытиями, техническим прогрессом. В частности, он хотел написать роман о Джордано Бруно, чья фигура привлекала его необыкновенно. «Семена, брошенные им, не нам ли принадлежит возращать», — писал он.

Одоевский очень высоко оценивал роль науки и техники в совершенствовании человечества.

Самим автором были опубликованы лишь отрывки из повести под названием «Петербургские письма». Это послания одного китайского студента, путешествующего по России, своему другу в Пекин. Он делится впечатлениями от нашей страны, какой она будет через 2500 лет. Почему выбрана именно эта дата? Во-первых, несомненно, из-за ее «круглости», а, во-вторых, Одоевский рассчитал, что в 4338 году к Земле должна приблизиться или даже столкнуться с Землей комета Вьелы (Биелы — в современном написании).

Видимо, автору хотелось построить драматический сюжет романа на борьбе человечества с приближающимся стихийным бедствием. Впрочем, ученые отнюдь не обескуражены появлением кометы и собираются уничтожить незваную гостью снарядами, как только она окажется в пределах досягаемости. Любопытно отметить, что подобная же угроза со стороны той же самой кометы Биелы использована и в другом фантастическом произведении — в повести Алексея Толстого «Союз пяти», и вообще кометная угроза станет в фантастике XX века довольно расхожей темой.

В утопии Одоевского наиболее интересны научно-технические предвидения и мечты. Предвидения, может быть, и не слишком смелые, но зато весьма точные, научно обоснованные. О его прозорливости сегодня мы можем судить хотя бы по таким словам: «Нашли способ сообщения с Луною; она необитаема и служит только источником снабжения Земли различными житейскими потребностями, чем отвращается гибель, грозящая Земле по причине ее огромного народонаселения.

Эти экспедиции чрезвычайно опасны, опаснее, чем прежние экспедиции вокруг света; на эти экспедиции единственно употребляется войско…» Догадайся Одоевский сократить время осуществления своих проектов в 20–25 раз, то есть до 100–150 лет, он бы во многом попал в самую точку.

Однако автор даже посчитал нужным оправдаться перед читателем и заявить, что в его произведении нет ничего такого, чего было бы нельзя вывести естественным образом «из общих законов развития… Следовательно, не должно слишком упрекать мою фантазию в преувеличении».

По Одоевскому будущее человечества — это полное овладение силами природы. Мы находим у него такое удивительно современное слово, как «электроход», вулканы Камчатки служат для обогревания Сибири, Петербург соединился с Москвой и возник — воспользуемся современной терминологией — мегаполис, чрезвычайно развился воздушный транспорт, в том числе персональный, человечество переделало климат, удивительных успехов достигла медицина, женщины носят платья из «эластического стекла», то есть из стекловолокна, есть цветная фотография и т. д. Даже появление своих собственных «Записок из будущего» Одоевский постарался объяснить «научным» путем: человеческое сознание способно путешествовать по векам и странам в состоянии модного тогда сомнамбулизма. Есть, конечно, и смешные проекты, вроде домашней газеты, размножаемой фотоспособом, или магнетических ванн.

Но в целом исследователи справедливо отмечали, что в случае завершения у Одоевского мог бы получиться роман жюль-верновского склада.

Впрочем, как и у других авторов, научный прогресс человечества совершенно не сопровождается социальным. Конечно, резко улучшились нравы, отпала необходимость в полиции, и даже государь стал поэтом. Наука захватила важные позиции. Молодой человек, чтобы выдвинуться или хотя бы завоевать расположение девушки, должен совершить какое-нибудь научное открытие.

В противном случае он считается «недорослем». Создана даже специальная ассоциация из людей науки и искусства для наилучшего функционирования и того и другого. Социального строя, однако, все это не затрагивает. Остались высшие и низшие классы, господа и лакеи, осталось богатство как критерий общественного положения: в мировые судьи, например, избираются люди не только почтеннейшие, но и богатейшие.

У них есть право и обязанность вмешиваться во все на свете, даже в интимную семейную жизнь.

«4338-м годом» фантастический элемент в творчестве Одоевского не исчерпывается. Но остальное — фантастика иного рода, где научные мотивы переплетаются с мистическими. Так, цикл «Пестрые сказки» вложен в уста Иринея Гомозейки, этакого русского Фауста. Он магистр философии, знает всевозможные языки, которые преподаются и не преподаются на всех европейских кафедрах.

Впрочем, он предпочитает заниматься такими дисциплинами, как алхимия, астрология, хиромантия, магия и т. д. «Могу спорить о всех предметах, мне известных и неизвестных, а пуще всего люблю себе поломать голову над началами вещей и прочими тому подобными нехлебными предметами…» Среди «Пестрых сказок» есть, например, рассказ «Сегелиель» — повествование о падшем духе, который тем не менее мечтает делать добро, за что и был сослан Луцифером на Землю, где он появляется в разных видах — 14-летнего мальчика, Савонаролы, Леонардо да Винчи… Мир духов и мир реальный находятся в тесном и постоянном взаимодействии.

Так, желая принести максимум пользы людям, этот новоявленный Агасфер поступает на службу… русским чиновником. «Падший дух в роли русского чиновника… — пишет исследователь мировоззрения Одоевского П.Сакулин, — эта идея легко может вызвать улыбку, но Одоевский относится к ней весьма серьезно: он был полон веры в великое значение государственной службы».

Кстати сказать, примерно в те же годы появляется еще один роман, носящий титул фантастического, с похожим сюжетом. Он принадлежал перу ныне совершенно неизвестного Р. Зотова и назывался «Цын-Киу-Тонг, или Три добрые духа тьмы». Здесь тоже идет речь об одном из сподвижников сатаны, тоже не желающем приносить зла и тоже отправленном на Землю. Роман Зотова, написанный в духе занимательной восточной сказки, более ироничен, чем рассказ Одоевского, и подводит читателя к выводу, что вмешательство духов, даже добрых, в земные дела нежелательно и бесперспективно и для духов, и для людей. Люди по своей природе — стихийные материалисты и воспринимают начинания высших существ недоверчиво. Когда дух заявляет, что он прилетел на Землю, его тут же спрашивают: «Как прилетел? На воздушном шаре? Разве у вас знают тайну аэростатов?» А при упоминании бога Тиена встречный человек тут же соображает: «А! Так ты дух из китайской мифологии?» Если только в этой книге подменить мифологические посылки и сделать этого духа, допустим, роботом или пришельцем, то возникнет чистейшее произведение научной фантастики, в котором существо, не знакомое с земными условиями, пытается методом проб и ошибок наладить контакт с «аборигенами», но это оказывается ему не по силам.