"Фантастика 2023-130". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Селище имело правильную прямоугольную планировку, и поэтому практически вся площадь просматривалась из любой точки. Когда из хаты, в которой находился Муса, вышла Меланья, ее поведение показалось Марселю странным: женщина была чем-то взволнована. Могучая грудь знахарки часто вздымалась, и она даже приложила к ней ладонь, чтобы успокоиться. Сделав несколько шагов, она вдруг закрыла лицо руками и расплакалась. Подумав, что произошло какое-то несчастье, Марсель уже хотел подойти к ней, но в этот момент Меланья резко вскинула голову и быстрым шагом направилась к срубному колодцу, который находился в самом центре селища. Подойдя к нему, она зачерпнула воды и умылась. Марселю вдруг стало стыдно, словно
— Здоров ты дрыхнуть, Баламошка, — заметил он, прищурившись. — Я уже подумал, что ты того, слишком в роль священника покойного вжился.
— Не дождешься, — усмехнулся историк, снимая с себя маску.
— И как ты можешь все время в этой штуке ходить? — удивился мужик, кивая в сторону фальшивого лица. — Я бы, наверное, давно умом тронулся.
— Все не так плохо, как тебе могло показаться, — отозвался Марсель. — Примерь, сам увидишь.
— Чтобы я на себя вещи мертвеца цеплял? — ужаснулся здоровяк. — Ну, нет уж, обойдусь.
— А что такого?
— Не принято это у нас. — Курьян встал с лавки и прошелся по комнате, разминая затекшую спину. — Я думал, ты знаешь. Ну а такую вещь, как маску, надеть — это вообще мало кто отважится сделать. Он ведь сколько времени в этой штуке проходил? Почти сросся с ней. Вообще, по-хорошему, его бы нужно было с ней вместе и сжечь.
— Зачем?
— А вдруг она ему в Нави понадобится? Что, если он без нее до цели своей не дойдет? Не знаю, как ты, а я не хочу отвечать за это.
Подобные речи стали для Марселя совершенной неожиданностью, потому что его друг никогда прежде не отличался особой рьяностью в поклонении славянским богам — может быть, упоминал пару раз, но только и всего. Теперь же историк увидел его с очередной неожиданной стороны и подумал, что многого еще о нем не знает. В историке вдруг проснулся исследователь, почуявший, что появилась возможность узнать что-то новое.
— Ты зря переживаешь, — с нарочитым спокойствием усмехнулся Марсель. — Это у тебя Навь и река Смородина. Кирилл христианином был, к нему ваши ритуалы не относятся.
— Может, и так, — пожал плечами Курьян. — А может, и эдак. По мне — так любому человеку на том свете лишний амулет не помешает.
— Тоже верно, — согласился историк, с удовольствием отметив про себя, что его собеседник перестал хмуриться и снова стал самим собой. — А что, ты хорошо Меланью знаешь?
— Меланью-то? — удивился мужик такой резкой смене темы разговора. — Да уж лучше многих. А на кой она тебе? Понравилась, что ли?
— Возможно. Но не мне. Так что скажешь?
— Ну… — Курьян неопределенно пожал плечами. — Не знаю. Отец ее был известным на всю округу ведьмаком. Знаешь, кто это такие?
— Да, слышал.
— Дочь пошла по его стопам, но больно строптива всегда была. Да и, сам видишь, не из тех, кто мужикам-то нравится. В какой-то момент она обозлилась на всех, что ли. И раньше подарком не была, а в последнее время как с цепи сорвалась — чуть что, за словом в карман не полезет. Может и в глаз дать, если что не понравится. В остальном хорошая баба,
хозяйственная. Жалко мне ее.— Почему?
— Так она небось не девочка уже, а семьи все нет. И вряд ли появится. Меланья гордая, сама никому навязываться не станет.
— Ясно. Что ж, спасибо.
Марсель прошелся по избе с задумчивым видом. Если он правильно все понял, то у них могла появиться проблема в лице влюбленной бабы и его телохранителя, который, скорее всего, не особо задумывался о местных порядках и обычаях. Историк был далек от мысли обвинять мавра в чем-либо, однако имел слабое представление о том, как тот относился к славянскому населению. Считал ли он их равными себе — или же видел в них лишь варваров, поклонявшихся непонятным ему богам? Может быть, стоило поговорить с ним, чтобы уберечь Меланью? С другой стороны, с чего он взял, будто между Мусой и знахаркой что-то есть? Однако шестое чувство подсказывало ему, что дело именно в этом. Постояв в нерешительности некоторое время, Марсель решил все же проведать раненого, чтобы убедиться в том, что их миссии ничто не угрожает. Надев маску и надвинув на лицо капюшон, он вышел за дверь. Снаружи стояла прекрасная погода, и ему вдруг захотелось скинуть с себя надоевшую накидку и прогуляться по окрестностям, но он отогнал от себя эту мысль. Всему свое время, сказал себе Марсель, он еще успеет наделать глупостей, а пока нужно быть осторожнее.
Муса лежал на прежнем месте, но, судя по всему, чувствовал себя значительно лучше. Задумчиво глядя в потолок, он насвистывал какую-то мелодию и производил впечатление человека, который вполне доволен жизнью. В какой-то момент Марсель даже подумал, что ранение пошло ему на пользу — во всяком случае, он раньше не видел его таким умиротворенным. Меланьи в помещении не было, и историк решил, что это к лучшему — все же мужской разговор не предполагал присутствия рядом женщин.
— Как ты? — обратился он к раненому.
— Хорошо, — ответил мавр и слегка приподнялся, чтобы продемонстрировать, что идет на поправку. Однако рана все еще давала о себе знать, и он тут же поморщился от боли.
— Отдыхай, — кивнул Марсель. — Чем больше будешь двигаться, тем дольше мы здесь пробудем.
Историк пытался придумать повод перевести разговор на интересующую его тему, но Муса успел заговорить первым:
— Женщины. Здесь. Какие они?
— А мне откуда знать? — искренне удивился историк, вовремя вспомнив о своей роли священника.
— Говорил, родился здесь, — объяснил мавр. — Думал, знаешь.
— Женщины как женщины, — неопределенно пожал плечами Марсель. — Как и везде.
— Нет, не везде, — покачал головой Муса, мечтательно глядя в окно. — Сильные, большие. Тут. Красивые. Смелые.
— Ах, вон ты о чем. Ну да, не без этого.
Историк вспомнил о том, как африканцы относились к русским женщинам в его мире, и подумал, что с древних времен почти ничего не изменилось — то, что для славянина было естественным, многими другими народами воспринималось как нечто выдающееся. Попытавшись поставить себя на место мавра, Марсель приподнял брови: действительно, Меланья была чуть ли не идеалом красоты — крупная, чтобы рожать детей, мягкая, чтобы любить, белая, чтобы любоваться.
— Странные имена здесь, — вдруг заявил Муса. — Все наоборот.
— О чем ты? Не понимаю.
— Меланья. Говорит, имя значит «темная». Разве так? Нужно иначе. Белая. Абьяд. Как Луна. Хиляль.
— Да, наверное, ты прав.
— Прав.
Приглядевшись к мавру внимательнее, Марсель заметил у того в глазах что-то похожее на тоску и поинтересовался, что его беспокоит. Муса неопределенно взмахнул рукой, продолжая думать о чем-то своем, а затем взглянул на ученого и спросил:
— Обещание твое. Слово. Сдержишь?