Фантастика 1972
Шрифт:
По какой причине товарищ Загурский находился вчера в столь позднее время у академика Тураева? Работали вместе над новой теорией; он и Александр Александрович в течение двенадцати лет были соавторами статей, монографий и даже учебников физики. Это было сказано с полным самообладанием и некоторым даже упреком - будто сотрудник горпрокуратуры обязан знать авторов и соавторов, занимающихся теоретической физикой! В котором часу он ушел? В одиннадцать, полчаса спустя после того, как Халила Курбановна угостила их чаем. Вдова согласно наклонила голову. Он, Загурский, иной раз и ночевать оставался здесь - когда они, бывало, увлекутся
К тому же у него, Загурского, накопились дела по институту: организация симпозиума, текучка, все такое.
– Выходит, товарищ Тураев эти дни в институте не был?
– Совершенно верно.
– Он, что же, был болен?
– Нет… он просто работал дома.
– Так… - Стась закусил нижнюю губу.
– Значит, вы были последним из видевших Тураева живым?
– Выходит, да.
– Как он выглядел?
– Да… как обычно. Был, правда, несколько расстроен тем, что идея не вытанцовывается. Он всегда бывал этим расстроен, пока не находил решения.
– Загурский вздохнул, добавил: - Решение он тоже всегда находил.
– Он собирался лечь спать?
– Нет. Проводил меня до машины, полюбовался звездами, сказал, что еще поразмышляет часокдругой. Мы простились, я уехал.
– Машина была служебная или ваша?
– Служебная.
– С шофером?
– Нет. То есть штатный водитель имеется, но… кто же станет задерживать человека до полуночи! Я сам вожу.
Коломиец повернулся к вдове.
– Вы подтверждаете?
– Что именно?
– Что товарищ Загурский уехал от вас в одиннадцать вечера, а ваш муж вернулся в дом?
– Да. Я легла, но еще не спала - слышала, как они выходили, как разговаривали… как отъехала машина Евгения Петровича. Слышала, как потом Шурик поднимался по лестнице. “Шурик… Для кого академик Тураев, столп науки, товарищ директор, для кого потерпевший, а для кого Шурик. Много названий у человека!” - Потом он ходил по комнате из угла в угол… спальня как раз под этим кабинетом, - продолжала вдова.
– Около получаса. Может, и больше он ходил, но я уснула.
– Ночью ничего не слышали?
– Нет… хотя сплю я чутко.
– Кто еще, кроме вас двоих, был в доме?
– Никого. Мария Соломоновна, - она оглянулась в сторону двери, - это наша домработница… Приезжает утренней электричкой, убирает, готовит обед, а вечером возвращается на нашу городскую квартиру.
“Ясно, стережет”. Коломиец тоже оглянулся на старуху, которая все еще стояла у косяка, скорбно поджав губы, вперив тяжелый взгляд в мертвого. “Бабусю в случае необходимости вызову…” Наступила очередь Штерна.
– Болел ли покойный?
– В общем, нет, - ответил врач, - бывали, конечно, некоторые недомогания: отклонения в давлении крови, головные боли, утренняя неврастения… Но все они из тех, какие замечает врач, а не сам пациент. Да и эти недомогания возникали у Александра Александровича после напряженной работы - особенно ночами. В целом же он для своего возраста и при своей загруженности был на редкость здоровым - для людей умственного труда, во всяком случае. Он с Халилой Курбановной и друзьями часто ходил в пешие туристские походы, имел значок “Турист СССР” - верно, Лиля?
Та
кивком подтвердила.– В последние дни он ни на что не жаловался?
– Нет. Последний профилактический осмотр я делал неделю назад… Эти осмотры я, как личный врач Александра Александровича, делал каждые два месяца, хотя это всегда было для него предметом шуток. Так вот: сердце, легкие, кишечник, желудок, нервы… словом, все было в отличном состоянии. Просто в превосходном! Вот поэтому я и…
– Да-да. Что вы установили при внешнем осмотре трупа?
– М-м… ничего, собственно, не установил. Такое впечатление, что у Александра Александровича во сне просто остановилось сердце.
– Так просто и остановилось?
– недоверчиво переспросил Коломиец.
– Именно так просто, молодой человек, в этом-то и вся странность. Подобное бывает только от крайнего истощения, от угасания всех жизненных сил в глубокой старости да еще от переохлаждения. В данном случае ни один из указанных факторов не имел места. Поэтому я и взял на себя смелость вызвать…
Коломиец напряженно размышлял: да, это действительно странно - как странно и то, что покойник оказался сравнительно молодым человеком - сорока лет.
Стась, когда ехал сюда, думал увидеть изможденного, седого старца, иссохшего в служении науке, в черной круглой шапочке, какие представлялись ему столь же неотъемлемыми от академиков, как серая фуражка с малиновым околышем от милиционеров. “Эх, надо было медэксперта сразу с собой брать, они бы со Штерном нашли общий язык. А что я могу ему возразить? Вызвать сейчас, что ли?… Э, нет! Отсутствие признаков - не улика. А здесь все так, не о чем даже протокол писать: все “не” и “не”… Надо закругляться”.
– Вы уверены, что все обстоит так, как вы говорите?
– в упор спросил он Штерна.
Тот смешался.
– Н-ну… окончательное суждение в таких случаях возможно лишь после патанатомического исследования.
– Вот именно, пусть вскрытие, так сказать, и вскроет суть дела. Надеюсь, вы согласитесь участвовать в экспертизе?
Штерн сказал, что, конечно, сочтет своим долгом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Если бы не было иностранных языков,
как бы ты отличил преподавателя от профессора?
Дело, собственно, было закончено. Но Стась для очистки сойести решил еще пройтись по соседям. Соседи - как справа, так и слева - ничего не слышали, не знали, только ахали, узнав о смерти Тураева, сожалели. Коломиец, возвращаясь к даче, соображал: “Что еще? Да, стоит забрать стаканы с опивками чая.
Сдам на анализ - насчет отпечатков пальцев да нет ли следов отравы… Черт бы взял Мельника, нашел на ком отыграться, на безответном молодом специалисте. Вот мог бы со зла, под настроение раздуть дело об “убиении академика”, чтобы и прокуратуру, и угрозыск трясло!” Сердито топоча, он поднялся по лестнице в кабинет Тураева. Старуха домработница возилась там, занавешивала окно темной тканью; увидев следователя, она что-то проворчала себе под нос. Загурский сидел в кресле у стола, перебирал листки бумаги с заметками. Стаканов на столе не было.