"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26

Башня вернула ему эти записки сумасшедшего — но ровно тогда, когда посчитала нужным.

— Что ты покажешь мне, что, — пробормотал Гаер, листая хрупкие как сухие пленки листы, — Провал станцуешь? Перевернутый Мост? Ржавую Кровь?

Свет уходил, длинные волосы выбирали его искры, гасили собой. Манкурты рассредоточились, подчиняясь воле арматора. Поймать опытный образец, доставить обратно — чего сложного, если опыт и сила, если Башня на их стороне, если оружие верное Статуту, стайное, сопряженной валентности, дружное.

Ведущий манкурт вскинул руку, сжал кулак, без слов веля расчету остановиться.

Тварь подопытная не пряталась и не бежала больше.

Стояла, привалившись к стене. Будто ждала своих преследователей.

Рассредоточились, и вторая группа вышла с другой стороны коридора, забирая добычу в клещи.

И тут Третий повернул голову и посмотрел прямо в глаза старшему. Качнулся, переступил шатко, словно ловя равновесие на жердочке, повел руками, концами пальцев чертя по стене, и та вспыхнула чернотой…

Манкурт вскинул к плечу оружие.

Гаер смотрел, забыв про шпаргалочника Витрувия. Молчал Эдельвейс, арматор слышал в коммуникаторе его дыхание — сдержанное, испуганное, как у ребенка, прячущегося от грозы под кроватью.

Затылок взмок от пота.

Третий танцевал.

Его не учили этому, не говорили что так можно. Он действовал интуитивно. Загнанный в угол, одуревший от боли, отбивался своим естественным оружием.

Третий танцевал. Свет то открывал глаза, то скатывался в обморок, и коридор виделся зыбкими полосами, вспышками. Коридор менялся. Стены падали, как высокая скошенная трава, потолок становился полом, манкуртов скрутило и раскидало, точно оловянных солдатиков в коробке.

Едва ли они понимали, что происходит. Стреляли, пытались собраться, но проклятый коридор метался, бредил, как человек в лихорадке, а Третий оказывался то близко, то далеко, и не понять было, не разглядеть, как он двигается.

Гаер крепко сплел пальцы и смотрел. Моргнул, а Третий за взмах ресниц как в воду канул. Обнаружился уже за несколько коридоров от исходного. Судя по потому, как ошалело таращился и царапал стену, сам не понимал, что произошло.

Выход маячил совсем близко, заветным, заслуженным призом.

Гаер откинулся на разболтанную спинку стула. Довольно потянулся, забросив жилистые руки в плетях татуировок за голову.

— Остановить его?

— Не стоит лезть под удар. У него все же, поразительное стремление к свободе. Однако в мороз и с дырой в брюхе он далеко не уберется. Вырубится — и мы возьмем его, холод тормозит регенерацию Третьих процентов на восемьдесят…

Последняя дверь выпустила его в снег. Белое месиво поглотило щиколотки, голени, колени. Юга упрямо двинулся вперед, а когда оглянулся (спустя лишь пару трудных шагов) вдалеке тянулась вверх черная спица.

Башня, вспомнил он.

Башня уходила наверх, а он словно спускался вниз, с каждым шагом. По бедра. По пояс. По грудь. Снега было слишком много, а он был — один.

— Иллюзион, — неразборчиво бормотнул Гаер, сжимая зубами мундштук трубки и шарясь по ящикам в поисках спичек.

— Простите? — невозмутимый Эдельвейс, казалось, был не слегка оглушен.

— Он танцевал Иллюзион, — Гаер нашел спички и теперь старательно надувал щеки, раскуривая табак, — Черную Марку, если не наврал наш проказник-вивисектор Витрувий. Ты вот что. Пройдись-ка по коридорам, собери этих, из отряда…кого найдешь.

***

Сначала услышал рокот — ровно механический. Перемалывающая белый снежистый воздух мясорубка. Шаги и возбужденно перекликающееся разноголосье:

— Ох, еба-а-ать…

— Сколько раз просил при мне не выражаться.

— Неужто живой? Ребята, давайте, есть шанс…

— И откуда он здесь только взялся, а? Подозрительно мне это.

— Ах, оставьте ваши досужие домыслы, давайте сначала… Вот так, вот так. Хорошо.

Его потянули в несколько рук, как куклу из мерзлого короба. Кто-то выругался, грянул басом:

— Да это ж сучий Третий, мать вашу! Гаджо, давай я ему мозги прям здесь вышибу?!

— Отставить! Эй, парень, слышишь меня?

— Побойся Лута, у него добро если не…

Люди не были похожи на людей из Башни. По глаза укрытые шарфами молодые лица, объемные шапки. Сдержанное, живое любопытство, ни страха, ни брезгливости. Один из случайных спасителей наклонился ближе. Оказался не старым, с яркими зелеными глазами, твердыми губами и решительным подбородком. Он-то и спрашивал требовательно, моргая выбеленными морозом ресницами:

— Имя помнишь? Как оказался здесь?

Язык, на котором они сообщались, казался грубоватым и неправильным. Но выразительным. Таким, наверняка, ругаться было — в масть, в масло, сплошное удовольствие.

— Отстаньте от юноши, неужели не видите, он совсем снеговой…

— Джуда, — почти не размыкая губ, простонал черноволосый, — Кракен…

Парни быстро переглянулись.

— Бредит. — Решил за всех зеленоглазый. — В любом случае — на Станцию.

***

Отчего было не попробовать?

Медяна, привычно шипя, что «отец убьет-закопает», шла на риск вместе с ним. Вошло в привычку, в отличку, парню этому она доверяла.

Морока сняли с лежака глухой ночью, в самую прекрасную для приключений пору.

— Я возьму Метелицу.

— Ага. Только иди как можно дальше. Он не должен отвлекаться.

— Не учи ученую, — фыркнула девушка, тишком седлая молочную, с гадким норовом и гладкой шкурой, молоденькую оларшу, — увидимся у Трех Сестриц. Привет!

Выпь вскинул ладонь, прощаясь. Морок вертелся на привязи, нервно плескал крыльями, скалил отменные лунные зубы. У пастуха предвкушающе-приятно ныло в груди. Диких он любил. Не власть, не силу свою над ними выказывать, нет. Любил работать вместе, чувствовать, как рождается между ними то самое чувство уважения, взаимной симпатии, что отлично срабатывало всадника и летуна.