"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26

А я всё также с наушниками на голове продолжал командовать:

– Стоп машины. Первый аппарат товсь.

– Есть товсь!

– Первый пли.

– Торпеда ушла, – подтвердили из торпедного отсека.

– Рули на левый борт, самый полный, – отдал я приказ и скинул наушники, делая вид, что опасаюсь оглохнуть от взрыва.

Торпеда шла точно, так что я был уверен, что попаду. И не ошибся, торпеда попала в корпус, справа по борту перед рубкой, метрах в шести от неё. Гидроудар до нас дошёл ослабленным.

– Слышу разрушение корпуса, – доложил акустик, забравший у меня наушники. – Вражеская лодка идёт ко дну.

– Всплываем. Поднять антенну, – приказал я. Пока Звягин выполнял приказ, я подошёл к радиорубке и продиктовал Марине, которая записывала: – Подготовить сообщение: «Одному из эсминцев подойти к борту». Лейтенант, у вас есть как подать сигнал, что связь ненадёжная? Что враг слушает нас?

– Код двенадцать ноль, переход на резервный шифр.

– Передайте.

Она быстро всё зашифровала, и когда мы уже всплыли и подняли антенну, стала отстукивать сообщение. Я как раз оделся и поднимался наверх, когда вестовой передал мне, что сообщение ушло, приём с «Мурманска» подтвердили.

Мы подошли к месту, где виднелось пятно масла и соляры, да и мелкие вещи всплывали на глазах. Я подумал, не вызвать ли боцмана с багром, чтобы поднять несколько вещей, но решил не рисковать: волны захлёстывали верхнюю палубу. Причём погода по местным меркам была вполне спокойная, просто ветер и волны.

Один из сигнальщиков сообщил, что к нам спешит эсминец, второй продолжал поиски. Всё же я вызвал боцмана с тросом и «кошкой», и тот смог поднять несколько вещей, которые тут же забрал особист. Когда к борту подошёл эсминец, я подтвердил капитану, что вражеская субмарина уничтожена, и сообщил, что есть вторая. Кроме того, велел принять пакет и срочно доставить на базу. Особист уже всё приготовил, и даже часть находок, поднятых с воды, вложил внутрь.

С эсминца кинули линь, по которому сумка с пакетом и перелетела к ним на борт, после чего эсминец, набирая ход, рванул к базе. А мы, дав полный ход, направились обратно к устью. Теперь ищем Паркинсона: спускать такое точно не стоит.

Британцы действительно охотились за мной, я правду сообщил, и план у них вполне рабочий: торпедировать мою подлодку в надводном положении плюс крейсер для отвода глаз (чтоб не заподозрили, что охота идёт именно на меня), засветив при этом рубку немецкой «семёрки». А почему меня, стоит только догадываться, видимо команда британской субмарины сама об этом ничего не знала.

Я направился к берегу слева от устья. Там Взор ничего не показал, кроме корпуса затонувшей подлодки, но она оказалась бывшей советской, и я просто проверил: мало ли, третья будет. Потом я свернул вправо и обнаружил, что навстречу на полном ходу идёт знакомая «семёрка», глубина – шестьдесят метров.

Я сообщил об обнаружении вражеской подлодки, причём тем шифром, который был вскрыт, поскольку приказа о переходе на резервный пока не поступало: видимо, контрразведка решила начать свою игру. После этого я ушёл под воду.

Атаковать британцев на их трофее было детской игрой: они меня слышали, но не видели, а я их видел и слышал. Когда я вышел в атаку, они услышали пуск торпеды и попытались сманеврировать, но у них не получилось: торпеда попала в нос, носовой отсек был практически разорван. Благо торпеды не сдетонировали, хотя их всего три и было в носовых аппаратах.

Команда тут же стала продувать балластные цистерны, и получилось так, что корма стала легче носа и лодка всплыла кормой вперёд, как поплавок. Один из наших эсминцев (второй, которого мы использовали как посыльного, уже скрылся в устье залива) тут же подскочил и начал заводить концы, спустив две шлюпки. Матросы в них вымокли с ног до головы, но концы завели, и это позволило буксировать лодку на мель.

Паркинсон, как я видел, валялся с пробитой головой, жив, но без сознания. Его старпом, понимая, что если их арестуют, будет скандал и, по сути, они смертники (все матросы и офицеры были в форме немецких подводников), решил, что попадать в наши руки ни в коем случае нельзя, и начал заполнять цистерны. Несколько матросов, которые сдрейфили и хотели жить, активно ему мешали. Дело дошло до драки, и это позволило матросам с эсминца успеть закрепить концы.

Однако офицер, достав пистолет скрытого ношения, расстрелял взбунтовавшихся матросов и всё же активировал наполнение балластных цистерн. Лодка начала тонуть, тросы натянулись. От базы к нам спешил ледокол, он же и буксир, а эсминец, несмотря на то, что его сильно перекосило набок, только ускорил движение, надеясь всё же дотащить лодку до мели.

Моя лодка находилась неподалёку, шла на малом ходу под дизелями. Мы с Гаджиевым наблюдали за происходящим, обмениваясь мнениями о том, что, по сути, ни британцам, ни нам свидетели не нужны. Проще записать, что у входа на базу уничтожены две вражеские субмарины – так будет лучше для всех.

Кстати, бортовой журнал я пока не заполнял и сейчас, оставив Гаджиева наверху, спустился и заполнил его, отметив лодки именно как вражеские, а не британские. Естественно, о «подслушанном разговоре» я не упоминал, это не та информация, которую стоит вот так афишировать. Написал и рапорты.

А «семёрку» не дотащили: тросы полопались, и она пошла на дно. Точнее, легла, потому что глубина там была уже тридцать метров, и лодка, которую тащил эсминец, скребла изувеченной носовой частью по дну. Для эсминца это тоже даром не прошло: тросы повредили борт, прорезав в них пробоины, не до ватерлинии, но всё равно придётся вставать на ремонт.

Я уже отправил на базу сообщение о том, что воды вокруг пусты и можно выводить «Мурманск», но командование решило не рисковать, и выход отложили на несколько дней. А нам пришёл приказ возвращаться, что мы и делали в надводном положении. Ледокол покрутился над местом гибели «семёрки» (я видел, что в некоторых отсеках ещё были живые, но это ненадолго) и направился следом за нами.

С базы мы вышли на рассвете, а возвращались ночью. Встав на своё место у пристани, я оставил лодку на Звягина, а сам с особистом и Гаджиевым, прихватив рапорты, направился в штаб – посыльный уже прибыл и ожидал.

В штабе доложился лично командующему, член Военного совета тоже присутствовал, потом было собеседование с особистами, которые полностью согласились с моим мнением: не было никаких британцев, утопили две немецкие подлодки, и точка. Меня поздравили с победой, велели писать наградные на команду, после чего отпустили.

Вернувшись на лодку, я проверил, как дела на борту и, поскольку в ближайшие два дня базу мы покидать не будем, разрешил увольнения на берег. У многих здесь были семьи, и семейных всех отпустили. Отпустили и Марину: на базе без особой надобности рации не используют, тут в основном посыльные или телефоны. Когда мы подошли к причалу, энергосистемы лодки подключили к внешнему источнику питания, так что в рубке у вахтенного имелся телефон с прямой связью со штабом нашей бригады. Это недавнее нововведение: когда я улетал в Москву, такого ещё не было.