"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Ленин
Прошло уже не менее четверти часа, а они все сидели молча друг напротив друга, помешивая давно остывший чай, хрустя ломкой баранкой и поглядывая исподлобья на визави, думая каждый о своем, но занимаясь при этом исключительно личностью собеседника.
Ленин, как ни старался, не мог уловить в глазах монарха хотя бы след обиды или злорадства, как не услышал ни одного слова упрека по поводу трагических событий в Финляндии. Казалось, император вообще не был удивлен таким развитием событий с буйством националистов, окончательно откинувших даже видимость революционной риторики и активно занимающихся окончательным решением русского вопроса в княжестве.
Вот, кажется, прямой повод топтать и ничтожить. А он сидит молча, в глазах непонятная грусть
Император же с непонятной, гнетущей ностальгией смотрел на человека, которого столько времени считал своим учителем, кому старался подражать, чьи идеи защищал и претворял в жизнь, пока не увидел пугающую разницу между марксистской теорией и революционной практикой. В частности, действительность разбивала вдребезги постулат Маркса «у пролетариата нет Отечества» и убежденность Ленина в природном интернационализме трудящихся. События в Финляндии в 1918-м и в Польше в 1920-м продемонстрировали совершенно другое, очень даже национальное лицо рабочих и крестьян.
Помня это, Сталин попытался в 1922-м провести свой собственный проект построения социалистического государства – без всякого союза независимых стран, с включением всех национальных окраин в состав Советской России… Ух, какой жестокий конфликт с Лениным пришлось тогда выдержать и отступить… А во время Великой Отечественной войны все стало ясно окончательно. Пролетарский интернационализм – польский, болгарский, венгерский, немецкий – просыпался тем сильнее, чем решительнее наступала Советская армия, чем неотвратимее был виден крах Третьего рейха.
А в июне 1941-го никаким интернационализмом и не пахло. Европейские трудящиеся с удовольствием, наперегонки спешили поучаствовать в «дранг нах остен», и самый капиталистический капиталист из Европы был им ближе, милее и понятнее, чем «русские варвары» из Страны Советов. Наиболее прогрессивный, с точки зрения Маркса и Ленина, немецкий пролетариат с удовольствием шел на сговор с национальной буржуазией и под ее руководством радостно, с песней отправлялся унижать, убивать, колонизировать и грабить своих классовых собратьев на востоке.
И только получив от души по морде, выплевывая выбитые зубы, европейский пролетарий вспоминал о солидарности трудящихся. Но не раньше. Понял ли это Ильич, ощутив на своей шкуре ледяное дыхание этнических чисток, или считает все произошедшее лишь исключением, подтверждающим правило? Ах, как не хочется поднимать этот колючий вопрос, но придется…
– Владимир Ильич, поделитесь вашими выводами из произошедшего… пожалуйста, – тихо произнес император, подняв глаза на революционера.
– Вы про эксцессы с участием финских патриотов? – Ленин со звоном бросил чайную ложечку на блюдце. – Да, это крайне неприятно. Однако необходимо отличать национализм нации угнетающей и нации угнетенной, национализм большой нации и нации маленькой. По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми [335] . Антирусский национализм есть оборонительная форма, некоторая уродливая форма против национализма русского… Досадно, что в некоторых местах этот оборонительный национализм превратился в наступательный. Но главное, что таким образом будет разрушена основа эксплуатации человека человеком – частная собственность на средства производства.
335
Из статьи В. Ленина «К вопросу о национальностях или об „автономизации“» 30–31 декабря 1922 г.
– Вы считаете, что национализм может предотвратить эксплуатацию человека человеком? – поднял бровь монарх.
– Нет, конечно! – раздраженно поморщился Ленин. – Сам по себе национализм не противоречит эксплуатации. Но если он может сплотить рабочих и перевести их борьбу из сугубо экономической плоскости
в политическую, то его можно и нужно использовать как инструмент консолидации масс…– То есть вы не намерены призвать финских товарищей к соблюдению принципов интернационализма? – поинтересовался император.
– Интернационализм со стороны угнетающей или так называемой великой нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда), – спорил Ленин, – должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возместило бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически. Кто не понял этого, тот не понял действительно пролетарского отношения к национальному вопросу, тот остался, в сущности, на точке зрения мелкобуржуазной и поэтому не может не скатываться ежеминутно к буржуазной точке зрения [336] .
336
Там же.
– Оно уже и так присутствует, это неравноправие, – пожал плечами монарх. – В Финляндии никогда не было крепостного права, всегда работали местные органы власти и местный парламент, существовала независимая от российской судебная и правовая система…
– Вы не понимаете! – покачал головой Ленин. – Национальная автономия и национальная идентичность тут вообще ни при чем. Трудящиеся Финляндии недовольны эксплуатацией, частной собственностью, вообще капиталистическими отношениями. Но прорывается это недовольство в виде национального противостояния… Это временно. По мере роста политического образования масс местечковый национализм будет ослабевать и полностью исчезнет, как только эксплуатация человека человеком уйдет в прошлое.
– Вы полагаете, в социалистическом государстве, где отсутствует частная собственность, столкновений на национальной почве быть не может?
– Исключено! – отрубил Ленин, хлопнув ладонью по столу. – Нации и национализм – это порождение исключительно эксплуататорских классов. С их ликвидацией сгинет какая-либо причина для межнациональной розни…
– А пока они есть…
– До тех пор наша партия будет считать своим долгом защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ [337] .
337
Из статьи В. Ленина «К вопросу о национальностях или об „автономизации“» 30–31 декабря 1922 г.
– Не слишком ли самонадеянно и… идеалистично? – парировал царь.
– Не более, чем ваши попытки поставить на службу обществу капиталистов и религиозных мракобесов. Предположение, что царские чиновники, буржуазия и клерикальное духовенство, а равно и их наследнички способны построить новое, справедливое общество – это самый большой и беспардонный идеализм, – жестко отрубил Ленин.
– Эко вы круто… – закряхтел император, поперхнувшись чаем. – Как беспощадно вы только что прошлись по капиталисту Энгельсу и сыну раввина Марксу… Да и себя, сына царского чиновника, не пожалели…
Ленин на секунду завис.
– Вы не понимаете, это другое! – тряхнув лобастой головой, ответил он и принялся ожесточенно перемешивать несуществующий сахар в чашке с чаем.
«Ну вот и поговорили, – подумал император. – У Старика всегда было потрясающее чутье на политическую целесообразность в борьбе за власть. Он видит, что я последовательно выбиваю у него традиционные козыри: требование восьмичасового рабочего дня, отпуска и страховки, отмену штрафов и оплату сверхурочных. И поэтому железной хваткой уцепился за вечное – за обиженные малые нации, уязвленные уже тем, что они малые. Не получится использовать для своих целей окраинных националистов, он легко и непринужденно подведет идеологическую базу для любой другой социальной группы, позволяющей вскарабкаться на вершину власти. И ничего с ним не поделаешь. Неприручаем. Остается последний аргумент, и, если не получится, предложим заниматься исключительно теорией… в Горках!»