Фантастика 1977

Да, этот космонавт произвел на него несравненно лучшее впечатление, чем остальные. Он тоже лежал. Окруженный послушными увеселительными аппаратами, пытаясь отвлечься.

Да, пытаясь отвлечься, а не вспомнить то, что вырвала у него болезнь.

Руков передернул плечами. Неужели нельзя спасти Ярослава?

Атомка резко затормозила перед высоким угловатым зданием.

Через секунду скоростной вакуум-лифт сорвался с места.

Дверь открыла девочка лет четырнадцати.

– Вы к Саше?
– неуверенно спросила она.

– Да, к нему.

Девочка проводила гостя в комнату пилота, оказавшегося ее братом.

Руков отметил про себя, что она ничуть не опечалена его болезнью - в телевизионной раздавались голоса и смех ребят. “Светлана!” - громко позвал кто-то. Как видно, положение Александра было намного легче.

Мианов сидел на диване и что-то диктовал на магнитофон.

В комнате гулял свежий ветер, окна были распахнуты. Заслышав шаги, пилот поднял голову и отложил аппарат.

– Здравствуйте. Ну, - он улыбнулся, - не оправдались ваши надежды. Я слег за компанию с товарищами. Да вы садитесь.

– Рассказывайте, - сев, попросил Руков.
– Пока не поздно.

– Вчера я диктовал наши злоключения на Тривиане и забыл, какого числа вышли на стационарную орбиту. Потом выяснилось, что я совершенно не помню, что мы там делали первую неделю. Дальше - больше. Все заплавало, и я вызвал вас.

– Вы так спокойно об этом говорите!
– качнул головой Руков.

– А что, плакать?
– раздраженно сказал Мианов.
– Двенадцать парней лежат, Славка при смерти.или около того. Я во всей ситуации счастливчик!

Он с некоторым сожалением поглядел на Рукова и продолжал:

– Потеря идет очень плавно, я почти ничего не замечаю. Заразу на “Солнечный” все-таки принес Слава. И подобрал он ее на Тривиане, чтоб ей сойти с орбиты!… Он заразил всех наших еще там, а меня позже, уже в корабле. И экранировать Канонова вам нужно где-то со второй недели пребывания. До отлета.

– Значит, девять дней под установкой?

– Да, девять.

– Четырнадцать дней - смертельно. Четырнадцать минус девять - пять в запасе, но он болен. Это невозможно.

– Стройный расчет, - буркнул Мианов.
– Плюс еще то, что не знаю ни одной болезни с потерей памяти, которая была бы заразной.

– Ну, здесь вполне пойдет радиация, стирающая верхние слои памяти. Что-то типа лучевого передатчика. Поражает мгновенно. Скажите, вам не приходилось выходить в открытое пространство при возвращении?

– Нет. Это пока помню. Пока. Но ведь тогда нас нужно изолировать! Сегодня я, а завтра - Светланка, Анна Ивановна, Лида, вы! Как до сих пор не сделали такой простой вещи! С ума сойти!

– Излучатель был слаб, болезни хватило только на тринадцать человек и в разной степени.

– Скажите, а разве нельзя прогнать по экрану эти девять дней в ускоренном темпе?

– Можно. Но источник, повторяю, настолько слаб, что вы даже не заметили поражения. Ярослав в том числе. Спасибо, если найдем минуту заражения, не замедляя, а вы хотите ускорять.

– Я уже ничего не хочу, - проворчал Мианов.
– И так плохо, и этак невозможно!… Что ж вы желаете делать?

– Придется забирать Канонова в Институт и экранировать с промежутками, - помолчав, ответил Руков.

Глаза Мианова заблестели.

– Ну смотрите, товарищ ученый! Возвращайте нам Славку!…

Исследователь связался с Институтом и попросил привезти в Особую Палату космонавта Шестой Освоительной Ярослава Канонова.

Потом он достал пилюльку концентрата и в раздумье посмотрел на нее. Если бы такой можно было вылечить всех!…

Атомка, неутомимая и исполнительная, взяла курс на Институт. Предстояло настраивать установку.

Через два дня Руков показался в Особой. Он придирчиво оглядел ослепительные стены, белоснежные комбинезоны врачей. К нему подошла Лида, исполнявшая при больном роль сиделки. Руков не хотел брать ее в Институт, но пришлось согласиться: лежа в павильоне, космонавт звал ее сквозь стиснутые зубы, и отвлечь его не было возможности.

– Михаил Константинович, - сказала Лида, заглядывая Рукову в глаза, - ассистенты предлагают по-другому проводить выявление.

– Вот как!
– нервно фыркнул Руков. Он сильно переутомился за последнее время, да и сложная настройка аппарата отняла много сил.
– Как же, позвольте спросить?

– Не нужно начинать с раннего слоя, - нисколько не смущаясь его тоном, говорила Лида.
– Сначала мы зафиксируем самый отлет, затем несколько часов до него и так далее. Всю запись проведем в несколько ускоренном виде, компьютеры будут замедлять уже без участия больного.

Руков молчал, разглядывая листки, покрытые знаками.

– Да, действительно лучше, - пробормотал он.
– Хорошо.

Через шесть часов давайте больного в зал.

…Жгуче вспыхнули юпитеры. Вогнутая поверхность чаши с лежащим внутри космонавтом съежилась под пристальными глазами лазеров. Люди в белом провезли по монорельсу главную установку. Голубым светом зажегся стенной экран. Люди, подобно светлячкам, укрылись за переборками, оставив неподвижного космонавта наедине с бесстрастными машинами, решавшими сегодня его судьбу.

– …Три. Два. Один.

– Пуск!
– Белый зал словно вспыхнул. Десятки лиц в непроницаемых очках за перегородками вперились в экран. На его шершавой поверхности задвигались тени.

Но лишь постепенно они оформились во что-то многоцветное и рельефное. Щёлкнула кнопка записи.

Холмы поросли густой травой, маленькое солнце карабкалось вверх, багровея от усталости. Вдали воздух становился лиловым и дрожал в рассветном мареве.

– Ну и красота!… - громко прошептал кто-то невидимый.

Как бы в подтверждение этих слов точно три взмаха ножа один за другим вспороли небо, и фиолетовые полосы брызнули на его пыльную гладь. У самого горизонта зареял светолет, играючи выделывая изящные петли.

– Ты знаешь, - опять заговорил тот же голос, - странно, но я совершенно не хочу улетать…

– Зря. В этой планетке есть что-то чертовское - не могут освоить с шестой попытки!

Крупным планом показались спорящие: Ярослав и кибернетик Листов.

– Удивительно… Универсально… - пробормотал Руков.
– Показывает себя со стороны!