"Фантастика 2023-116". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Пережив еще один болезненный укол совести, я на мгновение отвлекся – но, быстро придя в себя, обратил свой взгляд на крепость. А между тем в ее воротах неистово бьются облаченные в латы защитники, силясь вытеснить из прохода два десятка дружинников Еремея. Побратим бешено рубится впереди своих людей, фактически оказавшись в полукольце врагов.
– Дурак… Никита, давай сюда наших лучников! Остальные пусть добьют окруженных, нечего людей терять! Радей!!!
На время потерявший меня в круговерти боя русич ударом щита в схватке опрокинул набок коня вместе с наездником. Затем телохранитель заработал на лоб огромную шишку – пропустил удар булавы. Тем не менее он продолжил сражаться, перерубив всаднику бедро и добив того
102
Булава, она же шестопер, или пернач – тип ударно-дробящего оружия, представляющего собой увесистый железный шар, нередко с шипами или острыми ребрами, насаженный на древко. Зачастую этот тип оружия демонстрировал статус владельца и подчеркивал его руководящее положение, в частности в среде степняков.
– Радей!!! Бери с собой два десятка, надо Еремея выручать!
Мотнув головой, новгородец зычно кликнул:
– Умир, Могута! С нами!!!
Мы едва-едва не опоздали: дюжина уцелевших в рубке куманов практически вытеснила последних недобитых воинов побратима за раскрытые створки, двое половцев уже схватились за них, стремясь как можно быстрее их закрыть! И повисли на деревянных воротах, пришпиленные к ним стрелами, словно жуки иголками… С хрустом перерубив саблю перегородившего мне путь кумана, я следующим ударом рассекаю ему горло острием меча. Сердце бешено бьется – я не могу найти Еремея среди уцелевших гридей!
Удар клина двух десятков свежих воинов вогнал защитников крепости обратно в проход, и вскоре короткая, яростная схватка завершилась их гибелью. Поначалу находясь на острие хирда, позже я притормозил, силясь найти побратима – и наконец разобрал его белое лицо с застывшими васильковыми глазами, неподвижный взгляд которых был устремлен точно вверх. Шлем Еремея сбит, через лоб от края левой брови и практически прямо через нос ко рту тянется кровавая полоса от широкого сабельного удара. Не уберегся брат, не уберегся…
Склонившись над верным товарищем, я очень аккуратно – как будто теперь это имеет значение – взял его голову в руки. Тепло еще не оставило его тело. Может, жив?! Чувствуя отчаянный стук в груди, я вытаскиваю Еремея из-под двух воинов, павших после, – не обращая внимания, что побратим лежит в огромной луже крови. Вытягиваю его на свет… Тщетно. Зрачки никак не реагируют на солнечные лучи – сердце уже остановилось.
Долгую минуту я стою на коленях перед телом близкого человека. Из груди рвется крик, но я почему-то молчу. Какое-то отупение и полное ко всему равнодушие накатывают на меня, и я просто смотрю на лицо побратима, лишь твержу про себя: «Это все не по-настоящему… не по-настоящему…»
Отчаянный бабий визг приводит меня в чувство: после гибели последних защитников крепости опьяненные кровью воины разбрелись по не такому уж большому внутреннему двору, также заставленному шатрами. И вот на моих глазах два касога вытащили упирающуюся степнячку из шатра, с треском разорвав на ней платье и уже широко разведя полные белые ноги.
– Остановитесь!
Горцы будто не слышат меня, с похотливым хохотом оголяя бабе грудь и жадно ее тиская.
В голове будто что-то взрывается, перед глазами встает багровая пелена, и я в три прыжка покрываю разделяющее нас расстояние, взревев по-звериному. Касоги наконец-то обращают на меня внимание, в их глазах появляется страх… Но прежде чем я успеваю пролить кровь своих же воинов, к ним подскакивает Радей и тяжеленным ударом щита сбивает замершего над бабой горца. Тот отлетает в сторону, но и мне приходится придержать меч, чтобы не задеть
дружинника.– Вам что воевода приказал?! Баб не трогать до окончания боя!!!
Второй касог лишь часто закивал, отползая в сторону, а я поймал взгляд русича и благодарно тому кивнул. Кажется, я мог натворить дел, и Радей вовремя вмешался – но в то же время эта вспышка привела меня в чувство.
– Проверить все шатры, ищем наших полоненных! Никита, поднимай лучников на стену, если кого из мужиков-половцев увидят, пусть бьют сразу.
Дождавшись, пока десятник отправится выполнять мой приказ, я кивком подозвал новгородца, и мы направились к большому, стоящему чуть в стороне шатру, выстланному разноцветными, яркими тканями.
– Как рука?
Русич скосил глаза к левой, все еще удерживающей щит:
– Болит.
– Надо обработать.
– Лекарь на ладье сидит.
Вот и весь разговор. Да, новгородец немногословен, но верен – а еще он единственный остался подле меня из тех, кто был в самом начале пути…
Возмущенный мужской крик и отчаянный женский… наверное, это можно назвать рыком, заставили нас ускориться. Вскоре перед глазами предстала очередная мерзкая картина расправы захватчиков над побежденными. Правда, в несколько необычном варианте: троица воинов держится на почтительном расстоянии от молодой русоволосой девки, стиснувшей в руках саблю с темным, волнистым узором на клинке. Лезвие ее уже испачкано кровью, а один из воинов зажимает глубокий порез на предплечье. Его товарищ уже приготовился метнуть топор, когда я гаркнул:
– Стой!!!
Воин обернулся. В отличие от касогов варяги более дисциплинированны – они почтительно расступаются передо мной, пропуская вперед.
А девка хороша… Красиво очерченные брови, большие зеленые глаза, пухленькие щечки и полные, сейчас гневно кривящиеся губы. По плечам ниспадают длинные, искрящиеся на солнце русые волосы, перехваченные на лбу кожаным ремешком. Но более всего меня зацепил взгляд девки, в котором на равных плещутся животный страх и в то же время отчаянная решимость драться до конца!
– Брось!
Девушка среагировала на мой крик тем, что прыгнула вперед и довольно умело рубанула саблей наискось, с оттягом. Но я легко перекрылся плоскостью меча (щит остался у тела Еремея), стремительно перехватил вооруженное запястье и с силой ударил рукоятью в хрупкий девичий подбородок. Подломившись в коленях, половчанка безвольным кулем свалилась к моим ногам.
Хмыкнув, я поднял на плечо теплое, чем-то сладким пахнущее женское тело, после чего подозвал Радея:
– Заходи в шатер. Сейчас рану обработаем.
В полумраке шатра я поначалу с трудом различаю его обитателей: еще довольно приятную взрослую женщину, чью красоту, на мой взгляд, портит излишняя полнота, и двух маленьких девочек, которых эта самая женщина крепко к себе прижимает. При виде девушки на моем плече все они жалобно, как-то протяжно завыли.
– Молчать!!!
Бросив боевитую половчанку на лежанку из шкур, я жестом пригласил Радея присесть.
– Показывай, что тут…
На самом деле все выглядит не так уж плохо: наконечник пробил дерево и вонзился в тело, но не прошил руку и, кажется, застрял не слишком глубоко.
– Эй! Ты меня понимаешь?
Взрослая женщина, по-видимому мать девчонок, отрицательно мотнула головой. Тогда я рукой показал на незажженный очаг, сложенный из камней, и пустой котелок:
– Воды! Быстро!!!
Половчанка дернулась от моего крика, словно от удара. Вновь заскулили девчонки. Как же тяжело…
– Набери воды и разожги очаг!
В этот раз она все поняла и принялась суетливо складывать заранее заготовленные дрова между камней. Я взял кусок какой-то более или менее чистой льняной ткани, валявшийся у стенки. Понюхав, убедился, что ткань чистая – наверняка держали про запас, на одежду. Достав ножик, я принялся распускать полотно на широкие полоски.