"Фантастика 2023-130". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Войдя в избу, где находился Муса, историк застал пациента в том же положении, что и раньше. Увидев начальника, мавр удивленно взглянул на него, но ничего не сказал. Марсель же, выдержав многозначительную паузу, заявил:
— Я говорил с Меланьей. Не перебивай. Не могу сказать, что она мне сильно нравится, но истинная любовь — это богоугодное дело. А у вас, как я понимаю, все взаимно. Любишь ее?
— Люблю, — кивнул Муса.
— Хорошо. Тебе нужно, чтобы я освободил тебя от клятвы? Я освобождаю тебя. Можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Хоть сейчас езжай на все четыре стороны.
Заметив, что мавр смотрит на него с недоверием, Марсель подумал, что, вероятно, нужно было сделать еще что-то,
— Подожди. Твое лицо. Я хочу увидеть его. Чтобы помнить.
Такой поворот не входил в намерения Марселя, и он замер на месте, пытаясь решить, стоит ли подвергать себя такому риску. Но уже в следующий момент ему пришло в голову, что молчание может быть истолковано неверно, и он, повернувшись к Мусе, откинул капюшон и медленно снял маску, внимательно наблюдая за реакцией раненого.
— След. Остался. — Мавр провел рукой по своему лицу, показывая на то место, где у Марселя был шрам. — Помню. Не забуду.
Поняв, что опасности больше нет, историк вздохнул с облегчением — судя по всему, Муса видел Кирилла без маски так давно, что образ священника стерся из его памяти. Марселю было интересно, каким образом Кирилл получил свой шрам, — из слов Мусы выходило, что он как-то был с этим связан. Однако выяснить это у него не было никакой возможности. Вот и замечательно, подумал он, одной проблемой меньше. Теперь нужно было только выяснить планы Мусы на будущее — и можно продолжать путь. Он не был уверен в том, что сможет общаться с остальными охранниками, которые вообще не говорили по-русски, но решил, что как-нибудь разберется с ними. Курьян рассказал ему о том, что они никак не хотели оставлять начальника, пока тот сам не приказал им переселиться в соседнюю избу. Возможно, он сделал это для того, чтобы иметь возможность побыть с Меланьей наедине. С тех пор их вообще не было видно — скорее всего, воины настолько привыкли подчиняться приказам Мусы, что вышли бы оттуда только в случае крайней необходимости.
— Значит, домой поедешь? — Марсель обратился к мавру, кивнув в сторону двери.
— Поеду, — отозвался Муса, на лице которого все еще было выражение невыразимой радости человека, которому больше не нужно было никому подчиняться. Однако уже в следующий момент он нахмурился и взглянул на ученого, словно вспомнил о чем-то важном.
— Что? — спросил историк.
— Закончить дело, — решительно кивнул мавр. — Владимир.
— Ты больше ничего мне не должен. — Марсель покачал головой. — Я освободил тебя от клятвы, помнишь?
— Да. Но закончить надо. Иначе не смогу вернуться. Нельзя так.
Историк с удивлением взглянул на Мусу, который, судя по всему, твердо решил довести начатое до конца. Конечно, он и не думал отказываться от помощи такого опытного солдата, однако все же решил еще раз уточнить:
— Ты можешь прямо сейчас вместе с Меланьей уехать, и тогда мы больше никогда не встретимся с тобой. В седельных сумках золото, возьми, сколько нужно. Начнешь новую жизнь, разве не этого ты хотел?
— Нет, — заявил мавр, гордо поднимая голову. — Хотел свободу, чтобы самому решать. Теперь свободен. Решил. Поеду с тобой. Потом вернусь за Меланьей. Она будет ждать.
— Это твое право.
— Да, мое.
Повертев в руках маску, в которой больше не было необходимости, историк кивнул Мусе и вышел за дверь, с удовольствием подставив лицо солнцу. Увидев, как Тимоха, который в этот момент проходил мимо, уставился на него, он усмехнулся такой реакции и помахал ему рукой. Тот
нерешительно ответил, но тут же, испугавшись чего-то, ускорил шаг. «Неужели я такой страшный?» — мысленно удивился Марсель. Может быть, ему не стоило вот так просто из таинственного иноземца превращаться в обычного человека?Пожав плечами, историк неторопливо прогулялся по селищу и, сопровождаемый заинтересованными взглядами местных жителей, наконец вернулся в свое временное жилище. Курьян, только увидев его, вдруг расхохотался:
— Ты чего маску снял, изверг?
— Не понял, — остановился на пороге Марсель.
— Зачем, говорю, маску снял?
— Надоела — снял. А в чем дело?
— Да меня Тимоха донимал вопросами: кто ты да почему с этой штукой на лице ходишь. Ну, я и сказал ему, что тебя сам Ний своей печатью отметил. Что, мол, если снимешь ее — беды страшные на землю обрушатся. Не успел тебе рассказать об этом.
— Ну а кум твой, как я погляжу, уже разнес эту байку по всей округе.
— Да уж будь уверен.
— Тьфу ты, дурак, — не выдержал Марсель и рассмеялся. — И что теперь делать будем?
— А ничего, — махнул рукой Курьян. — Пусть боятся, меньше приставать будут.
— А они не решат нас Нию вернуть? Так, на всякий случай.
— Нет, здесь народ миролюбивый.
— То-то я смотрю, у них камни такие мягкие да ласковые, — усмехнулся историк.
В этот момент в дверь постучали, и Марсель, повернувшись, увидел Меланью, которая кивнула Курьяну и молча поманила историка за собой. Удивившись такой таинственности, он вышел на крыльцо и вопросительно взглянул на знахарку. Та замялась на несколько секунд, а потом выдала:
— Ты это хорошо сделал, низкий тебе поклон. Муса мне все рассказал.
— Нужно было сделать это давно.
— Тогда мы бы с ним не встретились. Возможно, он должен был служить тебе так долго, чтобы дойти до меня.
Марселю понравилась эта мысль, и он подумал, что, возможно, Кирилл в жизни мавра играл роль этакого фатума, который вел его к конечной цели, пусть даже против желания.
— Что ж, я рад, что смог сделать тебя счастливой, — кивнул он. — Но Муса, если ты не знаешь, решил сопровождать меня в Киев. Я не просил его об этом.
— Да, он говорил. Но теперь Муса пойдет с тобой не как слуга, а как вольный человек, у которого есть право принимать решения. Это важно. Постарайся, чтобы он вернулся, а я уж дождусь его.
— Ты мудрая женщина, — уважительно наклонил голову лжесвященник. — Я сделаю все, что от меня зависит…
Глядя на то, как Меланья идет по направлению к избе, в которой лежал ее жених, историк снова попытался увидеть ее глазами мавра и опять был вынужден признаться себе, что у любви не может быть общих критериев, чтобы установить ее истинность. Ему вдруг стало грустно. Дожив до сорока, он не только до сих пор оставался холостяком, но и вообще не имел никого на примете. Впрочем, историк никогда и не стремился создать семью во что бы то ни стало, но все же иногда по ночам ему было одиноко. В такие моменты Марсель задумывался о прожитой жизни и, как правило, приходил к неутешительному для себя выводу, что все его профессиональные достижения не имели никакого значения ни для него самого, ни для кого бы то ни было. А теперь, без своих студентов, чем он мог вообще похвастаться?
— Чего грустишь, Баламошка? — Услышав за спиной голос Курьяна, историк обернулся, стараясь придать лицу безмятежное выражение.
— Грущу? Я? И не думал. Ты в курсе, что Меланья замуж собралась?
— Да? За кого же?
— А ты угадай.
— Хм… — Курьян почесал нос и, поразмыслив несколько секунд, беспомощно развел руки в стороны. — Не знаю, расскажи.
— За Мусу нашего.
— За черненького?! — поразился мужик. — Ты смотри, какой прыткий! Это как же он так быстро сумел… Постой, а может, это она его — того? А?